А можно жахнуть противотанковой ракетой (где-нибудь в Европе, или Штатах) по железнодорожному составу, например, с хлором… вот весело будет!
Ну, это так, лирика. В Чечне спецназ ПТУРами в горах расстреливал даже одиночных боевиков, а некоторые товарищи из Софринской бригады внутренних войск этими дорогостоящими ракетами били по неподвижным огневым точкам при штурме Грозного в 2000 году (тогда как там можно было с успехом применять обыкновенные реактивные гранаты РПГ-18 или РПГ-22, а еще лучше огнемет РПО-А), и попусту расстреляли более двухсот «Конкурсов». Но это все будет позже…
А сейчас мы выгружались на одном из сибирских полигонов. У каждого была своя задача, но посмотреть на пуски ракет желающих собралось много.
Наши ракетчики с важным видом начали устанавливать станину ракетного комплекса на огневом рубеже. Ротный и все остальные офицеры крутились вокруг них, а ракетчики по ходу пьесы всем желающим рассказывали, как управляются ракеты, как они летят, какое поражение могут нанести «объекту поражения». Показали ту самую штуку, двигая которой, изменяешь курс полета ракеты — называется, кажется, кнюппель.
Потом из ящика достали ракету в зеленом контейнере, и установили на штатное место. Один из ракетчиков радостно отрапортовал ротному:
— Товарищ майор, расчет противотанкового комплекса к стрельбе готов!
На вооружении в спецназе стоят противотанковые ракеты «Метис», которые летят на километр и имеют весьма малые габариты, ракеты «Фагот», которые могут разнести правительственный лимузин на дальности два километра, и ракеты «Конкурс», которые могут забить кого угодно на дальности пять километров.
В нашем случае ракетчикам предстояло стрелять ракетами комплекса «Фагот».
— Огонь! — приказал ротный.
Все затаились. Сейчас увидим чудо инженерной техники. Напичканная электроникой маленькая ракета понесет свой заряд к остову старого бэтээра, находящегося за полтора километра от огневой позиции.
При вылете из контейнера на ракете раскрываются стабилизаторы, запускается твердотопливный двигатель, который разгоняет ее до скорости что-то около двухсот метров в секунду, а так же в хвосте начинает гореть трассер, служащий ориентиром нахождения ракеты в пространстве. Оператор при этом должен наводить марку прицела на объект поражения, а умная электроника, видя перемещение трассера, подает на рули ракеты команду, стараясь совместить видимый ей трассер с маркой прицела. Рули чуть отклоняются, и ракета идет ровно в створе марки прицела. И бьет в цель. Вероятность поражения движущейся цели что-то около девяносто процентов. Это очень высокий показатель.
Кстати, команду электроники ракета получает по проводам, которые в полете скручиваются со специальной катушки — ракета летит, а за ней тянется тонкий провод.
Но это все в теории. Практика выглядит несколько иначе.
Ракетчик прильнул к прицелу и вдруг орет:
— Выстрел!
Тут же мне закладывает уши гром вылетающей ракеты. Я уже представляю, как она влетит в старый бэтээр и разнесет его в клочья… но неожиданно для всех ракета, только-только выйдя из контейнера, резко клюет носом, и мгновенно зарывается в землю.
Некоторое время из земли вверх бьет сноп огня, потом что-то глухо ухает под землей и все стихает…
Парень встает и задумчиво чешет лысину.
— Не понял…
И никто не понял.
— Что это было? — спрашивает ротный.
— Хрен его знает… — оба ракетчика кажется чего-то недоговаривают. — Что-то ракета в створ не попала…
Это значит, что умная электроника не увидела ракету и не смогла осуществлять управление.
Они быстро ставят вторую ракету. За прицел ложится второй. Он некоторое время глядит в прицел, потом громко орет:
— Выстрел!
Раздается такой же грохот. В облаке дыма и огня ракета покидает контейнер. Все замирают… вот сейчас мы все увидим классный выстрел…
Но упрямый «Фагот» делает «горку» и с набором высоту уходит в даль.
Ракетчик подскакивает:
— Бракованные ракеты, товарищ майор!
В этот момент лопается провод — ракета ушла за предел своей дальности. Ракета должна взорваться в режиме самоликвидации, но этого почему-то не происходит.
Первый ракетчик уже волокет третью ракету. Но ротный останавливает его:
— Стой! Я разве давал команду? Клади ракету назад в ящик. Хватит вам стрелять на сегодня!
Ракетчик с грустью возвращает «Фагот» в ящик.
— Сколько реальных пусков вы сделали в учебке? — спрашивает ротный.
— Ни одного… — говорят оба и опускают головы. — Мы только на тренажерах пуски проводили. Нам сказали, что в войсках настреляетесь…
— Ясно, — кивает ротный. — На сегодня пусков больше не будет.
*****
А потом пришел на полигон какой-то местный дед и рассказал, как около него, прямо во двор дома приземлилась ракета.
И сделала огромную яму.
Дури-то в ней много…
Часть 2Разведчиками становятся
Тропа разведчика
В автоматном магазине пятнадцать специальных патронов типа УС. На стволе автомата закреплен ПБС-1 — прибор бесшумной и беспламенной стрельбы. Бежать по снегу тяжело. Да еще на спине РД с песком. Да еще бежать на время. Да еще в присутствии начальника разведки округа генерал-майора Сивакова.
