Спасти Цоя — страница 46 из 81

юрный, я решил купить свежий выпуск русскоязычной газеты. Порылся в карманах и к радости нашел завалявшийся там рваный рубль – в прямом смысле слова, рваный и мятый, не представляю даже, как киоскер рискнул принять его к оплате. За две копейки мне продали газету и щедро отсыпали пригоршню мелочи, я был богат как Крез – сдачи хватило бы на добрую дюжину порций двойного кофе, так что я отправился в «Птичник» под раскинутые тенты традиционно оранжевого окраса.

Там, как обычно, под ногами путались пернатые твари. Не обращая внимания на мирно ворковавших голубей и шнырявших рядом с ними нахальных воробьев, я сел за один из свободных столиков и стал капитально изучать газету, время от времени прихлебывая горячий кофе. Это была русскоязычная «Советская молодежь». Орган Центрального Комитета Комсомола Латвии. Номер от 15 июля 1972 года. Вторник. В «подвале» первой полосы стоял большой материал «ПАМЯТЬ СЕРДЦА» с фотографией торжественно-траурной церемонии на месте бывшего Саласпилского лагеря смерти. На черно-белом фото – в газетах цветных еще не печатали – тьма народу, все, разумеется, скорбят. В самом верху полосы – анонсы материалов, напечатанных внутри номера, так сказать заманка для читателей. Итак… СПАССКИЙ – ФИШЕР (матч на звание чемпиона мира): ПЕРВАЯ ПОБЕДА ПРЕТЕНДЕНТА И ДРУГИЕ НОВОСТИ СПОРТА… ЦЕНТР ДЕРРИ В РУИНАХ… это где, собственно говоря, что-то не могу припомнить?.. ОЖЕСТОЧЕННЫЕ БОИ ЗА КУАНГЧИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ… Южный Вьетнам, что ли?..

Развернул газету. На второй полосе в рубрике «Международная панорама», с перепечатками сообщений иностранных информагентств (собственными зарубежными корреспондентами, видать, печатный орган латвийских комсомольцев не разжился) прочитал заголовки статей: ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ КРИЗИС В НИДЕРЛАНДАХ… БОРЬБА ИСПАНСКИХ ТРУДЯЩИХСЯ… ПРАЗДНИК ИРАКСКОГО НАРОДА… и, наконец, нашел доказательство своей гипотезы насчет расположения упомянутых населенных пунктов: «…продолжаются ожесточенные бои к северу Сайгона за город Куангчи…» И еще подробности: «…только за прошлый день американская авиация совершила 16 массированных авианалетов и сбросила на Дерри более 1000 бомб…» Как я помнил из курса новейшей истории за одиннадцатый класс к этому времени позорная война США во Вьетнаме уже безнадежно проиграна, до начала мирных переговоров в Париже и вывода американских войск – оставалось меньше года, а до падения Сайгона – менее трех лет… Я вновь перевернул страницу – на последней полосе, повествующей о местной культурной жизни: в связи с гастролями в Риге Московского драматического театра имени А. С. Пушкина на сцене театра оперы и балета было опубликовано расписание спектаклей с 16 по 25 июля… Определенно, я попал туда, куда следовало.

Я сидел, попивая кофе и ломая голову над тем, что случилось в Опере на самом деле – стал ли Шульц жертвой фатальной случайности или сознательно подорвал себя бомбой, чтобы покончить с фюрером. Впрочем, до истины достучаться все равно не получится, ломай не ломай голову, хоть мозг взорви, а я уже никогда с этим не разберусь, ведь доподлинно не знаю, какое время выставлял Шульц на часах «адской машины», заложил ли он бомбу в ложе или оставил в рюкзаке, намереваясь выступить в роли смертника-террориста, я ведь в это время стоял с Катковским в коридоре «на часах». Зато важным оказалось другое – с перемещением в реальный семьдесят второй год открылось новое окно возможностей, я все мог переиначить, исправить, не допустить того, что уже дважды случалось с другом прямо на моих глазах. Вот как раз этим-то и стоило серьезно заняться. Поэтому покончив с кофе, я отправился прямиком на улицу Кирова – так теперь называлась бывшая Элизабетес – спасать Шульца.

Когда я вошел в знакомый дворик дома под номером 57-А, даже через капитально заложенные уши до меня докатились органные рулады Эмерсона и божественный голос Лейка, умолявшего «открыть глаза и не дать ему солгать». Я глянул вверх – окна на пятом этаже были настежь растворены – именно оттуда и гремела музыка группы ELP, которую Шульц врубил на всю катушку, чтобы всем соседям стало тошно. Честно признаюсь, на сердце у меня враз полегчало, будто булыжник свалился.

