— Ингмар — дьявол, — хрипловато сообщила она.
Так. А Бу, выходит, юный антихрист? Знакомый сюжет. Смотрели — и неоднократно.
— Тем более.
— Я серьёзно. Мы не знаем, чего от него ждать. А Стас… Мне кажется, он как раз хотел уберечь Бу от Ингмара. Забрал, привёз домой…
Да-да, конечно. И долго выманивал супругу на прогулку, оставив дома спящего сына. В аккурат перед первой попыткой взлома.
— Что вам ещё сообщил Ингмар?
Массу интереснейших вещей. Что у дьяволов редко бывают дети. Что крылья у них только в молодости, а в зрелом возрасте отпадают. Что Бу пожелал папиного возвращения — вот папа и вернулся. В лице Ингмара.
Затем бескрылый дьявол выкатывается в кресле из-за стола. Мать с сыном видят пресловутую девушку на четвереньках, бегущую вровень с колесом, и это настолько их пугает, что Аська сгребает Бу в охапку и наконец-то кидается наутёк. Выскочив из кабинета, ухитряется заблудиться, попадает в тёмный компьютерный зал, разгороженный на клетушки, и неожиданно видит за одним из мониторов привидение Гульки…
— Минутку, — устало попросил я. — Что за Гулька?
— Подруга. Мы работали в одном отделе…
— Тогда ещё минутку…
Просмотрел список жертв пожара.
— Гуля Кургельдыева?
— Да.
Ну вот. Поздравляю вас с новым фигурантом. Постоянное место работы — интернет-компания «Шарм», информационный отдел. Сослуживицы. Чёрт знает что такое!
— Примите мои соболезнования, но… при чём тут…
— При всём. Когда в отдел принесли торт… Ну, вы помните…
— Помню, помню… Ваше первое желание?
— Да. Гуля как-то странно на меня посмотрела и сказала: «Не увлекайся мороженым, мать…»
— Так. Что ещё?
— Попросилась переночевать. Позже… по телефону…
— В тот же день попросилась? Я имею в виду, в тот день, когда объявился Стас?
— Да. Но так и не пришла. Я ей звонила — никто не отозвался. И вдруг вижу её… там… Она тоже им задолжала. Раньше меня.
— Задолжала — в денежном смысле?
— Нет. В смысле поручений. Как я.
— А им — это Ингмару?
Угрюмое утвердительное молчание. Почти враждебное.
— Анна Владимировна, боюсь, вы ищете тайный смысл там, где его нет. Да, подрабатывала ваша подруга в «Солнечном храме»…
— Лицо… — тихонько вымолвила она, и светлые, как бы заплаканные глаза её стали незрячи. — У неё от лица ничего не осталось… Бумажная маска…
— Ну а что бы вы хотели? — осторожно попробовал я урезонить свидетельницу. — Тёмное помещение. Человек сидит за монитором. Естественно, у него бледная маска вместо лица… Она что-нибудь вам сказала?
— Сказала: «Беги, дура…»
Мудрый совет.
— И вы побежали?
Побежала. Таща за руку сына, добралась до холла — и там из лифта навстречу ей выкатился в коляске Ингмар. Великий и ужасный. Снова попробовал применить свой цыганский гипноз, но не преуспел. Впервые. Вместо того, чтобы подчиниться и подойти с покорностью к своему хозяину, Анна Владимировна Чебурахина заслонила собою сына и, выхватив из-за пояса юбки наган, начала палить в Ингмара, представлявшегося ей в ту минуту сгустком адского пламени.
Разрядив барабан, выбралась (никем, представьте, не остановленная) из здания, доволокла сына до ворот, после чего последовал взрыв бытового газа.
Такая вот жуть.
— Анна Владимировна, — участливо спросил я. — Вы в самом деле мало что помните о вашей первой встрече с Ингмаром?
— Практически ничего. Наверное, он дал установку забыть…
Я открыл ящик стола и достал оттуда лазерный диск.
— Что это? — спросила она.
Я молчал.
— Неужели… — Голос Анны Владимировны сошёл на шёпот. — Видеозапись?…
Я скорбно смотрел ей в глаза.
— Какая сволочь… — обречённо выдохнула она. Помолчала, брезгливо кривя губы. — Только, пожалуйста… Костику…
— Ни слова, — заверил я. — Отдать я вам это не могу, но ручаюсь, что записи не всплывут ни при каких обстоятельствах… Да, и ответная просьба: мне бы хотелось довести это дело до конца в более или менее спокойной обстановке. Поэтому, если вдруг к вам полезут журналисты… насчёт певца, насчёт Порфирьева…
— В шею! — решительно выдохнула она.
— Вот и славно, — сказал я, снова отправляя диск в ящик стола, где тот пылился с незапамятных пор. Чёрт его знает, что там на самом деле было записано. Всё собирался выкинуть — ан пригодился.
Расстались без обид. Вызвал машину, велел доставить домой. Штукарю Костику позвонил в тот же день, попросил завтра зайти. Отважный спасатель явился на полчаса раньше назначенного. Чтоб они так всегда приезжали! До, а не после.
— Ты что ж творишь, мужик? — прямо спросил я его. — Что за приколы? Какие тебе, к чёрту, зомби в прокуратуре?
— Сергей Николаевич! — истово отвечал он, а рожа у самого так и норовила расползтись в улыбке. — Виноват! Казните! Но вреда-то я, согласитесь, никому не причинил…
— А если б свихнулась? Баба и так на пределе была! Да и сейчас тоже с подвывихом… Кто такой Антон?
