— Пожалуйста, — сказал незнакомец, — не беспокойтесь. Я, напротив, никуда не спешу — и не хотите ли зайти в кафе, запить наше столкновение?
Фьюрс замялся. С одной стороны это странно, с другой, поскольку он виноват в том, что бегает по улицам как лошадь, отказывать неловко.
— Скажите, — добавил незнакомец, — не встречал ли я вас в Банке Диггльса. Если не ошибаюсь, в нейтральном секретариате условных текущих счетов?
Фьюрс попал в этот секретариат только сегодня и ошибка незнакомца поэтому была весьма лестной. Так или иначе, но в конце концов он решил, что четверть часа больше или меньше — разница не большая, и они пошли в кафе. Однако из кафе Фьюрс выполз не через четверть часа, а через полтора часа. Он был немножко пьян и мрачен до чрезвычайности. От его радости не осталось и следа.
Если подумать и рассудить: он сидит у Диггльса в банке четвертый год. Он всегда исполнял ревностно и аккуратно все, что ему поручали. Однажды даже он накрыл одного гуся с подложным аккредитивом и тем избавил банк от крупной неприятности. А аккредитив пролез уже через все инстанции, и не попадись он ему в руки, бродяга получил бы деньги — да и был таков. Он же всегда относился к службе со рвением — и потому заметил некоторые неисправности в подписях. Да. А другие этого не заметили. Ну и что же? Ну и в конце концов — да, он сыт, конечно, но у него одни костюм, у жены то же… а потом вот эта шляпка (она так мило надувает губки, когда говорит об этой шляпке). Да, а Эпсор катает на автомобилях или проигрывает целые кучи золота в бридж. А он должен мотаться на трамваях и проч. Это — несправедливо. Но с другой стороны… нет лучше об этом и не думать. Это чорт знает что! И как он посмел, эта свинья? Подумать только: — устроить так, чтобы он мог пройти в стальную кладовую Диггльс-банка! Нет, дудки. А шляпка?.. Он сказал, что он ручается, что ничего имеющего реальную ценность не будет похищено. Подозрительная фраза. Он ручается далее, что через полчаса за этим Фьюрс с женой уедут в Сибирь, а оттуда в Америку — и ни один чорт их не найдет. Но — нет, это уж, знаете, слишком. А Эпсор со своим бриджем?.. а шляпка?.. а ферма в Америке?..
И вдруг он увидал опять своего недавнего знакомца.
Они остановились. Фьюрс честно выложил ему все, что он думает о людях такого типа, которые и т. д. Но через два дня Фьюрс и жена его уже сели на пароход, который отправлялся в Одессу.
5 Свояченица бобби
Полицейский Гелл влез сегодня домой без четверти одиннадцать. Он был в грязи, голоден, как собака, и весь мокрый.
Он уверял, что только сегодня понял, какая мерзость полицейская служба; вас гоняют, как чорта. Вы не имеете ни минуты свободной. Наконец, от вас требуют, чтобы вы рисковали вашей жизнью — во имя чего, во имя чего, спрашиваю я вас? Вот сегодня, извольте-с: несчастный Вильс отправлен в больницу и доктор сказал, что у него надломлен спинной хребет, как вам это нравится? Что будет делать семья? Пенсия! Знаем мы эту пенсию!
Однако, горячий ужин, вообще говоря, полезнее разговоров. Как бы ни была неприятна служба, но когда есть крыша над головой, еда и семья — терпеть можно. Чорт с ними, в конечном счете.
Но миловидная девушка, сестра жены Гелла, не соглашалась с этим. Все это гадости и ложь. «Знаем, — ответил Гелл с полным ртом, — ты ведь живая агитация справедливости. Когда твою милость сделают Министром Исповеданий, не забудь об нас грешных…» и захохотал. Девушка рассмеялась вместе с ним. Он добрый малый, этот Гелл, хороший муж и настоящий мужчина. Но нельзя быть таким снисходительным в вопросах, которые касаются жизни людей. Дальше суждение текло следующим образом… ежели он так думает, если он уступает судьбе кое-где, в нем есть что то от особой мужской слабости… Дело женщины поддержать мужчину в этой его слабости. И она оглядела стол, встала и принесла ему горчицы.
— Где вы работали нынче, — спросила жена, с удовольствием наблюдавшая за его насыщением.
— Мм, — сказал он гримасничая, — в разных, знаешь ли, местах. Да, да… видишь ли, — и он понизил голос, — большие, бо-олышие неприятности там, в сферах, все с ног сбились. Украли, понимаешь ли, планы какой-то крепости… Тссс… это очень серьезно. Мы гонялись за кем то на моторной лодке и ни беса лысого не поймали. Никто не знает толком в чем дело. Знает Вильс, да еще частный сыщик: я не знаю его — он поймал револьверную пулю в плечо. Вот как. Да, я не желал бы такого наглядного обучения.
— И это наверно ложь, — сказала девушка, — не верю, не верю. Планы крепостей воруют каждый день, и они только притворяются, будто это секрет, это секрет только для тех, кто будет умирать около этих их крепостей и в их бастионах… все подкуплено.
— Конечно, — согласился бобби, — оно — в этом роде. Но что поделаешь: служба. Должен быть какой-нибудь порядок.
