Завершающий сюжет, как антитеза предыдущему, рассказывал о торжестве немецкого оперного искусства (чуть не сказал – духа, немецкого духа) и восстановлении на сцене Рижского театра оперы Вагнера «Летучий Голландец». Художественный руководитель – дородная импозантная дама, в прошлом примадонна и обладательница меццо-сопрано, давала комментарий по поводу надвигающейся премьеры, отметив, что спектакль занимает особое место в их репертуаре, поскольку опера напрямую связана с Ригой. Как утверждают, знатоки и биографы Рихарда Вагнера, именно впечатления от бури, настигшей парусник, на котором летом 1839 года 26-летний капельмейстер рижского городского театра, спасаясь от кредиторов, отплыл из Риги, явился импульсом к созданию оперы. Второй нюанс – воссозданный спектакль подготовлен специально к приезду Адольфа Гитлера в Ригу, что делает честь театру и всему коллективу, и прочие дежурные словеса в адрес партийных бонз… В момент упоминания фюрера в зале вновь раздались смешки, после чего последовали аплодисменты – терпение зрителей иссякло, они заждались большого кино.
«Трое на снегу» оказался веселым, беззаботным фильмом – этакая «Золушка» наоборот, в том смысле, что в качестве «Золушки» выступает молодой автомеханик с голубыми глазами, а в роли «принца»… впрочем, не буду пересказывать сюжет, кому интересно, пусть сам посмотрит. Но что самое невероятное – я даже не понимаю, как подобное кино сняли в тоталитарном Третьем рейхе? В фильме ни разу за все полтора часа на экране не промелькнул ни один из нацистских символов, даже отдаленно, к примеру, на кокарде фуражки какого-нибудь госслужащего или военного – ничего. Такое чувство, что картина снималась не в родных для нацистов германских Альпах, а где-то в исконно нейтральных швейцарских – где тут нацистская цензура, где Министерство пропаганды Третьего рейха? – совсем нюх потеряли что ли? Еще раз повторюсь, что у меня нет никакого желания пересказывать сюжет, только скажу о главном отличии между фильмами, условно говоря, «альтернативным» и «реальным». Это довольно забавно: охранителем главного героя Отто Тоблера, владельца «заводов, пароходов и…» – сноровистого дельца и завзятого авантюриста – в реальном варианте был негр – профессиональный боксер, оставивший ринг ради контракта с Тоблером, а в альтернативном – японец-каратист. Добавлю, что я пересмотрел фильм «Трое на снегу», вернувшись домой после калейдоскопа невероятных и опасных приключений… Пересмотрел не сразу, поскольку прибыл ОТТУДА в весьма разобранном состоянии, благо, что вообще остался живой, если б вышло по-другому, то я сейчас не вел бы этот разговор. Так вот, однажды, когда пришел в норму и на меня наплыло соответствующее настроение, я разыскал фильм на одной из полок дядюшкиной домашней фильмотеки, но прежде чем заправить диск в чрево плеера, прочитал аннотацию и опять подивился синхроничному совпадению: режиссером картины был Альфред Форер, тот самый, который девятью годами ранее снял фильм «Верная Рука – друг индейцев», оставивший яркие детские впечатления у Шульца – он и не подозревал о том, что это работы одного и того же режиссера. Вестерн, к слову сказать, так же находился в коллекции дядюшки… А «Трое на снегу» я тогда пересмотрел буквально со слезами на глазах – а как иначе? – после всего пережитого и после произошедшего с Шульцем…
Не могу не упомянуть еще об одном совпадении. Тоже синхроничном. Прямо-таки сериальном… Придется все же немного раскрыть сюжетные перипетии фильма о приключениях Отто Тоблера в альпийском отеле «Хохтигуль». Чтобы исключить излишнее внимание администрации гостиницы к своей персоне, он отправляется на отдых инкогнито – под личиной бедного парикмахера… Шульце. Да, согласен, фамилия чуть-чуть другая, но, безусловно, созвучная, я, помнится, изумился двойному совпадению за столь короткий промежуток времени – Шульц в квартире, а Шульце – в кинокартине.
Вдоволь насмеявшись, мы вышли на улицу после сеанса, и я, помнится, спросил у Шульца, откуда пошло его прозвище. Оказалось, что в детстве, как и многие советские мальчишки, он взахлеб зачитывался книжками про индейцев, а в фаворитах у него значился не Майн Рид или Фенимор Купер, а совсем другой западный писатель – Джеймс Шульц, прославившийся тем, что суровую северо-американскую индейскую жизнь знал не понаслышке – в молодости он много лет провел в вигвамах индейского племени. Вместе с черноногими охотился на бизонов и даже не на жизнь, а на смерть сражался с их заклятыми врагами – индейцами из племени кроу, его жена была индианкой, и сам он стал индейцем – хоть и не по крови, а по духу – это уж точно! Обо всем автор впоследствии достоверно написал в своей замечательной прозе. Томик из серии «Библиотека приключений» «Ошибка Одинокого Бизона», подаренный матерью за успешное окончание четвертого класса, стал первой книгой Шульца, прочитанной Илюшей Шпилькиным. Сборник повестей, написанных от первого лица, захватил его с первых строк, малец ее «проглотил» за два дня, читал и перечитывал, не расставаясь с книгой до конца лета, изучая индейские быт и нравы… В школе, само собой, прожужжал уши одноклассникам – все Шульц да Шульц, абсолютно неведомый его сверстникам, вот и стали называть мальчишку чудным прозвищем.
