Мы забываем о фотографии автомобиля, раздавленного грузовиком возле обочины, и почерневшего силуэта водителя, сгоревшего за рулем в аварии на шоссе. Забываем о газетном снимке обломков машины, в которой погибли четверо подростков. Отворачиваемся от грязных, увядающих цветов, привязанных к железным перилам на повороте, перед которым приходится сбавлять скорость (если вы знаете эту дорогу). Со временем даже начинаем забывать, как чувствовали себя на похоронах ребенка.
Все наше существование зависит от способности забывать ужас. Может, повторяющиеся аварии являются прямым результатом того, что мы не помним ужасов прошлых нарушений.
Вот наглядный пример. Рэй уже начал забывать свой самый худший случай, когда два года назад сбил велосипедиста на Роки-лейн. Он тогда не остановился. Из-за громко включенного радио услышал лишь глухой удар в пассажирскую дверь. А потом что-то похожее на звон ключей, упавших на асфальт где-то позади машины.
Помнится, он ехал со скоростью как минимум сорок миль в час при дозволенных тридцати, петляя мимо плохо припаркованных машин. И заметил велосипедиста, лишь когда спина его куртки перекрыла ему лобовое стекло.
Ему показалось, что парень был чернокожим, хотя он не был уверен. Рэй бросил взгляд в зеркало заднего вида, но на дороге никого не увидел. Нажал на газ, потому что едва задел парня, или так себе сказал потом. Ему ни на секунду не пришла в голову мысль остановиться. Он думал, лишь как бы убраться подальше.
Когда на следующий день Рэй решил не покупать «Дейли Мейл», то понял, что не хочет знать ничего о прошлом вечере. Три недели он не включал телевизор и радио. Избегая всех местных новостей, он чувствовал, что ничего не случилось. К концу своего добровольного отказа от новостей он был почти уверен, что на самом деле лишь поцарапал велосипедисту колено. Наверное, парень быстро свернул на тротуар и поэтому исчез из зеркала заднего вида. Рэй говорил это себе столько раз, что в конечном итоге принял за правду. Но лишь ненадолго.
Через три недели после инцидента, когда краска на машине давно уже высохла, Рэй был вынужден вернуться на Роки-лейн, направляясь за клиентом на Александер-Стадиум. К фонарному столбу у дороги, примерно в том месте, где он так неожиданно налетел на велосипедиста, был привязан большой букет цветов.
Спустя два дня на стоянке такси на Колмор Роу он как бы вскользь упомянул про цветы на Роки-лейн. При этом возился с телефоном, чтобы не казаться подозрительным. От другого водителя Рэй узнал, что на самом деле убил подростка. Мальчишка ехал на горном велосипеде в хамстедский магазин горячей еды, без шлема и фонарей. Другой таксист сказал, хотя и без особой уверенности, что свидетелей не было.
«Гребаные велосипедисты», – сошлись они во мнении, и понимающе закатили глаза.
Рэй никогда больше не ездил по Роки-лейн и продолжал огибать тот район, когда клиенты просили подобрать их или высадить поблизости. Еще он пришел к выводу, что если помнить о страданиях из-за каждой простуды, пореза или синяка, то в ожидании следующей болезни или несчастья можно просто сойти с ума. Умение забывать было своего рода опережающей тормозной системой нашего разума. Эффективность собственной системы торможения удивляла Рэя.
Неужели у безумцев идеальная память? Неужели они обладают способностью представлять себе последствия и осознают весь их ужас? «А это – идея», – подумал Рэй, поворачивая на улицу, чтобы подобрать очередного клиента.
Он никогда не ездил по вызову в эту часть Северного Бирмингема и не знал, что в районе, где Хокли переходил в Астон и Ювелирный квартал, все еще есть жилые дома. Это место находилось рядом с городским центром и походило на лабиринт из кирпичных складов, оживленных промзон, мелких контор, жмущихся к более крупным супермаркетам. Тут и там попадались крохотные продуктовые магазинчики, по большей части уже закрытые розничные точки, дома с нераспроданными квартирами, пустынные церкви и парочка старомодных пабов.
Спутниковый навигатор направил Рэя к небольшому жилому комплексу, окруженному стеной из красного кирпича. Напротив располагался пустырь, служивший стоянкой для белых коммерческих фургонов.
Та сторона улицы, которая оставалась жилой, представляла собой типичный для центральных графств ряд террасных домов. Они по большей части скрывались в тени, сутулясь у бордюра, словно группа грязных работяг в очереди за выматывающей душу и плохо оплачиваемой работой. Эта улица каким-то образом избежала вырубки деревьев, бомб люфтваффе и облагораживания.
Восемь домов, казалось, пытались отодвинуться от дороги, будто не хотели привлекать внимание проезжающих автомобилистов. Их темные, покрытые копотью окна и облезлые рамы мало говорили об интерьерах. С первого взгляда могло показаться, что в них никто не живет. У одного со двора поднимался в небо грязный черный дым, наверное от костра.
Мужчина, появившийся из дома под номером 129, по мнению Рэя, как-то чрезмерно радостно улыбался. Он был без пальто, а коричневые шлепанцы на ногах казались слишком маленькими.
Крохотный палисадник был захламлен размокшими картонными коробками с бутылками, ржавыми консервными банками и какими-то отходами огородничества. Разросшийся папоротник заслонял подъемное окно на первом этаже.
