Яшвиль Лев Михайлович, грузинский князь из рода Иашвили. Мальчиком был определён в артиллерийский кадетский корпус. С тех пор вся его служба связана с артиллерией. Особо отличился в битвах при Прейсиш-Эйлау и Гуттштадте, за что дважды получил золотое оружие.
Каховский Пётр Демьянович, командующий всей кавалерией корпуса. Отличился ещё при взятии Измаила, за что был награждён Золотым крестом. Участвовал в кампаниях 1805–1807 годов против французов, имеет множество наград.
Дибич Иван Иванович, обер-квартирмейстер корпуса. В сражении под Аустерлицем был ранен в правую руку. Но, перевязав рану платком, взял шпагу в левую и оставался при своей роте до конца битвы. Награждён золотой шпагой с надписью «За храбрость».
Гамен Алексей Юрьевич. Задержал подход корпуса Макдональда, шедшего для объединения с корпусом Удино. В первом сражении за Полоцк сражался с 10 утра до ночи. После нескольких контузий без сознания унесён солдатами с поля боя. Сейчас снова в строю, хоть и не совсем оправился от ран.
Балк Михаил Дмитриевич. В сражении при Клястицах достойно командовал частью кавалерии, а в ходе первого сражения за Полоцк уже командовал всей кавалерией корпуса, сменив раненого Каховского. Ранее, в боях при Фридлянде, был тяжело ранен в голову. До сих пор страдает головными болями, но остаётся в строю.
Бегичев Иван Матвеевич, дежурный генерал корпуса. В прошлом не только отличный артиллерист, отличившийся при штурме Измаила, но и промышленник, инженер. Был начальником Казанского и Охтинского заводов в Петербурге. Один из тех, кто создавал Петербургское ополчение.
Новак Иван Иванович, артиллерист, участник битвы при Прейсиш-Эйлау и русско-турецких войн. В начале 1812 года командовал Петербургским артиллерийским округом. В корпус пришёл во главе Новгородского ополчения.
И, наконец, Штейнгель Фаддей Фёдорович. Участник русско-прусско-французской войны 1805–1807 годов, а также Шведской войны. В феврале 1810 года назначен губернатором Финляндии и корпусным командиром в этом крае. Вовремя подоспел его корпус. Жаль, очень жаль, что Штейнгеля нет на военном совете. Болен, но должен со дня на день встать в строй.
…Довре закончил свой доклад. Были вопросы. Потом каждый из членов военного совета выступил, высказывая своё мнение. Настало время командующему корпусом взять заключительное слово. «С такими генералами я выиграю сражение!» – прошептал самому себе Витгенштейн и бодро поднялся со стула.
На Полоцк Витгенштейн решил наступать обходным манёвром, переправив большую часть войск через Западную Двину выше города. Остальная часть русских войск должна была двигаться севернее Полоцка и этим движением отвлечь французов от обходного манёвра. Как только французы будут отброшены на юго-запад, в наступление должен пойти Финляндский корпус Штейнгеля.
Витгенштейн начал наступление 5 октября, после того как отряд генерала Алексеева накануне одержал победу над дивизией Мэзона в авангардном бою у селения Козяны. Колонна генерала Берга, основная ударная сила корпуса, начала обходной манёвр, стремясь выйти к городу с востока. Прямо к городу подходила колонна генерала Яшвиля, но её численность была всего 11 тысяч человек – явно недостаточно для фронтальной атаки, поскольку за месяц затишья Полоцк был хорошо укреплён.
Авангард корпуса Штейнгеля оттеснил Баварскую бригаду Штреля из городка Дисны и подходил к Полоцку. Ожидая скорого подхода Финляндского корпуса, Витгенштейн начал атаку. Первый день боёв был отмечен крайней несогласованностью между действиями войск Берга и Яшвиля. Несколько раз Берг начинал фланговую атаку, ожидая поддержки Яшвиля, но был остановлен огнём артиллерии. Сен-Сир в ходе первого дня боёв дважды контратаковал колонну Берга, но оба раза был отбит. Ближе к вечеру в атаку наконец перешла колонна Яшвиля, но к этому времени Берг уже вернулся на исходную позицию, и наступление захлебнулось. К концу первого дня боёв русские войска не добились никаких успехов, но и Сен-Сир не смог оттеснить их окончательно.
На следующий день боевые действия возобновились, но велись очень вяло, главным образом из-за того, что Витгенштейн ожидал наступления всего Финляндского корпуса. Но к вечеру к месту сражения прибыл лишь небольшой авангард Штейнгеля, а основные войска его корпуса остановились в 12 км позади авангарда, на реке Ушач.
Окончательное продвижение корпуса Штейнгеля было остановлено в 16 часов, когда его авангард был контратакован тремя французскими полками. Но вскоре над ними нависла угроза окружения, и французы решили отступить. Витгенштейн заметил этот манёвр и приказал войскам, несмотря на приближение темноты, начать наступление. На сей раз войска действовали слаженно: Берг и Яшвиль пошли в атаку одновременно. Около 2 часов ночи русские войска ворвались в Полоцк. Но в городе осталась лишь небольшая часть войск Сен-Сира, основная часть успела переправиться через Западную Двину и поджечь мосты.
