нарушить тишину. Потом оглядел всех собравшихся командиров дивизий и отдельных служб и взял слово:
– Отступление обоих корпусов прекратить! Мы будем делать вид, что отступаем, но продолжат движение только обозы. Русские, уверенные, что инициатива в их руках, увлекутся преследованием и потеряют бдительность. И тогда мы, скрытно перегруппировавшись, ударим им во фланг. Для русских это будет полной неожиданностью. А теперь слушай приказ!
Далее следовали чёткие указания дивизиям Вреде, Друа, Леграна, Валантена, а также артиллеристам.
Ярцев с большим трудом спустился вниз. Гнат, как всегда в подобных ситуациях, вопрошающе смотрел ему в глаза.
– Они готовят нам ловушку, – прошептал Ярцев, тяжело дыша. – Сен-Сир сделает вид, что продолжит отступление, а сам, тайно перегруппировав силы, ударит во фланг.
– И что делать?
– Это решит Витгенштейн, но он должен об этом знать! В общем, поручик Козинкевич, на тебя вся надежда. Придётся тебе сесть в седло.
– Но я…
– Никаких «я»! Это приказ! У меня дела совсем плохи, еле хожу. А больше некому.
– Сколько доведётся скакать?
– Туда и обратно больше часу.
Первоначально Ярцев, чтобы выиграть время, хотел было послать Гната напрямую к полковнику Мещерину, без заезда в больничную избу, где оставался только Алёшка Крутов. Но Ярцев тут же отказался от этой идеи: прямую дорогу, проходящую лесными тропами, Гнат бы не нашёл. А по обычной дороге в обход опасно: навстречу идут французские обозы, у каждого из них охрана – можно нарваться. И тогда дело пропало. Да и Гнат… почти инвалид. Какой из него наездник? Может не выдержать. Дай бог, до избы добраться.
Тем временем Гнат набрался духу:
– Что ж, попробую.
– Надо, голубчик, надо. Задумка Сен-Сира, если он её осуществит, может решить исход сражения.
И Ярцев снова шёпотом пересказал планы французского генерала, о которых только что услышал.
– Словом так, – закончил он, когда они вышли из сарая. – Я сейчас иду к себе и готовлю донесение. Ты зайдёшь через полчаса и заберёшь пакет. Кому и куда его передать и как доехать, я объясню. И да храни тебя, Бог!
К северу от Полоцка, на правом (западном) берегу реки Полоты, впадающей в Двину, находилась деревня Спас. В ней имелись каменная церковь и замок, принадлежавший иезуитам, и множество сараев с массивными каменными стенами. Сараи и амбары на польский манер были окружены рвами и частоколами, а потому представляли небольшие оборонительные рубежи. Невдалеке от деревни лежала Присменица, поместье, состоявшее из деревянных жилых и хозяйственных построек, обнесённых заборами и тоже вполне пригодными для обороны. Именно здесь у русских сосредоточились войска, представляющие левый фланг наступающего корпуса Витгенштейна.
Рано утром Сен-Сир начал готовиться к атаке. Он приказал колонне обозов обоих французских корпусов начать движение на левой стороне Двины за Полоцком, тем самым отвлекая внимание Витгенштейна. В это время основные силы французов скрытно перегруппировались на правом берегу реки и в 5 часов утра под прикрытием 60 орудий пошли в атаку. Вся мощь корпуса Сен-Сира обрушилась на левый фланг русских, которые были застигнуты врасплох. Дивизия баварского генерала Вреде обошла деревню Спас справа и атаковала русский левый фланг. Дивизии Друа и Леграна наступали на Присменицу, а дивизия Валантена обрушилась на центр русских. В первые часы боя французы сломили ожесточённое сопротивление русских войск и заставили их отойти к Присменице.
Много лет спустя, вспоминая об этом сражении, Сен-Сир напишет: «Русские выказали в этом деле непоколебимую храбрость и бесстрашие, каких мало найдётся примеров в войсках других народов. Их батальоны, застигнутые врасплох, разобщённые один от другого, при первой нашей атаке не расстроились и продолжали сражаться, отступая чрезвычайно медленно и обороняясь со всех сторон с таким мужеством, какое свойственно только русским. Они совершали чудеса храбрости, но не могли сдержать одновременного натиска четырёх дивизий».
Но дальнейшее наступление французов захлебнулось, и Сен-Сир перенёс основное направление удара в центр войск Витгенштейна. Дивизии Леграна удалось захватить 7 орудий и взять штурмом Присменицу. Русские войска оказались в критическом положении: если бы французы могли развить свой успех, то отрезали бы им путь к отступлению. Но на правом фланге наступление французов было остановлено. Отряд полковника Ершова нанёс фланговый удар неприятельской кавалерии, обратил её в бегство, ворвался на батарею баварской артиллерии и, перебив расчёт, захватил 2 орудия. В плен чуть было не попал сам Сен-Сир. Лишь прибывший на помощь 6-й армейский корпус французов сумел остановить атаку войск Ершова.
