Два раза нас обгоняли эшелоны с войсками. На железнодорожных платформах везли новенькие орудия, грузовики, полевые кухни, повозки. В широко открытых дверях товарных вагонов стояли бойцы в еще не обмятых зеленых гимнастерках.
До нужной мне железнодорожной станции поезд шел раза в три дольше, чем указывалось в довоенном расписании. Дальше до Научно-исследовательского военно-инженерного института предстояло добираться пешком — минут пятнадцать — двадцать хорошего хода. День был солнечный и жаркий, и, хотя вещей у меня было немного — всего один портфель, пока дошел, вспотел порядочно.
И когда неожиданно впереди за ветвями деревьев показались серебристые воды пруда, а за ним, на пригорке, белое трехэтажное здание института, мелькнула совершенно неподходящая мысль: «Эх, хорошо б сейчас искупаться!» Сразу же стало стыдно за неуместное желание: «Люди на фронте воюют, вызвали для выполнения специального задания — а тут купаться захотел!»
Разговор с начальником института военинженером 1 ранга В. И. Железных был короткий:
— Прибыли? Ну и отлично! Поступите в распоряжение военинженера 2 ранга Иоффе — начальника электротехнического отдела!
Владимира Ивановича Железных хорошо знал еще по академии. Он работал начальником факультета, а я был его заместителем и всегда поражался энергии и целеустремленности этого человека. Сейчас Владимир Иванович выглядел очень утомленным. Чувствовалось, что Железных систематически недосыпал. Однако говорил он, как всегда, неторопливо, тщательно взвешивая каждую фразу.
Через несколько минут в кабинет быстро вошел стройный, подтянутый военинженер 2 ранга, смуглый, с густой шапкой курчавых жестких волос — Михаил Фадеевич Иоффе. С ним я тоже был знаком еще по академии. Правда, не очень близко, так как учились на разных факультетах, да и выпускался он на два года раньше. Рассказывали, что М. Ф. Иоффе прекрасно учился и отлично выполнял графические работы. Представленный им дипломный проект подземной электрической станции был глубоко продуман и фундаментально разработан. Мне Михаил Фадеевич больше был известен как хороший спортсмен. Не раз приходилось встречаться на лыжных соревнованиях и на ледяном поле. Играл Иоффе в хоккей горячо, азартно, а главное, был уж очень подвижен, — казалось, один заполнял всю площадку.
Окончив академию, Иоффе служил в Карельском укрепленном районе, где занимался энергооборудованием и электризуемыми заграждениями. Во время советско-финляндского конфликта принимал непосредственное участие в боевых действиях и был награжден орденом Красного Знамени.
Иоффе предложил пройти к нему в кабинет. Там сидело несколько военных, из которых мне знаком был только военинженер 3 ранга Д. С. Кривозуб. Расспросив, как обстоят дела в Ленинграде, Михаил Фадеевич начал рассказывать:
— Будем вместе работать над электризуемыми заграждениями.
Разговор прервал телефонный звонок. Взяв трубку, Иоффе встал: видимо, звонило какое-то большое начальство.
— Извините, срочно вызывают в Москву! — Михаил Фадеевич стал укладывать в сейф бумаги со стола… — С работой отдела вас ознакомит Дмитрий Семенович Кривозуб.
С этим чернобровым, с сократовским лбом, рослым военным инженером я часто встречался еще в академии, хотя он и окончил ее на два года раньше. Знал Дмитрия Семеновича как отличного лыжника, занимавшего первые места на академических соревнованиях, и волейболиста, выступавшего за сборную академии. Кривозуб неплохо играл в шахматы и особенно страстно увлекался альпинизмом: побывал на сборах в Хибинах, поднимался на Эльбрус, путешествовал по Тянь-Шаню, участвовал во второй всеармейской олимпиаде. С Дмитрием мы давно не виделись, поэтому поинтересовался:
— Как попал в институт? Учился в адъюнктуре и вдруг неожиданно исчез из Ленинграда, словно растворился…
— История простая. В декабре сорокового закончил адъюнктуру. Предложили остаться на кафедре. В это время в академию приехал Михаил Фадеевич. Уговорил перейти в институт. Напирал в основном на то, что буду заниматься полезным и творческим делом, а не по девять раз читать одни и те же лекции. С февраля сорок первого работаю здесь…
— Ну, а мы зачем потребовались?
