— Если вас не затруднит, — сказал я, и ещё одна десятка испарилась в воздухе.
Мои сбережения таяли, и вряд ли кто мне их компенсирует, подумал я.
— Пройдите за мной…
Мы прошли куда-то в левый край зала и нырнули за тяжёлую бордовую портьеру, за которой оказалась массивная дверь кабинета с диваном, двумя креслами, сервированным столом и шестью стульями с высокими спинками.
Об этом кабинете я в своё время прочитал столько оперативных сообщений, что знал даже любимое меню Эндрю. Контора писала исправно и информировала Центр, Центр информировал ЦК, но там информация ложилась под сукно в кабинете Яковлева. В моём времени Эндрю даже заезжал в запрещенные зоны и его ловили там раза три и наконец-то запретили въезд в СССР. Однако в 90-том году он приехал в Вильнюс и организовал раздачу стрелкового оружия, гранат и «коктейлей молотова».
Паролей Эндрю не использовал. Зарубежные эмиссары приезжали часто, контролируя расходование запрошенных денег, но Эндрю их, не церемонясь, выпроваживал быстро, представляя штаб специальной группы «действия». Так инициаторы переводили название Саюдис, а не «движение».
Пока я листал меню, заглянул официант.
— Воды минеральной, пожалуйста, — попросил я.
— У нас есть «Боржом» и «Кишинёвская».
Я улыбнулся.
— Холодные?
Официант кивнул.
— Несите обе, я всё равно ничего в их не понимаю. У вас же нет простой бутилированной воды?
— Нет. А разве такая бывает? — Удивился официант. — Мы пьём из-под крана, или кипячёную.
— Горячую?
— Охлаждённую. Можно добавить лёд.
— А лёд вы из чего морозите?
— Из кипячёной.
— Несите всё.
Официант вполне сносно говорил по-английски, а я, наконец-то, «развязал» свой язык.
«Боржом» был, как «боржом», но я лишь коснулся стакана, пригубив «незнакомый» напиток. Зато Кишинёвская вода, и вправду мне не знакомая, была настолько солёной, что я сразу отставил стакан в сторону, а официанта спросил:
— Это морская?
На что тот заулыбался.
— Нет, что вы. Вода лечебная. Очень полезна для пищеварения, — сказал официант и показал пальцем на свой зад.
— Да? — Усмехнулся я. — Тогда я, пожалуй, захвачу пару бутылок с собой. Что с Эндрю?
— Позвонили. Он идёт. Просил подождать.
— Хорошо, — сказал я, отпивая «Боржом».
Проникнуть в их штаб восстания было практически не возможно. Ак сообщали агенты и оперативники, пикеты стояли через каждые пять метров. Вход в ДОСААФ находился со двора этого же здания, и из него через несколько квартир шёл тайный переход в подсобку ресторана.
О нём комитетчики узнали только в девяностом году, когда штурмом взяли помещения ДОСААФа. К тому времени уже опустевшее. Зато в ресторане вдруг появились человек двадцать гостей, отмечающих какое-то событие. Поэтому мне и пришла в голову мысль разыграть роль очередного контролёра и вызвав Эндрю сюда. А потом с его помощью попасть в штаб. Ну, или, если он меня никуда не поведёт, просто убрать его.
Я не комплексовал. Убрать Эндрю Эйва для меня по значимости было, как убить Гитлера, или, скорее, Отто Скорцени. Эйва был инструктором многих антикоммунистических движений не только в Афганистане, но и помогал диссидентам на Украине и Кубе, в Польше, и в Тибете, Курдистане, Лаосе, Анголе и на индонезийском острове Суматра. То есть — везде, где поднимал голову коммунизм. И сколько погибло уже и погибнет ещё, — вряд ли кто сосчитает. Но по моим прикидкам выходило что-то около ста тысяч человек минимум.
Минут через двадцать зашёл администратор.
— Мистер Эйва сообщил, что задерживается, и просит за это прощения, господин Смит.
Я обдумал его слова и поднялся из кресла.
— Передайте мистеру Эдвину, что не очень правильно с его стороны заставлять меня так долго ждать. Я, пожалуй, пойду. Прошу передать ему мою карточку. Пусть свяжется со мной завтра.
Я вынул из портмоне пятьдесят фунтов и положил на стол и шагнул к открытой двери. Это был мой последний козырь. Ни один оперативник не затратит и цента без пользы, а в положенной мной на стол купюре пользы не было. Что бы я написал в финансовом отчёте?
Поправив причёску в зеркале, висевшем рядом с дверью, я шагнул к выходу, но столкнулся с человеком, чьё фото я выучил досконально. Их было не так уж и много даже в двухтысячные, когда Эндрю занимался различной общественной деятельностью.
На меня внимательно и осторожно смотрели карие, почти чёрные, глаза, расположенные на треугольном лице с коротко стриженной бородой и усами. Короткие волосы головы, постриженные на американский военный манер, открывали средний лоб. Сам он был коренаст и длиннорук. Когда-то он слыл хорошим боксёром.
— Чем могу служить? Кто вы? Мы с вами договаривались о встрече? — Он сходу навалился на меня с вопросами.
Я посмотрел на него внимательно, но спокойно.
— Проверяетесь? Понимаю. Я Джон Смит. — Я тронул клапан своей сумки и выдернул своё старое, закатанное в пластик, пилотское удостоверение. — Вот моя карточка.
