Каранелли ничего не отмечал на карте. Мало того, у него ее и не было. Перелески, кустарники, холмы и овраги легко держались в памяти и без проблем узнавались французом. Луи ни на секунду не сомневался, что, когда понадобится, он точно нанесет на карту все, что увидит: позиции русских батарей, расположение полков, оборонительные сооружения.
В тылу противника, как и ожидалось, царило слегка суматошное движение. С первых линий в тыл тек поток раненых. Некоторые, морщась от боли, шли сами, других вели под руки. Часто попадались носилки, которые несли вчетвером. Солдаты приводили или приносили раненых на Старую смоленскую дорогу за Утицким курганом, где передавали на руки ополченцам, а сами быстро уходили назад, к товарищам, продолжавшим держать оборону в первой линии.
Ополченцы рассаживали и укладывали раненых на подводы, которые отправлялись в сторону Можайска. Глядя на русских, выбывших из строя, Луи не переставал удивляться. Несмотря на раны, порой довольно тяжелые, основное настроение солдат выражалось досадой на преждевременный выход из боя и сожалением, что им приходится покидать позиции.
Убедившись, что позади пехоты, обороняющей Утицкий курган, только ополченцы, Каранелли направил лошадь в центр, забирая на восток, чтобы объехать многотысячную армию, собранную на южном фланге. В его план входило проехать через Псарево, заглянуть в Татариново и двигаться в сторону Курганной высоты, внимательно осматривая русские тылы.
Группа офицеров во главе с полковником никого не интересовала. Лишь однажды усталый ротмистр на взмыленном коне, подскакав вплотную, спросил, не знают ли господа офицеры, где сейчас дислоцируется Измайловский полк? И получив отрицательный ответ, поскакал дальше, лишь пыль летела вслед.
Восьмой атакой французам удалось выбить упрямых защитников из флешей, слишком велик был численный перевес наполеоновской пехоты, поддержанной сотнями артиллерийских стволов. Но, отступив к Семеновскому оврагу, обороняющиеся сомкнули ряды, а после подхода свежих полков бросились в атаку, которую возглавил сам Багратион.
Фико вместе с тем офицером, который исполнял обязанности гримера при мадемуазель Катрин, двигались чуть позади передней линии атакующих. Они испытывали метатель гранат в условиях боя. Несколько десятков снарядов составляли приличный вес. Однако этого нельзя было подумать, настолько легко нес ранец Фико. Выстрелив около дюжины раз, Анри и его товарищ нашли оптимальную траекторию полета, когда гранату удавалось запустить приблизительно на полторы сотни шагов. Что особенно понравилось французам — в этом случае взрыв часто происходил в воздухе, осыпая цель дождем металла.
После взятия флешей, русские неожиданно начали ответную атаку и очень быстро потеснили первую линию наполеоновской пехоты. Фико и его товарищ оказались в первых рядах, что никак не входило в их планы.
Прикрыв маневр парой дымовых фанат, создавших на и без того задымленном поле непроницаемую для глаз черную стену, офицеры ушли в сторону и скрылись в кустах.
Атака развивалась стремительно, но и французы не собирались отдавать флеши, бросив навстречу лучшие пехотные полки. Линия столкновения двух колонн образовалась так, что Фико с товарищем оказались на русской стороне в полусотне шагов от нее.
Раздвинув кусты, бывший гример, вдруг наклонившись к уху Фико, забормотал:
— Анри! Там Багратион, честное слово, Багратион!
Фико молча начал заряжать штуцер. Товарищ последовал его примеру. Выстрелы из кустов производились наспех, но, как оказалось, весьма успешно.
Осколки гранаты ударили по ноге командующего второй армией. Петр Иванович вскрикнул, однако изо всех сил постарался усидеть в седле. Но тщетно, сознание ускользало, звуки боя становились тише, словно уходили куда-то вдаль, а непослушное тело сползало на землю.
Весть о ранении Багратиона в считанные минуты облетела колонну русских войск и ударила страшнее, чем сотни наполеоновских пушек. Атака захлебнулась, французы отбились и сами пошли вперед, тесня русских к Семеновскому оврагу. Генерал Коновицын, который временно взял на себя командование армией, ничего не мог поделать. Слишком велик авторитет Багратиона, слишком тяжела весть о его ранении, которая, облетая войска, обрастала слухами.
Убит, убит, убит…
Но примчавшийся в штаб адъютант знал, что не убит, а лишь тяжело ранен.
— Кто командует армией? — глухо спросил Кутузов.
— Генерал Коновицын!
Отличный генерал, и дивизия у него образцовая. Но это даже не корпус. Удержал бы Семеновское. Кого же назначить? Тучков, Раевский, Багговут все при деле, нельзя их из своих корпусов сейчас убирать. Значит, придется от Барклая кого-нибудь послать! Кого? Эх, да что там гадать! Все ясно, а что очень не хочется — так что поделаешь!
— Возвращайся к Коновицыну, голубчик, да передай, что велел Кутузов зверем вцепиться в Семеновское! Пусть выигрывает время, командующего я сейчас пришлю.
Кутузов взял лист бумаги и быстро написал: «Приказываю вам взять на себя командование второй русской армией, поскольку князь Багратион тяжело ранен».
