Следует панорама темных зарослей, окутанных туманом. Среди высокой травы видны разбросанные по земле черные фигуры. Субтитры и карта указывают, что это лес в Габоне. Съемка тоже свежая, поскольку Клео еще не видела эти кадры на двенадцати новостных каналах, которые переключает, сидя неподвижно в адской жаре.
В университете она занималась морской жизнью в британских прибрежных водах, и теперь как вышедший на пенсию защитник окружающей среды не пропускает ни одну новость об осквернении природного мира. Словно мазохист, Клео следит за Шестым Великим Вымиранием, которое разворачивается всесторонне, в своем неумолимом и неустанном темпе в эту короткую эпоху антропоцена. Осознавая собственную вину, она больше не испытывает сострадания к своему роду из-за судеб других видов, с которыми человечество делило эту планету и которых последовательно истребляло. Шестьдесят процентов животного мира уже вымерло, поскольку Земле пришлось как-то разместить такое гигантское количество людей. Девять миллиардов, и это число растет. Клео жалеет, что дожила до этого момента.
Она меняет настройки, и комната наполняется звуком. Съемки сделаны в последних зеленых участках Экваториальной Африки. Считается, что это запись последних дней диких горилл. Клео даже не знала, что этот вид сохранился. Предполагалось, что оставшиеся двести тридцать семь горилл боролись за существование в глубине одного из последних частных лесов. Теперь они лежат своими серебристыми животами вверх либо свернувшись в лохматые клубки, окоченевшие, с вьющимися вокруг мухами.
Служба новостей подтверждает, что причиной смерти послужила седьмая вспышка габонской речной лихорадки. Та же пандемия, которая уничтожила оставшихся приматов из Центрально-Африканской Республики, Демократической Республики Конго, Камеруна, Республики Конго и Уганды. Гориллы теперь официально считаются вымершими. Погибли, как и все те беженцы на борту очередного грузового судна, зараженные тем же вирусом.
Клео задает себе все тот же единственный вопрос, который мучил ее более сорока лет назад, в 2015 году: Что, по нашему мнению, произойдет, когда продовольственная помощь и экспорт продуктов питания в конечном итоге прекратятся? Смогут ли выстоять страны Экваториальной и Центральной Африки? Клео знает, что, как и в случае с вирусами, распространившимися по всей планете в течение последних трех десятилетий, габонская речная лихорадка имеет природно-очаговый характер и передается от животных к человеку. Людям, все еще живущим в Экваториальной Африке, почти нечего есть. От отчаяния они питаются мясом умерших обезьян и лесной дичи. Заражаются и распространяют вирус, источником которого служат летучие мыши. Другие виды, вынужденные покинуть свою среду обитания, паническим бегством пробуждают пандемию, до этого дремавшую в переносчиках.
Вмешательство в экологию всегда в итоге бьет по нам же самим. Но Клео уверена, что не только вирус в летучих мышах думает о своем выживании.
Хотя способно ли «думать» то, что угрожает миру? Может ли нечто столь обширное и жизнестойкое обладать разумом, доступным нашему пониманию? Или это независимый живой космос, в котором наши ничтожные клочки сознания делают жалкие попытки сравнивать себя с ним?
На экране какой-то эксперт из Рима иронизирует насчет того, что очередной вид наших ближайших предков прекращает существование в том самом месте, где берет начало человеческий род. Он сравнивает тягости человечества с состоянием восьмидесятилетней женщины, заболевшей гриппом. Этому сравнению как минимум шестьдесят лет. Какой смысл использовать его сейчас? Метафоры лишь придают ужасу новую форму, а не препятствуют ему.
Аномально жаркая погода, лесные пожары в Европе, голод в Китае, эскалация конфликта между Индией и Пакистаном стали практически единственными темами всех новостных программ, которые Клео смотрела последние несколько месяцев. Хорошо, что хотя бы в поздних выпусках уделили внимание судьбе последних обезьян. Хотя даже эта новость сметается информацией о еще одном смертельном вирусе. О новой вспышке передают из Гонконга, и ей еще нет названия.
Экстренные сообщения о бесконечных катастрофах продолжают отбрасывать отблески на влажные стены гостиной, а Клео тем временем смотрит на окно – черный прямоугольник жаркой тьмы. Она чувствует солоноватый запах прилива. Далекие вздохи ветра в бухте не шевелят занавески. Людям преклонного возраста вроде нее рекомендуют оставаться дома и соблюдать покой, даже ночью. После жарких дней они не успевают остыть. В Европе за последние три месяца тепловой удар снова проредил пожилое население. На континенте и соседних островах такое повторяется из года в год.
Однако находка, сделанная Клео в нескольких милях от собственного дома, имеет гораздо большее значение, чем все то, о чем сообщается в новостях.
Все представительницы ее рода, выдающиеся ученые и защитницы окружающей среды, чьи фотопортреты стоят в ряд на ее серванте и чьи заключенные в рамки образцы для исследований украшают ее дом, считали, что осквернение планеты бездумным приростом человечества нарушило нечто большее, чем мы могли себе представить.