— Через неделю после начала войны, — рассказывал Кривозуб, — Иоффе срочно вызвали в какие-то высокие сферы, чуть ли не в Государственный Комитет Обороны, и приказали дать заключение на предложение одного изобретателя-железнодорожника. Он выдвинул идею электризации почвы и создания таким образом непреодолимого рубежа для врага. Иоффе доложил, что в принципе это возможно, но нужны очень большие мощности. Затем он напомнил о существующем оборудовании для электризуемых заграждений. Есть, например, комплект с электростанцией АЭ-1, готовится серийный выпуск АЭ-2. Электризуемыми заграждениями заинтересовались и предложили дать развернутые соображения по их развитию и боевому применению. Вот для этих-то работ и вас вызвали из академии…
Теперь мне многое стало ясно. Уже в первые дни войны мне пришлось заниматься электризуемыми заграждениями в укрепленном районе на Карельском перешейке. Еще в начале тридцатых годов для защиты Ленинграда здесь были построены десятки мощных железобетонных огневых точек с орудиями и пулеметами. Многие из этих сооружений были двухэтажными, имели свои электростанции, колодцы для снабжения водой — все это позволяло в случае необходимости вести бой даже в условиях полного окружения. После советско-финляндского конфликта, в соответствии с мирным договором, граница была отнесена от города Ленина более чем на сотню километров. Укрепленный район, на который было затрачено много сил и средств, оказался в глубоком тылу. Поэтому часть сооружений была законсервирована, на некоторых была снята часть оборудования. В начале войны было решено срочно восстановить боеспособность Карельского укрепленного района. Нашей академии было поручено заняться устройством электризуемых заграждений. Для этого намечалось использовать систему Ленэнерго — электрическую энергию электростанций Ленинграда и Волховской ГЭС.
Впервые в боевой практике электризуемые заграждения были применены русскими войсками во время русско-японской войны. По предложению минного офицера эскадренного броненосца «Пересвет» лейтенанта Н. В. Кроткова при обороне крепости Порт-Артур устраивались так называемые электрические изгороди. При этом гладкая проволока, по которой пропускался электрический ток высокого напряжения, прикреплялась к деревянным кольям с помощью фарфоровых изоляторов. Ток на заграждения подавался с центральной электрической станции крепости.
Теоретически идею использования электризуемых заграждений для военных целей еще в 1894 году выдвинул в своей книге «Не быль, но и не выдумка» замечательный русский электротехник В. Н. Чиколев. Без сомнения, лейтенант Кротков знал об этой работе и на практике осуществил предложение Чиколева. Во время первой мировой войны электризуемые заграждения, впервые примененные русскими саперами в Порт-Артуре, широко использовались многими воюющими армиями.
На Карельском перешейке электризуемые заграждения состояли из трех-четырех рядов деревянных кольев, к которым на роликовых изоляторах подвешивалась колючая проволока. Ток должен был подаваться по кабелям от специальных подстанций. Все это предстояло соорудить в очень сжатые сроки. Поэтому здесь дружно работали бок о бок саперы, пехотинцы, местные жители под общим руководством слушателей и преподавателей академии.
Не хватало материалов и инструментов. Через несколько дней стали дефицитными изоляторы. Сразу же народная смекалка подсказала выход: нашли черные резиновые трубки. Их разрезали на короткие, в три-четыре сантиметра кусочки. Разрезав вдоль, надевали на проволоку и прибивали скобой к колу. Когда черные трубки кончились, нашли большой запас красных. Кое-кто их красил дегтем или смолой — чтобы меньше были заметны на кольях и не подсказывали противнику, что заграждение находится под током…
Кроме стационарных подстанций на Карельском перешейке для устройства электризуемых заграждений использовались и передвижные электростанции АЭ-2. Они подавали ток на специальную сетку шириной два с половиной метра, подвешиваемую на специальных кольях на высоте около тридцати сантиметров над землей.
В Главном военно-инженерном управлении Красной Армии работам по устройству электризуемых заграждений придавали большое значение. Вот почему из нашей академии в Москву срочно было вызвано несколько специалистов, а меня направили в Научно-исследовательский военно-инженерный институт. Однако работать в нем пришлось очень недолго.
Для создания вокруг Москвы системы электризуемых заграждений было организовано при штабе Западного фронта управление специальных работ во главе с М. Ф. Иоффе. Заместителем его назначили И. Н. Гуреева, меня — начальником штаба. Управлению были подчинены несколько электротехнических рот. В помощь военным инженерам призвали специалистов из Мосэнерго и Моссельэнерго А. И. Галицына, А. А. Кузнецова, Н. С. Лебедева, Г. В. Сербиновского и других.
Сначала на картах наметили принципиальную схему электризуемых заграждений в системе оборонительных полос вокруг столицы. Затем произвели рекогносцировку местности. При этом старались наши заграждения теснее увязать со строительством укреплений. Правда, делать это приходилось, сообразуясь с пометками на картах и схемах, так как обычно мы работали первыми. Фортификаторы приступили к разбивке своих сооружений несколько позднее.
Строительство подмосковного пояса электризуемых заграждений было разделено на участки. Участки возглавили опытные специалисты: М. И. Ершов, И. В. Тихомиров, Д. С. Кривозуб, М. С. Рошаль, П. Г. Бондаренко…
Всего по фронту линия наших электризуемых заграждений простиралась на сто пятьдесят километров. Начиналась она на севере у Хлебниково, шла западнее Нахабино и Красной Пахры и оканчивалась на юге в районе Подольска. В истории военного дела это был первый случай использования электризуемых заграждений в таких масштабах.