Сен-Сир делал всё возможное, чтобы удержать город, но в ходе первого дня боёв был тяжело ранен пулей в ногу, и прямо на поле сражения перенёс сложную хирургическую операцию, после чего вынужден был передать командование генералу Вреде. Сожжённые деревянные мосты на некоторое время задержали наступление русских войск, но вскоре были наведены понтонные мосты, и наступление продолжилось. Вскоре город был взят. 1-й пехотный корпус генерала Витгенштейна, а точнее – уже армия, свою задачу выполнил[3].
Второе Полоцкое сражение произошло в дни выхода французов из Москвы и Тарутинского боя. Результаты боя при Тарутино имели важное моральное значение, но его нельзя было назвать победой в полном военном смысле. Сражение же за Полоцк было явной и очевидной победой русского оружия. С этого момента русские войска перешли в наступление, а внимание Наполеона снова оказалось приковано к второстепенному театру боевых действий, поскольку успех Витгенштейна ставил под угрозу окружения главные силы Наполеона, которые в эти дни спешно начали покидать Москву.
Потери французов составили около 7 тысяч человек, в том числе 2 тысячи пленных; потери русских – около 8 тысяч.
По утру русские войска торжественно вошли в Полоцк, но так как горд был совершенно разорён и завален трупами, Витгенштейн приказал вывести войска в лагерь, который прежде занимали французы, и расположиться на биваках.
На следующее утро в городском соборе было совершено благодарственное молебствие о победе и панихида по убитым. Едва лишь затих гул торжественных выстрелов, как прибыл из Петербурга курьер с рескриптом, который по высочайшей воле было предоставлено распечатать Витгенштейну «не прежде как по взятии Полоцка». Использовав такое право, главнокомандующий русскими войсками генерал-лейтенант граф Витгенштейн Пётр Христианович узнал о возведении его в чин генерала от кавалерии.
Полоцк догорал. Некоторые дома ещё дымились, другие были опустошены; крыши прострелены ядрами; окна большей частью выбиты. Храмы представляли собой жалкое зрелище, а обгоревшие деревья напоминали каких-то сказочных чудовищ.
Дом Еремея сгорел, осталась нетронутой только печь, на которой Еремей ещё недавно готовил кашу. Но каменный особняк доктора Витковского огонь пощадил. Лишь чёрный дым, слегка клубясь, выходил из окон. Ярцев, с трудом пробравшись через развалины, останки брошенных пушек и лежащие на земле трупы, остановился в отдалении. Угрюмо смотрел он на дом, который часто посещал. На сердце было неспокойно за Кристину и её отца. Но внутреннее чувство подсказывало, что они живы, потому что доктор Витковский наверняка догадывался, слышал, что будет сражение и заблаговременно эвакуировал свою семью. Вот только куда?
Стоп! Как куда? Скорее всего, в больничную избу!
Ярцев снова с трудом пробрался через развалины и пепелища и быстрым шагом, насколько мог, направился к биваку, который находился за городом.
Спросив у Гогнидзе разрешения отлучиться на полдня, он вскочил на коня и помчался по знакомой дороге в сторону больничной избы.
На обширной территории вокруг больничной избы был разводной госпиталь. В палатках, пропитанных от дождя воском, кипела работа. Там резали, пилили, зашивали. В те времена единственным противошоковым средством была водка, которой поили раненых перед операциями; анестезии и антисептиков медицина ещё не знала. Поэтому всё, происходящее в палатках, сопровождалось душераздирающими криками и стонами. Рядом с палатками в беспорядке стояли аптечные повозки, лазаретные кареты и телеги. В телегах доставляли с поля боя раненых. Многие прибывали в госпиталь со страшными ранами в грудь и живот, с раздробленными костями. Иные даже доставлялись без перевязки. В результате у них возникала гангрена (Антонов огонь), а в ранах заводились черви. Всех мучила жажда.
А на земле… Сколько тел! Сколько потоков крови – лужи крови не иссыхали! Разбитые головы, оторванные руки и ноги. Те, которые несли раненых, все были в крови своих боевых товарищей. Если бы не запах варева, исходящего из большого котла на огне, запах крови чувствовался бы повсюду.
Доктора Витковского Ярцев заметил сразу. Он и штаб-лекарь ходили от одной палатки к другой. Штаб-лекарь, небольшого роста, с крепкими руками, часто жестикулировал, что-то объяснял. Белый халат его был весь в крови.
– Здравствуйте, пан Витковский.
Увидев Ярцева, теперь уже в форме русского офицера, Витковский растерялся. Лишь слабая улыбка появилась на его благородном лице. Казалось, он хотел перенестись в другой мир – далёкий от мира раненых, стонущих и умирающих. Он выглядел очень уставшим.
– Матка боска… – прошептал он и потом уже громче: – Именно таким я вас и представлял.
Штаб-лекарь подозрительно посмотрел на Ярцева, как бы говоря: «Что ты тут хаживаешь, здоровый, с целыми руками и ногами? Шёл бы куда подальше, не мешал работать». Витковский словно понял молчаливый намёк коллеги, хоть он и не относился к нему: