Тут профессор и серенький человек оба разом замахали руками:
— Пегий спектр! — крикнул серенький.
— Ну да! — ответил профессор.
— А что же это такое!
— Никогда в жизни… — начал профессор.
И тут что то ухнуло около них сбоку, пламя неожиданно вырвалось из стены — пожар! пожар! обсерватория горит. Профессор скатился с лесенки горошком. Серенького оттащили от телескопа силой. Он не хотел уходить. Да ну вас с вашим пожаром!
Все в огне, воздух залит заревом. Слышны мелодии рожка, колокольчики и крики — из города мчатся пожарные автомобили. «Боже мой, — говорит профессор, — моя обсерватория! моя обсерватория!»
Агент Южама выбежал на аллею. Опять неудача!
Он услыхал шум пропеллеров и увидал вверху грузный облик уходящего влево дирижабля. Что такое, — Иокогама-линия сегодня запаздывает, по-видимому?
Серенький стоял и ковырял в носу. Агент подошел к нему. Что это такое, этот метеор? Серенький не знает, что это такое — у него громадное собственное движение, он лучеиспускает, его спектр показывает линии какого то нового элемента.
Шум пронесся над вершинами пальм — купол обсерватории обрушился и похоронил под собой все сегодняшние снимки.
Агент Южама с тоской глядел на это.
22 Испанская тюрьма
Усатый сгорбленный человек завернул покрепче вокруг шеи кашне и задумался. «Трипль-Ойлю» не везет. Недоставало только того, чтобы и его схватили. Какой то паршивый вонючий Агвилос, испанский городишка — и еще более паршивая тюрьма! Такой дыры он в жизни не видал. Тюрьма, — это дубье думает, что это тюрьма! Хороша тюрьма:
— это свиной хлев.
И что за неотесанные громилы эти испанцы! Полицейский в конторе спрашивал его, что он думает о свинцовых рудниках, — чтоб ты сдох, анафема: попадись ты мне на воле!
Его схватили на дирижабле — из Гамбурга в Нью-Йорк. К нему привязался какой то нахал и начал лезть к нему с кулаками в самое рыло: — зачем он приставал к его даме, — он и в глаза не видал этой дамы. А потом они взяли его, два ражих немца, и без дальних слов швырнули в океан. Бух и готово! Как вам это покажется? скоро порядочному человеку нельзя будет никуда и носу показать.
Хорошо, он улетел в океан. Честное слово, — это тоже вещь в своем роде — пролететь тысячу метров по воздуху и ахнуться в ледяную воду. Признаться он и не думал вынырнуть. Но вынырнул. И его подобрала испанская канонерка. У него начался жар. Наверно он наврал чего-нибудь в бреду. Одним словом, он очнулся вот здесь.
В дверь застучали и его повели на допрос.
Черномазый следователь перекидывался шуточками с полицейскими. Они хохотали и показывали пальцем на него. Он немного маракует по испански. Ну да, ничего доброго он здесь не дождется.
Его допрашивали по английски. Ничего себе эта публика говорит на всемирном языке, это стоит послушать.
Допрос прервался. Следователь снял пиджак, жалуясь на жару, и послал мальчишку за бутылкой Опорто. Ему тоже поднесли стаканчик, — это просто портвейн, но недурной. «Есть такой у вас в Америке?» В Америке все есть.
Хорошо. Начнем сначала.
— Вся ваша шайка изловлена. Это вам известно?
— Я ничего не знаю ни о какой шайке.
— А это что такое? — и следователь показал набор инструментов для стали.
— Это вы везли на выставку в Чикаго? — не правда ли, ха-ха-ха!
— Я работаю в одиночку.
— По кладовым?
— Нет, по кассам.
— Вы расскажите мне о взрыве котлов на фабрике… на фабрике… чорт бы побрал эти американские фабрики с их богомерзкими названиями — Охтахома Мануфакчуринг…
— Ничего не знаю об этом.
— А об убийстве банкира Варфалло в Минас-Джеерасе?
— В первый раз слышу.
На этот раз арестованный не врал. Он действительно ни об том, ни о другом ничего не слыхал.
Тот к нему приставал еще с полчаса все с тем же. Основатель «Трипль-Ойля» ничего не понимал. Тщетно он уверял следователя, что он специалист по кассам, и не полезет в мокрое дело — а рвать котлы, спаси его небо от таких штук. Где он работал по кассам, да везде. Хорошо. «Апсаньес, дайте ему перчатки», — и стальные поручни щелкнули на его руках.
— Теперь вы будете сговорчивей. Дайте ка мне портфель!
Следователь вынул оттуда что то в роде башмака и шибанул этой штукой своего пациента по голове. Вот это так! Он свалился с первого раза. Его подняли. — Как ему это нравится? специально испанское изобретение. А вы говорите, что в Америке все есть! — Он протестует. Он будет жаловаться американскому консулу. Следователь выпучил глаза.
— Ну, это уж нахальство, — сказал он, и дал ему еще раз, покрепче.
Через час его повели обратно. Сторож сказал, что этот следователь приехал только сегодня утром из Кадикса. Это важная шишка. Известен своей пронырливостью и дотошностью. Так что вам лучше признаться. Он сделает из вас котлету, но добьется своего.
Арестованный подумал, что недурно бы ему повеситься.
23 Диггльс банк завивает горе веревочкой
Два часа ночи. Машина вихлялась по улице так, что бобби отбежал в сторону и вынул свисток. Но она остановилась.