— Старый знакомый.
— Бывший оперативник?
— Да упаси боже! Звукооператор на радио. Просто внешность у него такая… соответствующая.
— Тогда давай рассказывай. С чего всё началось?
Началось со студенчества. Отслужив в армии и поработав в Арктике, Константин Кременчук поступил на факультет журналистики, где сразу же безоглядно влюбился в сокурсницу Аську Чебурахину. Робел. До четвёртого курса не знал, с какого бока к ней подъехать. А пока телился, Чебурашку увели. Причём, кто? Наглец и болтун Стас Громыко! Костик был настолько потрясён, что бросил институт, заявив, что разочаровался в журналистике, и, пометавшись по разным работам, нашёл наконец своё место в региональном поисково-спасательном отряде МЧС.
Романтик. Однолюб. Птица редкая. Каждый год поздравлял Аську с днём рождения — открытку присылал.
И вдруг позвала! Просит о помощи. Что-то стряслось со Стасом. Погиб — и звонит с того света. Не зря чуяло Костиково сердце, что доиграется когда-нибудь Стас, ох, доиграется…
— То есть ты сразу понял, что это мистификация?
Костик посмотрел на меня с недоумением.
— А что же ещё? Раз позвонил — значит, не помер.
— Логично. А дальше ты что отколол?
— Что я отколол? Посоветовал пойти в прокуратуру, всё рассказать. Дверные замки сменить помог…
— А Антон? А переход на нелегальное положение? Вместо того, чтобы успокоить женщину, ты давай на неё страху нагонять. Мало ей было страхов?
Приуныл, покряхтел.
— Так а что оставалось делать? Последний шанс…
Да, конечно. Где ещё можно остаться наедине с любимой, как не на конспиративной квартире? Не иначе пробки от радости перегорели. Приятный мужик, на психа вроде не похож… Вот ведь что любовь с людьми-то делает!
Три дня пребывания в подполье неумелый ухажёр занимался тем же самым, чем занимался четыре года в институте, а именно — робел и от робости громоздил одну глупость на другую: то наган подарит, то краску для волос принесёт. На четвёртый день пришёл в отчаяние и ляпнул по наитию, что следователь Порфирьев на самом деле мартовский утопленник.
Представьте, помогло. Жутко, зябко, муж с того света достаёт, под окнами безымянный ужас шастает, зомби ходят. Поневоле захочется к кому-то прижаться.
Прижалась! И очумевший от счастья Константин понимает, что успех надо развивать. Узнав из ночных откровений Аськи о «Солнечном храме», он выбирается в санузел, откуда шлёт эсэмэску звукооператору Антону. Тот спросонья пишет в домашних условиях махонькую радиопьесу и запускает в эфир. Точнее, на секретный телефон незасвеченной явки. Костик, будто бы невзначай, нажимает кнопку громкой связи — и Аська всё слышит…
Как говаривала моя бабушка, таких не рожают, а высиживают.
— Кто такой Фёдор?
— Так… Городской дурачок. Вообразил себя анархистом…
— Это не он на «газоне плача» торговал? Бакуниным, Махно.
— Он.
— Что за хрень с выстрелами?
А с выстрелами, как выясняется, хрень такая: доставив Аську с сыном к Фёдору (через весь город, среди ночи!), отважный спасатель тихонько договаривается с анархистом-теоретиком о том, чтобы тот, высаживая беглецов, пальнул в него (в Костика) пару раз холостыми.
— Зачем?
Тут психология. Увидев Костика тяжко раненым, Аська, по идее, должна полюбить его окончательно и навсегда. Ну не дурь?
Дурь-то дурь, но ведь сработало, как ни странно…
— И Аська потом ничего не заподозрила? Стрелять — стреляли, а где шрамы?
— Да шрамов-то у меня полно. Выбирай любой…
— А как так вышло, что Фёдор остановил машину в точности напротив «Солнечного храма»?
— Это я бы и сам хотел узнать.
— Вы что, с тех пор с Фёдором не встречались?
— Нет.
— Почему?
— Боюсь, морду ему набью при встрече.
— Полагаешь, он это сделал умышленно?
Усмехнулся:
— Есть другие варианты? Подвёз к самому входу, а там этот ваш… Порфирьев…
— Какой же он наш? Он из прокуратуры…
— Ну из прокуратуры…
— То есть дальше всё происходило без тебя… Эсэмэски, как я понимаю, тоже никакой не было?
— Эсэмэски?
— «Горите вы синим пламенем!»
Чем дальше беседовал со мной мужественный и несгибаемый спасатель Костик, тем большую он ощущал неловкость. Это было заметно невооружённым глазом. Примерно так, протрезвев, вспоминаешь собственные вчерашние выходки.
— Да не было, конечно…
Я потёр подбородок.
— Что ж, поздравляю. Охмурил в рамках законности… А, нет! С наганом ты, Костик, подставился.
— Он травматический.
— Хотя бы и травматический. Покупается по разрешению, в другие руки не передаётся…
Костик повеселел вновь.
— Так а я что, против? — сказал он. — Изымайте, штрафуйте. Срок мне за это, если светит, то условный…
Настолько был счастлив в личной жизни, что и не напугаешь его ничем. Впрочем вскоре на мужественное чело спасателя набежала лёгкая тучка.