Прислушиваясь к царственной музыке, словно изливавшейся на меня с самых небес, я не спеша поднимался по лестнице, собираясь с мыслями и внутренне готовясь к скорой встрече с другом… А в это время Кит Эмерсон, оставив в покое электроорган, целиком и полностью отдался во власть фортепьяно, начав виртуозно отбивать по его клавишам суматошный ритм скачущей с места на место «Фуги», выдержанной автором в самых что ни есть классических традициях… Разумеется, я был хорошо знаком с этим произведением: оно разбивает на две части открывающую композицию третьего студийного альбома ELP, того самого альбома Trilogy, который, ни много ни мало, спас Шульца от самоубийства! Помните, наверное, я рассказывал эту историю, как он раздумал топиться в Даугаве из-за неразделенной любви, вспомнив, что еще не послушал очередного творения группы ELP, а аванс уже заплатил. Я тогда от души порадовался за своего друга – и долгожданный альбом приобрел, и живым остался. Эмерсон, тем временем бойко отбарабанив фугу, взялся за вторую часть вышеупомянутой композиции; вещь эта – необычная, совершенно феерическая и имеет запоминающееся название The Endless Enigma, что в вольном переводе на русский означает – «шарада без конца» или проще говоря – «бесконечная загадка»… загадка… шарада… головоломка… короче, нечто таинственное… вот и мне, по-видимому, предстояло в разговоре с Шульцем напустить на себя определенный ореол таинственности, выступив в роли этакого человека-загадки или, если хотите, «шарады без конца» во плоти и крови, словом загадочного посланца из будущего – застращать, ошеломить и оглушить, чтобы на веки вечные отбить у него охоту мотаться во времени.

Когда я наконец добрался до последней лестничной площадки и был готов уже нажать на кнопку звонка на дверях квартиры Шпилькиных – дверь, щелкнув замком, неожиданно открылась сама, как бы приглашая меня зайти внутрь, ее никто не открывал, потому что за ней никто не стоял… что-то в последнее время двери сами собой передо мной стали открываться, удивился я… может, это ветер?.. или сквозняк открыл?.. Но на площадке, как и на улице, в тот день было очень знойно и душно – ни ветерка тебе, ни малейшего дуновения… Но на меня, как ни странно, тотчас, потянуло из глубины квартиры Шпилькиных замогильным холодом, так что по коже побежали мурашки, и волосы на руках зашевелились. Я натурально почувствовал себя в Средневековье, оттого и распахнувшаяся дубовая дверь сразу напомнила мне массивные ворота замка – эффект, безусловно, усилили доносившаяся из глубины квартиры торжественные звуки трубившего рыцарского рога и суетливый колокольный перезвон – это Кит Эмерсон колдовал на своем синтезаторе, плавно подобравшись к двухминутному кульминационному завершению The Endless Enigma.

Хоть дверь и растворилась предо мной, но заходить внутрь я не решался – вдруг подумают, что я вор, поэтому позвонил… коротко так позвонил, очень робко, но никто не отозвался, тогда я позвонил во второй раз – на этот раз долго не отпуская нажатой кнопки. И вскоре в полумраке длинного коридора замаячила долговязая фигура Шульца.

«Точно воскресший!» – пронеслось в моей голове… Факт его появления произвел на меня столь сильное впечатление, что у меня просто-напросто не выдержали нервы, ну, вы сами подумайте, еще час назад он был мертв, а тут жив-здоров и привиделся мне в каком-то неестественно-сказочном облике – настолько затуманен у меня был взор. В стальном остроконечном шлеме, из-под которого красиво торчали длинные кудри все в завитушках, грудь – колесом, облаченная в длинную кольчужную рубаху, отливающую серебром, его средневековый костюм дополнял изящный плащ из парчи, отороченный соболиным мехом – ни дать ни взять принц из сказки или древнерусский витязь, это сила и энергия всепобеждающей музыки ELP, гремевшая по всему дому 57-А, добавила волшебных красок к его воображаемому портрету. Я тряхнул головой, чтобы сбросить с глаз бредовую пелену, и сразу же узрел, что на Шульце надеты занюханные треники, нелепо пузырившиеся на коленях, да старая вытянутая футболка. «Живой, живой чертяка!» – радостно воспрял я, и совсем не ко времени на глаза навернулись слезы. К горлу подступил комок, мелко-мелко задрожал подбородок, и я понял, что вот-вот упаду на грудь к своему другу и разрыдаюсь как последняя мямля. Да, переполнявшие меня эмоции последних часов явно давали о себе знать.

– Ты чего, чувачок? – с искренним сочувствием спросил Шульц, увидев мою перекошенную физиономию, – тебе что – плохо?.. Может, водички дать?

Не зная, как ответить, я только утвердительно мотнул головой, а про себя в сердцах чертыхнулся – хренов я посланец из будущего, раскис, распустил тут сопли, слабак. Шульц побежал за водой, а я тем временем постарался успокоиться.

Когда он вернулся с полным стаканом воды, ступая со смешной предосторожностью, стараясь не расплескать содержимого, я, к счастью, взял себя в руки. Одним махом выдув всю воду, вытер мокрые губы ладонью; ощутив, как вода приятно охладила внутренности, я только теперь убедился, сколь сильна была мучившая меня жажда.

– Ну, что? – спросил Шульц, принимая от меня пустой стакан. – Полегчало? – и не дождавшись, пока я ему отвечу, снова спросил, вперившись в меня настороженным взглядом, – чувак, а ты кто такой вообще?..

Пришлось соврать, но мне уж было не впервой, привык, знаете ли, за время своих странствий, можно сказать, вошел во вкус – врал не краснея, даже с наслаждением, помня о простой истине: чем нелепее ложь, тем она кажется более правдоподобной.

– А-а, – сказал я, махнув рукой как можно непринужденнее, – да вот иду себе по улице Кирова, никого не трогаю, вдруг слышу – Эмерсон надрывается на электрооргане… А вычислить квартиру было делом нехитрым.

Шульц расплылся в широкой улыбке, сразу почуяв родственную душу:

– Так ты, значит, фанат ELP?.. – и тут же нахмурил брови. – Только я одного в толк не возьму, как же ты признал, что это именно Эмерсон играет?