— Ссс-ушьте… это вы там… бобобби! Ну да… Ссушьте… а?
Бобби влез в машину. Сидевший там человек был пьян, как Барбаросса.
— Бобби, — сказал человек в машине, — вы че-чест-ный-на! — человек. Это видно по… по… ну вижу… то есть… а, бобби!
— Куда вас отвезти, — спросил бобби.
— К чо-ортовой бабушке, — ответил автомобилист, — только там еще я не был се-сево-одня… н-да-с… покрутили!.. на!
— У вас есть адрес?
— Вы… вы комик, бобби… адрес — это в роде галстуха, он у всякого — на! — на! — на! — огрррррррллл, — орыйя. — хага га. — грылылы.
Он вывернулся за борт машины и изверг часть поглощенного неправедно.
Бобби смотрел одобрительно.
— Так, — сказал автомобилист, отирая холодный пот с лица, — это лучше. Бобби, вы умеете править?
— Так точно, сэр, — ответил бобби.
— Вот, — сказал автомобилист и дал ему карточку. — Покойной ночи, бобби. Когда довезете, скажите ваш №, ладно?
— Хорошо, сэр, — ответил бобби и тронул.
Сэр перелез, икая и охая, во второе отделение машины, улегся вдоль, икнул и выругался. Засим заснул.
Ехали довольно долго.
Бобби честно привез его в полицейское отделение и сдал. Там дали шоффера и тело несчастного двинулось далее.
Это была дачка за городом. Там приняли тело не без сокрушения. Шоффер получил на чай и сдал № бобби.
В шесть утра Эпсор вышел из этого домика. Лицо его было сильно помято, после пьянства, но все же он был терпим, выбрит, умыт, сколько возможно.
Его ждал другой автомобиль. Поехали.
На повороте третьей, не то четвертой улицы некто шел и поплевывал на тротуар. Эпсор вынул из кармана записную книжку. Некто обождал пока его обогнал авто Эпсора, вытащил из за пазухи некоторое подобно пистолета и нацелился в автомобиль. И спрятал. А шоффер начал беспокойно оглядываться назад, замедлил ход и остановил машину.
— Что такое? — спросил Эпсор.
Шоффер вылез:
— Покрышка! Сейчас сменим… эх! и другая то же самое! Ловко!
Эпсор вышел из машины. Он доедет на трамвае.
Эпсор ушел, а шоффер возился с покрышками. Некто подошел, раскачиваясь к нему, присел, на корточки, потом скинул пиджак и начал деятельно помогать шофферу. Он обнаружил кое-какие знания в этом деле. «Да вы не шоффер ли?» — Нет, он механик, но сталкивался и с этим добром. Чорт знает что: по гвоздю в каждой шине!
Эпсор вышел за поворот, но не стал дожидаться трамвая, взял кеб и уехал.
Аэродром. «Готова машина для Бигерля?» — «Готова». — «Мы едем».
Моноплан унес его. Над океаном — на Запад.
«Где господин Эпсор?» — спрашивал тоненький мужчинишка у швейцара банка, одолжив ему предварительно сигару и поговорив о тяготах швейцарской службы. «Уехали в отпуск, кажется, что в Биарриц…»
Тот же человек путем ничего не мог добиться от шоффера.
После этого он почесал в затылке, помотал головой недоверчиво и пошел на радиостанцию. У него там было неотложное дело. Биарриц… сказки это, а не Биарриц, — проверим, во всяком случае. Это не так трудно. В таких местах всегда есть наши молодцы.
24 Лиса становится порядочным человеком
— Так ты знаешь, несчастный, что такое радиосигнализация около несгораемой кассы.
— Ну?
— Дубина! ты еще и не подошел к этой анафемской кассе, как она тебе влепит пулю в лоб.
— Рассказывай!
— Пусть у тебя заведутся кролики в ухе, если я вру. Она чует нашего брата, как хорошая девчонка с тротуара.
— Это же сатанинское дело.
— Есть!
— Так он и влопался?
— В самую точку!
— Его схватили?
— После того, как тебе всунут пол унца свинца в череп, ты ведь не станешь препираться с буйволами, не правда ли?
— Нипочем. Это против моих принципов.
— Вот. И он был того же мнения на этот счет.
— Я скажу тебе, Угорь, нам дьявольски не везет!
— Да, Лиса, над нами стоит пропеть мормонскую панихиду. Скажи-ка мне, а где — Сверло?
— Боюсь, что он сбежал. Если его только не маринуют где-нибудь буйволы. Нет от него никаких вестей.
Ночью к Лисе постучались в окно. Первым его движением было бежать. Но у него было подготовлено кое что на этот счет. Он подтянулся к окну и спросил:
— Что нужно?
— Лиса? — спросили из за окошка.
— А хоть бы и Лиса?
— Хотите тысячу долларов?
— Положите на окно и идите к сатане на рога, покуда я не достал винтовки со стены.
— Ладно, — вы хороший малый, я вижу. Кладу тысячу на окно.
— Ей-ей, я снял карабин.
— Повесьте обратно. Я вам дам еще тысячу, если вы меня впустите.
— У меня только шесть патронов, а я так полагаю, что вас человек двадцать. Неудобно будет, если угощенья не хватит на всех.
— Я один, клянусь знаменем Штатов, Южной Дакотой и негрским мясом!
Лиса встал. Он вылез на крышу — и увидал в рассветной тьме, что действительно перед его окном вертится всего лишь один человек. Он разбудил своего Угря и впустил.