В одном из боёв Витгенштейн был ранен, и русские войска завершали сражение под командованием начальника штаба Довре. Об итогах этого сражения Витгенштейн сообщал императору Александру I:
«Храбрые войска ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, несмотря на превосходное втрое число неприятеля, поражали его везде с обыкновенным мужеством и ожесточением, и неоднократно опрокидывали его батареи и сильные колонны. Глубокая темнота ночи заставила нас пресечь жесточайший и отчаянный бой, после которого неприятель отошёл к своим укреплениям, а я по прежнему моему предположению, оставя там авангард мой, с корпусом перешёл по Себежской дороге в местечко Белое».
Потери русских составили около 5500 человек, французов, по разным оценкам: от 3 до 6 тысяч человек.
Только что, в результате крайне ожесточённого и кровопролитного двухдневного сражения, ОН овладел Смоленском. А тут ещё курьер привёз радостное сообщение о победе Сен-Сира под Полоцком. Он сразу же произвёл Сен-Сира в маршалы. Но настроение было не самое лучшее. Наполеон снова взял в руки сообщение от Сен-Сира. Стоя, перечитал его.
«Ну, почему, почему он не развил наступления? Почему дал русским уйти! Впрочем, Сен-Сир не был бы Сен-Сиром, если бы поступил иначе», – глава Великой армии мысленно разбирал действия своего полководца. План сражения был хорош: создать видимость отступления, вытянув все обозы по Виленскому тракту, и ударить во фланг, что предопределило последующее удачное наступление. А вот развить и закрепить успех не удалось. Витгенштейн отступил, но и Сен-Сир отвёл войска в Полоцк и занялся укреплением своих позиций. В итоге русский корпус не уничтожен, и ОН – Наполеон Бонапарт – вынужден отказаться от активных действий на правом берегу Двины и ограничиться тем, чтобы удерживать этот важный рубеж, не допуская появления русских войск на своих коммуникациях. А уж о наступлении на Петербург остаётся забыть.
Кто-то неслышно вошёл в палатку.
– Это вы, Бертье? – спросил Наполеон, не оборачиваясь.
– Я, Ваше Величество, – откликнулся начальник штаба.
Скрестив руки на груди, Наполеон задумался, потом спросил:
– Что вы думаете относительно донесения Сен-Сира?
Маршал Бертье, приятной внешности, с открытым взглядом, был не только начальником штаба Великой армии. Луи Александр Бертье, князь Невшательский и Ваграмский был ещё и ближайшим соратником и помощником Наполеона, благодаря чему достиг известности и удостоился многочисленных наград. В задачу Бертье входило не одерживать победы, а подготавливать их. Идеи Наполеона, едва намеченные, он быстро схватывал и усваивал. Приказания императора он выполнял с предусмотрительностью и точностью. Он умел ясно представить себе самые сложные движения войск, прекрасно разбирался в топографических картах, быстро и отчётливо подводил итоги разведки. Его память была феноменальной: он помнил наизусть все дивизии, полки и даже батальоны и роты. Его работоспособности мог позавидовать каждый.
– Что я думаю относительно Сен-Сира? – переспросил Бертье. – Мне непонятны его действия. Зачем он отвёл войска к Полоцку? Можно было бы продолжить наступление.
Император Франции, изучающе глядя на своего начальника штаба, негромко произнёс:
– Когда Ганнибал одержал блестящую победу над римлянами при Каннах, ему советовали дать воинам отдых на несколько дней. И только начальник конницы Махарбал настаивал, не теряя ни минуты, пока противник деморализован, идти на Рим. Ганнибал отказался. Тогда раздосадованный Махарбал сказал: «Ты умеешь побеждать, Ганнибал, но пользоваться победой не умеешь». В итоге Рим выжил, а потом усилился. А чем закончил Ганнибал, мы хорошо знаем. Вам, Бертье, это ничего не напоминает?
– Напоминает, Ваше Величество – ситуацию под Полоцком.
– Правильно, Бертье. Сен-Сир тоже умеет побеждать, но не умеет пользоваться результатом победы. – Бонапарт окинул взглядом своего ближайшего соратника и добавил: – Это со временем ему, да и всем нам, может дорого стоить.
– Ох-ох-ох… У вас же нагноение… – покачал головой Витковский. – Ну, зачем же вы, милейший, сели на коня? Я же предписал вам: пять дней осторожная ходьба, лучше с тростью. Где ваша трость?
Донадони-Ярцев, понуря голову, молчал. Хоть Витковский и был своим человеком, далеко не все тайны ему полагалось знать.
– Что ж, готовьтесь потерпеть, – вздохнул Витковский и позвал: – Кристина!
Нагноившуюся рану пришлось вскрывать. Витковский надел врачебный халат, взял в руки кривой нож, протёр рану какой-то пахучей жидкостью. Подошедшая Кристина встала рядом с Ярцевым и держала в руке обрывок бинта, смоченного спиртом. Затем Витковский краем ножа осторожно приблизился к нагноившейся ране… Жгучая боль пронзила тело Ярцева, но он не издал ни звука.
Во время Шведской войны он был дважды ранен: один раз легко, другой… чуть было не дошло до ампутации руки. Вот уж там пришлось терпеть! Особенно, когда лекарь исследовал глубину раны щупом, а после доставал пулю. И всё это в полевых условиях: рядом пальба, громыхают пушки, а у палатки лекаря лежат и стонут такие же, как он, раненые, а то и похуже – с оторванными частями тела.