— Гадости, — с негодованием отозвалась Анни, — этот порядок нам слишком дорого стоит. Почитай газеты (на это он энергично потряс головой: набитый рот не давал ему говорить) — да что там, ты почитай и увидишь. Люди гибнут и неизвестно для чего. Вот например сегодня: рекорд полета! Какое дело, этот рекорд, — разбилось три человека в Панаме, все сгорели, уцелела только почта… кому она нужна, эта почта!
— Ну, — три человека…
Но в это время заверещал телефон, и когда бобби подошел к нему, его физиономия вытянулась. Опять идти.
6 Пираты Атлантического Океана
Никольс, комми по продаже мелких изделий из стали, после того, как оказался в числе трех людей, спасшихся с взорванного «Циклона» — неожиданно для себя стал знаменитостью. И, надо признаться, что слава за эти две недели ему уже порядком надоела. Ходят, ходят — он рассказывает им все одно и то же, они врут в газетах чорт знает что. Он лежит — правда, он ни в чем не нуждается — но эти ослы зарабатывают на его разговорах недурные деньги. Вон тот, например, из «Герольда» — на какие это он деньги покупает брильянтовые булавки в галстух?
Сегодня, например, он рассказывал уже три раза, — опять все то же самое: как он стоял на верхней палубе и разговаривал с француженкой из Лиона, которая ехала на два месяца к тетке, как появился миноносец, как он не ответил на сигналы, пошел прямо на «Циклопа»; дежурный офицер закричал: «мина», и они улетели в пространство. Больше он ничего не помнит. Он очнулся уже здесь, в госпитале.
Пришла сестра и сказала ему, смеясь:
— Еще один пришел к вам.
— Ой, — сказал Никольс, — да ведь это, ей-ей, не леченье… Ну пустите, но, пожалуйста, больше не надо.
— Родственник чей-то, видимо, — сказала сестра.
— Эти еще хуже, — страдальческим голосом сказал Никольс.
Он вошел мелкими шажками и начал извиняться.
— Мне очень совестно вас беспокоить, и я понимаю, что вы больны, что вам нужен покой…
— Хорошо, — сказал, скосившись, Никольс, — а что вам хочется узнать?
Человек встал, притворил дверь и сказал почти топотом:
— Видите ли: на корабле «Циклон» ехал один человек. Так просто будем называть его — один человек. Этот человек был послан одним, скажем, учреждением… Это видите ли, очень важное поручение. Он вез, этот человек, от этого учреждения — н-да… пакет. Небольшой. Я думаю, что он вез его в кармане пиджака, потому что это была не такая вещь… Этот пакет заключал в себе ценность неисчислимую. Примерно — она больше всех денег Соединенных Штатов… Так раз в двадцать.
Человечек заметил, что Никольс смотрит на него подозрительно, криво усмехнулся и сказал:
— Это все, конечно, очень странно звучит, но это — так. Человек этот (он оглянулся на дверь) был среднего роста (встал и посмотрел в окно, вернулся), одет в синий костюм, глаза светлые, волосы тоже, с проседью. Хорошо одет. Ехал вторым классом. Каюта 73. Справа, ближе к корме. Курил трубку. Играл в шахматы. Блондин. Левый глаз мигает, так — маленький тик. Ботинки черные.
— Ну, — сказал Никольс.
— Ну, и вот… — тут на лице говорившего проступило отчаянье, — не видали ли вы на «Циклопе» такого человека.
— Нет, не видал, — спокойно ответил Никольс.
— Подумайте, — умоляюще сказал проситель, — если вы что-нибудь вспомните, я смог бы вам предложить…
Никольс махнул рукой. Все ему предлагали денег, если он сумеет как-нибудь доказать, что можно надеяться, что такой-то или такая-то не погибли.
— Это поручение представляло невероятную ценность. Я боюсь вам ее назвать: — цифра астрономическая. Да вы не сможете поверить. Он ехал вторым классом в каюте 73, играл в шахматы.
— Да знаете ли вы, — сказал потерявший терпение Никольс, — сколько народу едет с океанским пароходом?
— Конечно знаю. Не в этом дело. Видите ли, это обстоятельство нарушает расчеты целого ряда людей — ну и понятно…
Никольс откинулся на подушки и сказал:
— Я сказал вам все, что мог: я этого человека не видал.
7 Художник смотрит на улицу
Воскресенье палило город во всю. Градусов 30, не меньше. Февари протянул под стол ноги, нагнул голову и плюнул в противоположный угол. Попал с первого раза. «Угодники, какая скука!»
Он взял было в руки новый № художественного журнала, но там были напечатаны репродукции с вещей его лучшего друга… да, а это не так уж приятно видеть. Подошел к мольберту и отвернулся с досадой. Критика не умеет ценить талантов. Она и представления не имеет, что такое настоящее искусство. Взять бы хоть эту статью — ведь это сплошь…
Дома никого не было. Жара и скука. С улицы доносился ровный грохот города, утишенный по случаю праздника. Сел Февари опять и зачесал затылок. Надо куда-нибудь пойти. Но куда? В это время его привлек рев и крик, разгоравшийся на улице. Это что еще такое? Он подошел к окну, но тут ему стало так скучно, что он решил плюнуть на уличный скандал. Махнул рукой и пошел. Он решил пойти умыться и отправиться гулять.
В ванной перегорела лампочка. Он выругался и направился в кухню. Умылся, вытер лицо и, вытирая руки, подошел к окну. И — вдруг…