Эндрю впился в неё глазами.
— Пилот-испытатель? Фонтенбло? — Удивился он и на мгновение задумался. — Ах, да… Понятно. Цель визита?
Он вернул мне документ.
— Определиться с обстановкой.
— Зря вы сюда приехали именно сейчас. Тут вот-вот по-настоящему рванёт.
— Вы об этом говорите уже два года. И стращаете наших старичков постоянно вашими «вот-вот».
— Поэтому послали вас? Капитана? Бесстрашного лётчика-испытателя? Только здесь, милый мальчик, сейчас по-настоящему жарко. Когда вы прилетели?
— Я на машине. Некоторое время назад.
— Вот! Значит знаете!
— Эндрю, давайте соблюдать ритуал. Вы меня представляете повстанцам, я произношу короткую зажигательную речь: «Заграница Вам поможет!», и я поехал. С вами всё ясно. Путь ваш верен, шаг уверен.
По-английски, это звучало красиво: Your path is right, your step is sure. Мне нравилась эта фраза, ставшая для меня своего рода девизом. А в голове у меня звучала другая, из «Двенадцати стульев»: «Мамаша, пойдёмте в закрома».
[1] Ландсбергис Витаутас Витаутасович — В июне 1988 года был избран в инициативную группу Саюдиса. В марте 1989 года избран народным депутатом СССР и участвовал в Съезде народных депутатов. Инициировал на съезде народных депутатов СССР депутатский запрос по правовой оценке пакта Молотова — Риббентропа.
[2] Прунскене Казимиира Дануте — одна из главных разработчиков концепции экономической самостоятельности Литовской ССР и одна из основателей Саюдиса — Литовского Движения за перестройку, входила в его инициативную группу и Совет сейма.
[3] Яковлев Александр Николаевич — советский и российский политический деятель, публицист, учёный-американист, доктор исторических наук, академик РАН, один из главных идеологов, «архитекторов» перестройки.
[4] Спасибо, я сам.
Глава 6
Путь до «штаба революционеров» пролегал через четыре квартиры, а в них сквозь три больших и один совсем маленький шифоньеры. Наконец, после условного стука, мой проводник открыл металлическую дверь, оказавшуюся толстой и массивной, и мы «вынырнули» из большого стального сейфа.
Комнатка, где мы оказались, была совсем крохотной и, судя по полкам с папками, являлась архивом. Из неё мы вышли в другую, а потом в третью. В этой комнате находились люди. Они сидели за длинным столом, накрытым зелёным сукном и о чём-то мирно беседовали. Не хватало самовара, чашек и бубликов для создания картины беспечности и умиротворения.
Однако на столе в центре лежали горками брикеты пластида обёрнутые полиэтиленовой плёнкой, провода и радиодетали. Чуть в стороне лежали готовые изделия и корпуса будущих СВУ[1] — чемоданы разных размеров: от маленьких офисных «дипломатов», до «обычных» вещевых; и разной изношенности.
— Внимание, господа! — Чуть усилив голос, обратился к «заседавшим» Эндрю по-русски. — Знакомьтесь, — это наш партнёр из Лондона. Господин Смит представляет крупную корпорацию, спонсирующую наше движение. Прибыл, чтобы поддержать наш дух и волю к победе, гарантируя международную поддержку.
Все приостановили свою работу.
— Не стану вас на долго отвлекать, господа борцы за независимость. Путь ваш верен, шаг уверен, — снова повторил я, но уже, как и Эндрю, по-русски. — Заграница вам поможет.
Я чувствовал себя Остапом Бэндером. Но это не я их охмурял, а они сами выбрали свой путь, который они сами считали верным. И не нужны им были мои слова. Деньги, деньги и деньги. Вот что им требовалось. А желающих за деньги помочь было и ближе к Литве хоть отбавляй. Один французский легион присылал, как мне было известно, до пятисот бойцов и более двадцати снайперов и в Литву, и в Грузию, и в другие наши республики.
— Оружие тут есть? — Спросил я озабочено. — Детонаторы?
— У меня большой опыт организации подобных производств, — усмехнулся он. — Безопасность превыше всего. Личная — первична. У вас хороший русский. Пройдёмте дальше.
Он двинулся к двери, а я потянул на себя «молнию» на сумке и, достав «Вал», выстрелил ему в затылок. Потом обернулся к «трудящимся», и в быстром темпе пройдя вдоль стола, отработал ещё восемь целей, попутно сменив магазин. Я целился не в голову, поэтому промахов не было. Некоторым контрольные выстрелы не потребовались.
Дозарядив обоймы, я открыл дверь в другую комнату и мне в ноздри ударило керосином. Здесь у повстанцев находился цех по изготовлению зажигательных взрывных устройств. Пять человек сидело по разным углам и каждый выполнял свою операцию, перенося заготовку с места на место.
На меня они почти не обратили внимание. Их взоры были затуманены испарениями.
В «том времени» штурм штаба произвели тогда, когда здесь остался только запах керосина, а си-четыре запаха не оставлял. Через некоторое время в советских солдат и спецназ полетели бутылки с зажигательной смесью и самодельные гранаты.
Я прикрыл дверью разгорающийся пожар, обыскал тела «взрывотехников» и тело Эндрю, собрав документы. У всех имелись паспорта, которые едва влезли в мою сумку.