Диспетчер назвал этот адрес, имя Джон и номер стационарного телефона. В инструкции было указано, лишь что клиент хочет проехаться по нескольким местам. Довольно обычный заказ, кроме последнего пункта.
Рэй посмотрел на ухмыляющегося пожилого мужчину, направляющегося к водительскому окну.
– День добрый! – сказал тот и посмотрел на небо, темневшее с наступлением дождливых сумерек.
Рэй кивнул и окинул незнакомца недобрым взглядом, как бы вопрошая, действительно ли тот готов ехать в таком виде.
– Джон, верно?
– Она скоро выйдет, – сказал Джон.
Возможно, этот неряха в шлепанцах и не пассажир вовсе. Рэй надеялся, что это так. Ему не нравилась его ухмыляющаяся физиономия. Обычно Рэй встречал людей с усталым, угрюмым или нетерпеливым видом, если только это была не привлекательная женщина или клиент из аэропорта. Его удручала такая тенденция, но он ничего не мог с собой поделать. Работа с семи до одиннадцати и общение с самой разношерстной публикой сделали бы и святого раздражительным.
Глаза Джона светились от возбуждения сквозь толстые линзы очков.
– Мне нужно будет помочь с ней, – казалось, он удивился, что Рэй не разделил его энтузиазма.
Только б не гребаное инвалидное кресло.
– Сегодня у вас очень особенный пассажир. Придется много где поездить. Но в конечном итоге она вас не обидит. – Тип подмигнул, как бы намекая на щедрые чаевые.
– Куда сначала? – Рэй выбрался из машины и поспешил по заросшей тропинке, стараясь избегать дождя, который совсем не волновал Джона. – Сколько мест она хочет объехать?
Джон остановился и с радостным видом широко развел руки, как бы показывая обширность территории.
– Она знает, куда нас везти. Где начать и где закончить. Кто придет и кто уйдет. Она знает.
Рэй снова как будто случайно бросил взгляд на серые штаны пожилого мужчины, которые раньше, похоже, являлись частью костюма. Они были натянуты выше пупка и держались на белом пластиковом ремне. Свитер с ромбовидным узором тип заправил за пояс. Натуральный чудак с престарелой родственницей. Проезд, вероятно, оплатят из пособия по инвалидности. Хотя Рэй предпочел бы уточнить направление поездки и получить некоторую уверенность в том, что у человека в тапочках хватит денег. Он подождал, когда тот его догонит.
– Да, да, она там, ждет, – сказал мужчина, не обращая внимания на обеспокоенность Рэя и тыча коротким и пожелтевшим от никотина пальцем в черный дверной проем. От его свитера пахло потом. Штаны спереди покрывали жирные пятна.
Рэю до сих пор попадались уголки мира, которые никак не изменились и напоминали ему старые фильмы. Места вроде этого. И хорошо это или плохо, но он знал, что дома похожи на людей. Точно так же, как никогда не знаешь, что прячется за лицом, ты понятия не имеешь, как выглядит дом за его фасадом.
– Мне потребуется некоторое время, чтобы поднять ее. В этом году на это уходит целая вечность, – сказал Джон. – Хотя сейчас она прямо-таки рвется ехать, скажу я вам. И нас ждет много людей.
Рэй не спросил, чего ждут те люди, поскольку ему было не интересно. Он уже решил свести разговор к минимуму. «Просто выполняй свою работу». Рэй задумался, не сильно ли заметно, насколько ему отвратительны условия жизни в этом доме. Но потом понял, что, даже если и так, ему все равно.
В доме было холодно, пахло полными мусорными ведрами и газом. И чем-то еще, похожим на запах накануне грозы. Он был таким же сильным, как и основной смрад.
Тусклый светильник на потолке явил Рэю первую комнату, в которую он вошел. Все шторы были задернуты, но желтоватого освещения хватило, чтобы понять: Джон уже давно не выносил мусор из своего унылого дома.
Следуя за потрепанной фигурой, Рэй заметил узкую тропу, проложенную через гостиную, заваленную пухлыми мусорными мешками и картонными коробками, набитыми, предположительно, старой одеждой. Возможно, этот тип приторговывал тряпьем.
Рэй заглянул в одну. В розовых полиэтиленовых пакетах лежало платье на маленькую девочку и коричневые сандалии. Из-за детских вещей Рэй сразу осмотрелся внимательнее. Заглянул во вторую коробку и с облегчением увидел замшевую куртку на взрослого. Та лежала в полиэтиленовом пакете вместе со сломанными очками и потертыми мужскими туфлями.
Вторая комната когда-то была большой столовой. Хотя на ее прежнюю функцию уже ничего не указывало благодаря коллекции, казалось, всех бесплатных газет, выходивших в Бирмингеме, которую старик собирал всю свою жизнь.
– Я вынесу ее с кухни, – сказал Джон.
Дверь в проходе из столовой отсутствовала. Сквозь прямоугольный проем Рэй заметил темный силуэт. Маленькая, будто детская, фигура беззвучно отвернулась от кухонной стойки. И скользнула вглубь неосвещенного помещения. Джон исчез в темноте, словно ринулся в погоню за ее обитателем. Свет он включать не стал.