— Запечатать и немедленно доставить командиру шестого корпуса Дохтурову! — отдал распоряжение Кутузов одному из адъютантов. Потом взял со стола отдельно лежащий пакет, тот, что приготовил еще утром. Он помнил каждое слово, написанное на листе бумаги, лежащей внутри. «Войска противника совершили прорыв в центре наших позиций. Гвардия и артиллерийский резерв остановили противника возле деревни Псарево. Приказываю вам немедленно захватить Курганную высоту, дабы отрезать французам путь к отступлению, и всеми имеющимися силами наносить удары во фланг и тыл противника».
Кутузов помедлил немного, глядя на пакет. Ну ничего, Барклаюшка не хуже справится. Михаил Илларионович зачеркнул фамилию Дохтурова и решительно написал: «Командующему первой армией». Затем снова положил его на место дожидаться своего часа.
Рейд Платова и Уварова заставил французского императора еще раз продумать план ведения боя. Что это было? Разведка, чтобы определить возможность атаки на северном фланге? Чем? После того как Наполеон выделил из молодой гвардии дивизию Фриана и бросил ее на Семеновское, русским не удалось удержать деревню. На южный фланг Кутузову пришлось срочно перебросить корпус Остермана-Толстого. Так что? Жест отчаяния? Скорее всего. Попытка любым способом отвлечь французов, чтобы снять давление с армии Багратиона, которой на помощь уже пришла большая часть войск Барклая де Толли. Русские сейчас сжаты на юге, отбиваясь от атак. Остался решающий удар.
Наполеону было жаль потерянных часов, но ничего принципиально не изменилось. Даже наоборот, дивизия Фриана, захватив Семеновское, подчеркнула его стратегическую инициативу.
— Генерал, я надеюсь на вас!
Огюст Коленкур, заменивший убитого Монбрена, стоял навытяжку перед императором.
— Ваше величество! Я буду на холме живым или мертвым!
Генерал не соврал. Не прошло и часа, как он был убит на Курганной возвышенности, позже получившей название «могила французской кавалерии».
Дивизия Коленкура прорвалась севернее холма и, разворачиваясь по спирали, атаковала позиции Лихачева почти с тыла. Следом за Коленкуром во фронт и во фланг, от флешей, ударил Богарнэ. Почти час отбивалась дивизия от превосходящих сил французов. Израненный Лихачев попал в плен.
Захватив орудия батареи, французы намеревались обратить их против русских, но не успели. Барклай де Толли, собрав в кулак имеющуюся у него конную артиллерию, пехоту и кавалерию, умело нанес ответный удар, сбросив противника с высоты.
Московский драгунский атаковал правее кургана, в том месте, где совсем недавно прорывались кирасиры Коленкура. Смятые французы отступали бегом, в их рядах царила паника. Со склона Данилов видел, как у подножья холма четыре зарядных ящика, перегородили путь отступающим кирасирам, заставляя их терять скорость и объезжать по длинной дуге. Ездовые безуспешно пытались развернуть лошадей. Николай решил воспользоваться заминкой и бросил драгун прямо на столпившихся у зарядных ящиков кавалеристов противника.
Холодный азарт наполнял душу, измученную долгим ожиданием. Копыта несущейся галопом лошади отстукивали ритм, который окончится пистолетными выстрелами, звоном железа и выплеснувшейся наружу яростью.
Но не один Данилов заметил заминку неприятеля. Первый эскадрон начал маневр раньше и теперь его драгуны скакали в сотне шагов впереди. «Ничего, дела всем хватит, — подумал Данилов, — не здесь, так дальше догоним французов».
Тем временем кирасиры, подгоняемые командами офицеров, смогли обогнуть препятствие. Ездовые зарядных ящиков наконец справились с лошадьми, и повозки двинулись, разъезжаясь веером. Но что-то опять не заладилось, и возницы посыпались с козел.
Данилов вдруг заметил, что рядом с повозками находится еще несколько лошадей и, кажется, пара всадников. Спустя несколько секунд шестеро наездников поскакали догонять кирасиров. Следом за ними мчался первый эскадрон.
Повозки теперь стояли с разных сторон дороги, и русские кавалеристы неслись напрямую, не снижая скорости. Примерно треть из них погибла сразу. И еще половина драгун эскадрона оказалась ранена или сильно ушиблена — многие падали с убитых лошадей. Залп вражеской артиллерии накрыл гранатами первый эскадрон.
— Стой! — истошно закричал Данилов, пытаясь поднять коня на дыбы. Он вдруг отчетливо увидел, как по телам раненых и побитых от ударов о землю товарищей проходит его эскадрон, и ужас возникшей картины заслонил остальные чувства. Но только на секунду, пока князь не понял, что лошади успевают остановиться. И сразу же, словно отделившись от эмоций, мозг начал разбираться в ситуации. Как?! Как такое могло произойти? Откуда стреляла вражеская батарея? Уж точно не с Курганного холма! Пехота успела вновь захватить орудия. Так откуда? И почему так точно? Ведь Николай не увидел ни одного взрыва в стороне. Сколько же пушек должно быть, чтобы одним залпом положить целый эскадрон? Или не было никакой батареи? Тогда что это?