Организму не хватает воздуха. Легкие рвутся изо всех сил, но восполнить кислородный долг при такой нагрузке невозможно. А до второго дыхания еще ох как далеко!
— Быстрее! — группу подгоняет старший лейтенант Дружинин. — Быстрее!
Выскочили на поляну. Поднимаются две грудные фигуры. Роли в группе заранее распределены. Все работают без напоминаний и подсказок. Это мои мишени. Вскидываю автомат. Резиновый жгут на прикладе прижимается к распаренной щеке. Цель в прицеле скачет, как безумная. Два приглушенных хлопка. Легли мишени. Две горячие гильзы плавят снег. Группа не останавливаясь бежит дальше.
Хабаровск зимой не такое уж и теплое место. Морозы достигают порой довольно низких температур. Вот и этим утром, когда группа отдельной роты специального назначения выехала на окружные сборы частей спецразведки в хабаровский отряд, термометр показывал около сорока градусов мороза.
При такой температуре воздух начинает сверкать и искриться. Но мы предварительно скинули бушлаты, оставшись в одних «песочках», ботинках и черных шапочках. Нам не жарко, мы забыли про мороз, про ветер, про все на свете!
А вокруг взрывы ШИРАСов, горят шашки дымовые, наблюдение вести мешают. И стрельба кругом длинными очередями.
Впереди полотно железнодорожное. Труба под насыпью. Когда-то рельсы блестящие были, но сейчас они огнем взрывпакетов закопчены. И шпалы черные. Двое из подгруппы минирования на шпалы упали. Будут заряд на рельсы устанавливать. Рельс перебить двести грамм тротила достаточно. Но сейчас группа только имитационный заряд ставит. Боевые мы на войне ставить будем. Если нас в тылы противника спустят — как собак цепных. Уж там мы оторвемся по полной!
Падаю в снег в оборону круговую. Наблюдать! Бьется сердце оглушающе, перекачивая надрывно литры крови, наполненной адреналином. Кажется, что сердце вот-вот выскочит. И пить охота…
Хватануть бы сейчас влаги белой и холодной, которой так много вокруг! Охладить бы сейчас тело распаренное! Отчетливо представляю, как будет таять во рту обжигающий снег, как струйки воды потекут по языку в пересохшую глотку. Представляю, как буду жадно глотать растопленный снег, наслаждаясь возможностью напиться в такой тяжелый момент. Закрываю глаза и тянусь губами к снегу…
Пинок в бок. Резкая боль колючими молниями по всему телу.
— Наблюдать! — орет Дружинин.
Минеры подают сигнал, все одновременно вскакивают, и бежим дальше. Все действия группы слаженны, рациональны, выверены и взаимосвязаны. Все идут только к одной цели. К победе!
А сзади взрыв на железнодорожном полотне. От бега опять дышишь надрывно, а впереди «дымоход».
— Группа газы! — командует групник.
Холодную резиновую маску на распаренное лицо. Мороз жжет только в первое мгновение, потом просто перестаешь обращать на это внимание — не пропустить бы мишени. А все остальное — мелочи.
Ныряет в «дымоход». Бегу по ходам «дымохода», натыкаясь на стены, вытягиваю вперед руки, но все равно не угадаешь, что впереди. Пока не наступишь. Время. Время.
Выскочил на чистый воздух. Но команды «отбой газы» нет. Запотевают стекла, и видеть могу только через совсем маленькие не запотевшие дыры. Хоть противогаз и специальной «незапотевающей» конструкции, но все равно это ничего не меняет. А попробуй только цель пропустить! Наконец-то:
— Отбой газы! Ранены радист и минеры!
«Раненых» на себя и дальше. Бегом. Тяжело тащить, когда сам устал. Но надо. Это закон. Закон разведки. Живые должны тащить на себе не совсем живых и совсем не живых. Железный закон разведки таков: возвращаются либо все, либо никто. Тащить своих во что бы то ни стало! Тащить не только потому, что так требует устав в обязанностях разведчика, но и потому, что это напрямую влияет на внутреннюю обстановку в разведывательной группе. Если оставит группа своего товарища в тылу врага — что тогда люди думать будут. Бойцы начнут в тайне сомневаться — а вдруг и меня так же оставят? Вдруг бросят? Тут же и недоверие появится, и чувство локтя в группе исчезнет. А это уже не группа. Это уже просто толпа, вооруженная спецоружием, но не способная выполнить поставленную боевую задачу. И превратится такая группа в пыль. В ничто. И как следствие этого — неминуемо погибнет. Так что, тащите пацаны своих товарищей. Тащите, что есть сил. Тащите, пока живы сами, пока бьется ваше сердце, пока дышите! Разведка своих не оставляет! Возвращаются либо все, либо никто!
А из горла крик непроизвольный. Это от перенапряжения. От злости.
Под ногами хлопает взрывпакет. Отброшенный взрывом снег на лице тает. Бежишь и дышишь, как конь загнанный. И товарищ тяжелый на спине…
Мысль в голове: вот такая война и есть — усталость и злость… злость и усталость. Заполняются этими двумя чувствами все клеточки человеческого организма. Все остальное — жалость, любовь, сострадание — уходит, вытесняется, как не нужное. Не нужное там, где убивают и погибают…