Сама ненасытность биологического вида, к которому она принадлежит, подействовала как наихудший тревожный звонок со времен массового вымирания, произошедшего в конце мелового периода, шестьдесят пять миллионов лет назад. Тихая и спокойная жизнь осталась в прошлом. Хищники всегда слышат крики младенцев о помощи.
Клео знает, что мир уже не будет прежним. По крайней мере пока гигантские области вечной мерзлоты на Аляске, в Сибири и Канаде стремительно выпускают в воздух свое страшное, долго сдерживаемое дыхание. Этого количества метана и углекислого газа достаточно, чтобы свести на нет и превысить все пересмотренные целевые показатели выбросов парниковых газов.
Леса и океаны поглощают теперь гораздо меньше углекислого газа. Эта петля обратной связи является настоящей удавкой на горле человечества.
Средняя глобальная температура на три градуса выше, чем была в 1990 году. А в высоких широтах стало теплее на пять градусов. Девять миллиардов цепляются пальцами за проволоку, сжимающую им шеи, – некоторые отчаяннее, чем другие. Иногда Клео кажется, что она чувствует, как по мере затягивания удавки эти девять миллиардов взбивают ногами пыль.
В субтропиках и средних широтах почти перестали идти дожди. Там, в небе над обширными, вздымающимися массами теплой воды, великое столкновение полярного холода и экваториальной жары теперь отступает, словно очередной беженец с истощенной Земли. Гигантские извивающиеся струи ветра, эти колоссальные определители воздушных масс, устало перемещаются к более высоким широтам и дальним полюсам, забирая с собой драгоценную прохладу и вожделенный дождь. Ветры уносят от жары все, что могут унести. Пресная вода и живительные покровы нежного золотистого тепла исчезают, а вместе с ними – почти забытые климаты, позволявшие существовать столь многим видам.
Драгоценные для Клео океаны превращаются в пустыни. Канадский лосось почти исчез. Североморская треска вымерла, как плиозавры. Живущие на скалах моллюски гибнут, превращаясь в мусор. Великие коралловые рифы Австралии, Азии, Карибского бассейна, Виргинских и Антильских островов стали кладбищем эксгумированных белых костей, частично похороненных под шестифутовым слоем морских водорослей.
Треть всех морских обитателей умирает. Трупы устилают дно океана, словно прах и пепел крематория. Если б нога человека ступила туда, где когда-то высились великие коралловые города, оставшиеся от них руины рассыпались бы в прах, словно песочные замки, выбеленные безжалостно палящим солнцем.
Испарения и газы насытили углекислотой колоссальные глубины и обширные сверкающие поверхности морей. Гигантские живые массивы, мегатонны фитопланктона, отвечавшего за образование половины биосферы, эти бескрайние зеленые фабрики, отравленные неумелым химиком – человеком, замедлили свою работу.
Вторую половину атмосферы производят колоссальные заросли Амазонки. Но деревья сгорают, а моря мелеют.
На мгновение парализованная охватом собственных мыслей, Клео представляет себе, какое эпохальное разрушение человек принес на эти зловонные берега. Там, где лежит и смердит он, древний захватчик. Он создал нас давным-давно, случайно и неосознанно, под серыми, бушующими волнами. Великий Пришелец всегда обитал под поверхностью мира и никогда не поднимался наверх.
Клео получила это знание от своей матери, а та – от своей и так далее, и пыталась донести его до всех научных журналов, которые уже даже не отвечали на ее письма: вся жизнь сформировалась из крошечных органических осколков, появившихся вследствие удара о нашу планету чего-то, прилетевшего из космоса 535 миллионов лет назад.
Являясь подвидом этого гостя, мы превратились во множество коварных узурпаторов.
Теперь Клео не сомневается, что он завершит разрушение, начатое сжиганием угля в промышленных масштабах. Последние двести лет человечество неосознанно, но изощренно занималось тем, что пробуждало своего родителя.
Она давно решила, что встретит свой конец вблизи любимых бухт. Возле береговой линии, где ее семья в течение нескольких поколений находила знаки и где она тоже нашла свой. Знамения, которые мир должен был изучать, символы, скрытые за постепенным разрушением цивилизации.
Теперь в ветре, дожде и безжалостных приливах, во снах, на толкование которых требовалась целая жизнь, пели новые голоса. Но каждый крик в ее кошмарах предвещает гораздо большие ужасы, которые еще только предстоит испытать.
Кто стал бы слушать семидесятипятилетнюю женщину, вступившую в свою последнюю битву с деменцией, местную чудачку, чья мать покончила с собой в психлечебнице? Гуляя возле супермаркетов и достопримечательностей этой ничтожной бухточки на юго-западе Англии, Клео рассказывала своим немногочисленным слушателям, что существует нечто страшное, которое нельзя ни осмыслить, ни, тем более, поверить в него. Рассказывала им, что