Мы было собрались идти к саду Верманес, чтобы там немного прогуляться, но потом передумали и вернулись назад. Уже подходя к бульвару Адольфа Гитлера мы услышали суматошные детские крики, доносившиеся из-за угла: «Мумия!.. мумия!.. мумия!..» Потом увидели бегущую оттуда ватагу возбужденных мальчишек, вывернувших на улицу Элизабетес прямо навстречу нам – они вдруг остановились у перекрестка и весело подпрыгивая, продолжали громко вызывать «мумифицированного мертвяка». Он не замедлил появиться под неуемный вой полицейских сирен – мимо нас на приличной скорости по направлению к памятнику епископа Альберта пронеслась кавалькада черных «мерседесов» с полоскавшимися на ветру нацистскими флажками. По-видимому, у фюрера завершилась громкая презентация двухтомника.
Нас, кстати, перестало раздражать обилие знамен с паукастой свастикой. Можно сказать, что мы их уже в упор не замечали – человек ко всему привыкает. И достаточно быстро. Вдруг мой приятель остановился и, задрав голову, стал рассматривать верхушку железобетонной высотки, стоявшей прямо перед нами, на крыше которой алела вывеска на немецком «Гостиница Ливония».
– Невероятно! – воскликнул Шульц.
– Что именно? – с кой-каким испугом спросил я.
– Да эта гостиница! В моем времени – ее уже три года строят, никак достроить не могут, – посетовал Шульц по поводу известного рижского долгостроя советского времени, – а здесь стоит готовенькая и, судя по всему, уже давно функционирует… во немцы – дают!
Пока он рассматривал здание, я вспомнил, что видел эту гостиницу, но под именем «Латвия», стоявшую метрах в трехстах от Памятника Свободы, когда дожидался профессора Шпилькина у ленты Мебиуса. И тут же память преподнесла информацию, попавшую на глаза в интернете, когда я собирался в Ригу и по-быстрому знакомился с городом. Я немедля озвучил свои познания приятелю – не все же ему читать лекции по истории!
– После того, как целый квартал деревянных домов снесли, начали строить здание в 69-м, на твоих глазах все происходило, коробку построили полностью году в 72-м, – а про то, что в строй гостиницу ввели только в конце 70-х, ты наверняка не в курсе, там были какие-то проблемы с устойчивостью, вроде бы заливали бетон в основание…
Шульц не дал мне закончить эту тираду, рассмеявшись прямо в лицо:
– И он еще будет мне рассказывать, как снесли деревянный квартал!.. Да если хочешь знать, меня мама туда водила с трех лет, там самый вкусный молочный коктейль подавали – во всей Риге днем с огнем такого было не сыскать!
Что правда, то правда – об этом мне еще родители говаривали, не один раз вспоминая чудесный отдых на рижском взморье, уютные рижские кафе и в том числе неповторимые на вкус рижские молочные коктейли.
– А знаешь, что, чувак, давай поднимемся наверх, – предложил Шульц, зачарованно глядя ввысь. – Двадцать один этаж – это что-то! – ох и красивый, наверное, оттуда вид на старую Ригу и Даугаву… я так мечтал об этом!
Сказано – сделано, и через две минуты мы уже были в холле гостиницы, привычно сунули несколько марок в руку фасонистому швейцару-латышу, и вопросов к нам больше никаких не последовало. Поднялись на лифте на последний этаж. Вид был и вправду завораживающий. На город уже начали надвигаться сумерки, яркое закатное солнце слепило глаза, неповторимо окрашивая в багряный цвет причудливые облака. Тут Шульцу совсем не к месту приспичило в туалет, он отправился на его поиски, а я остался один, еще немного полюбовался волшебным видом, потом забеспокоился: уж очень надолго Шульц запропастился. Я начал не на шутку нервничать и пошел к лифту. Уже спускаясь вниз, почему-то внезапно решил вернуться, нажал на кнопку – тут я совсем распсиховался, вышел из кабины непонятно на каком этаже, прошелся неизвестно зачем по коридору… вернулся назад… снова вызвал лифт… он, как мне показалось, долго не приходил… наконец… дверь открылась, и тогда я их увидел… всех четверых!
АГНЕТА… БЬОРН… БЕННИ… АННИ-ФРИД…
ABBA… Невероятно! Вся четверка полным составом, облаченная во все молочное, точно проповедники из секты белого братства. Резким диссонансом в море лилейного цвета выступала лишь черная кожаная жилетка на бородатом Бенни Андерсоне.
От неожиданной встречи я просто окаменел. Но, слава Богу, хватило решимости войти в лифт. Надо же, как хорошо встали – парни по левую, девушки – по правую сторону, молча подпирая полированные стены кабины, я – между ними, и в большом зеркале лифта – эпохальная (для меня) картина. Смотрел и не верил своим глазам: я и ABBA!
Они были одни. Совершенно одни, понимаете?.. Без всякого телохранителя или продувного тур-менеджера. И даже без именитого директора, который, как известно, кроме выполнения прямых служебных обязанностей еще и сочинял тексты песен для группы. Я, конечно, про Стига Андерсона говорю. Нет, он не родственник Бенни, просто однофамилец. Андерсон, к слову сказать, одна из самых распространенных фамилий в Швеции. Позднее я его тоже увижу, но не буду обгонять события – обо всем по порядку.