На следующее утро отец отправился по делам в дом губернатора, к самому Петру Исаевичу Аршеневскому, а Коля с Федором поехали кататься. Очарованный красотой раскинувшегося на высоких холмах города, мальчик с радостным изумлением смотрел на лепные узоры домов, украшенные фигурами животных и птиц, белоснежный Успенский собор, вскинувший в небо купола, снующих деловитых ремесленников, огромные повозки с мешками и бочонками, открытые двери многочисленных лавок и трактиров. А стена, окружавшая всю эту красоту, превращала город в сказочную крепость. Именно сказочную, потому что не может быть таких огромных крепостей, у которой от одной стены до другой больше двух верст! Коля тогда так прямо и подумал — ее построили, чтобы отделить сказку от обычной жизни, размеренно текущей сразу за крепостной стеной в предместьях и слободах.
За ужином Коля робко, с тайной надеждой, спросил: сколько дней еще они пробудут в Смоленске? Ответ отца огорчил: завтрашний день — последний. Но, словно почувствовав состояние сына, добавил:
— Но завтра мы побываем на маневрах.
Этот день разделил Николенькину жизнь на две части — до того времени, когда он увидел драгунский полк, и после. Четкой, ровной колонной маршировали на пустыре около Молоховских ворот всадники в зеленых мундирах. Потом по команде: «Задние две шеренги, приступи!» быстро перестраивались в три шеренги. Вновь строились в колонну и меняли фронт полка. Рассыпались по всему пустырю, но вновь команда: «Стой — равняйся!» собирала драгун в стройную колонну. Потом полк пошел в атаку на воображаемого противника; сначала малой рысью, потом галопом и, наконец перешел на полный карьер. Драгуны летели стремительной лавиной, и сразу всем становилось ясно, что нет такой силы, которая могла бы остановить их.
Мальчишка смотрел на кавалерийские маневры, забыв обо всем на свете. Даже не обращая внимания на отца, глядевшего с улыбкой человека, знающего, какое впечатление может произвести блеск оружия на настоящего, хоть и маленького пока, мужчину.
— Что, папа? — рассеянно переспросил Коля, поняв наконец, что отец обращается к нему.
— А хотел бы тоже стать драгуном?
— А возможно?
— Все возможно, если сильно захотеть.
И вот теперь Николенька сидел в кровати, с ужасом думая, что отцу может показаться, будто сын уже раздумал идти на службу в драгунский полк.
— А где папа?
— С Федором, на конюшне. Готовят лошадей.
Чмокнув в щеку смеющуюся маму, мальчик, в спешке надев штаны, помчался с рубахой в руках на конюшню. По дороге, едва вылетев в коридор, он чуть не врезался в Порфирича, худощавого пожилого дворецкого, одетого в расшитую золотом ливрею. Тот лишь слегка посторонился, бросив суровый взгляд.
— Доброе утро, Порфирич! — крикнул на ходу Коля. — Я сегодня не буду завтракать!
— Здравствуйте, юный барин! Хочу посмотреть, как у вас это получится.
Но последних слов Николенька не слышал. Выскочив во двор, он засмеялся, радуясь траве, деревьям, солнцу, и помчался к конюшне мимо дворовых изб, где жили три дюжины крепостных, обслуживающих дом и двор.
Когда Коля был совсем маленьким, он очень боялся Порфирича, всегда серьезного до сердитости, не терпящего ни малейшего беспорядка. Но, став старше, понял, а вернее, почувствовал, что дворецкий, у которого не было детей, любит его, как сына. А юный князь, в связи с частыми отлучками отца, стал часто забегать в комнату Порфирича, чтобы обсудить с ним «мужские» вопросы.
Отец встретил Николеньку с виду сурово, хотя глаза смеялись.
— Запомни первый закон солдатской службы — с утра плотно позавтракать, если нет никаких других приказов. Ты получил другие приказы?
— Нет!
— Тогда исполнять первый закон! Марш!
Первые уроки Коле начал преподавать отец, благо сам дослужился, прежде чем получил тяжелое ранение, до чина ротмистра и командовал эскадроном Смоленского драгунского полка. Того самого, который проводил маневры у Молоховских ворот. Потом появился второй гувернер — немец — большой мастер в стрельбе. Именно он научил Колю стрелять на ходу с лошади. В четырнадцать лет мальчика внесли в списки Смоленского драгунского полка. К тому времени рука его уже уверенно держала настоящий палаш. А из пистолета он почти без промаха попадал в тыкву на ветке в десяти шагах от тропы, по которой летел галопом. Тропинка петляла по лесу, и чаще всего тыква появлялась после очередного поворота. Всадник должен был, не снижая скорости, выхватить пистолет из притороченного к передней луке седла ольстраха и выстрелить прежде, чем тыква скрывалась из виду. С ранней весны до поздней осени юноша купался в Днепре, ходил на все представления заезжих циркачей и пытался в парке возле дома повторить то, что видел, каждый день носил бревно на плечах.
Но не только приемам боя и укреплению тела уделял время Николай. С обоими гувернерами легко находил общий язык, бойко разговаривая с каждым из них на родном для тех наречии. Музыка и танцы, математика и астрономия, пусть очень редкие, но все-таки регулярные поездки в Смоленский общественный театр и представления в родном имении, поставленные крепостными актерами, постоянно окружали уверенно идущего к своей цели юношу.
Как-то раз отец, заглянув в комнату Николая и увидев на столе исписанные листы бумаги, сразу догадался, что в них. Это не трудно, если учесть, что молодому человеку исполнялось через месяц семнадцать. Да и заплывший воском канделябр говорил о том, что долго еще после наступления темноты просиживал за столом сын. Сначала Данилов-старший решил не смотреть, но потом передумал. Отцовского любопытства природа не отменяла. Уговорив себя, что он только хочет проверить собственную проницательность, отец взял в руки лист, исписанный аккуратным почерком. Конечно, это наивные стихи, по-детски неумелые и, разумеется, посвященные юной графине Истоминой. Граф заезжал на прошлой неделе с дочкой, томной красавицей, без малого пятнадцати лет. То, что было написано на листе, потрясло его.
Июньские дожди косые,
Январский снег, апрельская капель,
Осенний лист до одури красивый,
Рассветный лес, туман белесо-синий,
Пейзажи милой родины — России —
И соловья в походном ранце трель.
В голову закралась предательская мысль. А не зря ли он так искусно подтолкнул сына к карьере военного? Может, Россия лишилась прекрасного поэта? Драгун, их полками считают, а поэтов — пальцами на руках.
Летом тысяча восемьсот третьего года семнадцатилетний Николай Данилов был зачислен в старшие классы Пажеского корпуса, только год назад реорганизованного в учебное заведение для подготовки офицеров для гвардейских частей.
Санкт-Петербург поразил Николая с первого взгляда. Великолепие дворцов, широченная по сравнению с Днепром Нева, удивительной красоты мосты через Фонтанку и Мойку, огромное количество роскошных экипажей. Но прошло полгода, город стал привычным, и все чаще вспоминались Дорогобуж, город-сказка Смоленск, родное имение. И, как ни странно, Анюта Истомина, юная графиня, такая смешная в своих попытках казаться взрослой, опытной женщиной.
Учеба шла великолепно, домашней подготовки оказалось достаточно, чтобы Данилов легко стал одним из лучших учеников, гордостью преподавателей.
Летний отпуск пажа Данилова в родовом имении подходил к концу. Через три дня Николай снова отправлялся в Санкт-Петербург. Скорое расставание уже щемило грудь легкой тоской, однако паж знал, что год — хоть и очень длительный срок, но он пройдет. Непременно. И тогда все сбудется. Он станет корнетом в Смоленском драгунском полку, он женится на Анне, они будут жить в Смоленске, а в свободное время приезжать в имение к родителям. И пусть она пока не знает о его планах, но не случайно же девушка приезжает сюда! Граф, старый друг отца по воинской службе, частенько и раньше бывал в имении, нередко оставался ночевать. Но последний месяц, сразу после возвращения Николая, он стал бывать у Даниловых два, а то и три раза в неделю. И всегда с Анной, у которой для сопровождения отца непременно находился повод.
За год Анюта изменилась — подросла, постройнела, еще более похорошела и собиралась в будущем превратиться в первую красавицу. Любого общества, в котором ей придется вращаться. Но Николай не мог думать о том, кем станет через несколько лет эта девушка. Да и не хотел. Он видел стройную фигурку, каштановые с легкой рыжинкой длинные волосы, темные глаза с поволокой, изящные тонкие руки, длинную шею, точеные плечи, милые ямочки на щеках. Он слушал мягкий с легкой «французской» картавинкой голос и влюблялся. Сам того не понимая, влюблялся безумно, постепенно теряя голову.
Анна, как и любая женщина, даже будучи очень юной, хорошо чувствовала, как постепенно приобретает власть над Николаем, и сладостное чувство доставляло необычайное удовольствие. И заставляло постоянно искать новой встречи.
В дальней беседке на берегу Днепра они сидели вечером, и Николай раздумывал, объясниться ему сейчас или лучше это сделать в день отъезда? Неожиданно подумалось, что Анна ведь может и не приехать! Что тогда? А вдруг они видятся в последний раз? Эта мысль так потрясла его, что он решился.
— Анна… — проговорил юноша и запнулся. Поднял глаза на девушку, словно ища поддержки, но сразу отвел их. — Анна, через три дня мне нужно будет уехать.
— Я знаю…
— Я буду скучать, — решительно перебил Николай.
— Конечно. Если бы и мне предстояло уезжать так надолго из дома, от родителей…
Красавица смотрела на юношу, сдерживая улыбку в уголках губ.
— Я буду скучать без вас!
— Ах, Николя! — воскликнула девушка, жеманно прижимая веер к груди. — Вы забудете про меня раньше, чем доедете до столицы. Впереди у вас Санкт-Петербург, а это не место для скуки. Столичные красавицы быстро развеют вашу тоску, и в голове не останется места для провинциалки.
— Я не забуду вас никогда!
— Все гусары так говорят!