— Скажи, кто ты? — тысячу раз заданный вопрос остается без ответа. Теплая рука приподнимает ночную сорочку и скользит по груди, сжимает, не спрашивая разрешения. Торможу его, перехватив пальцы. — Имя скажи! Умоляю…
— Нет, — он усмехается и наклоняет голову. Волосы щекочут ключицу, но я не могу рассмотреть их цвет. Призрак касается губами соска и водит языком по кругу ареолы. Нежно кусает, а затем резко отталкивает меня на кровать.
— Прошу… Четвертый год я, как в бреду. Или явись мне, или уходи, — говорю едва слышно и выгибаюсь, чтобы усилить его прикосновения, чтобы запомнить их. Призрак прижимает меня сильней к постели и не позволяет мне раскрепоститься, владеет мной, будто не он в моем сне, а я в его.
— Всему свое время, — говорит и второй рукой немного раздвигает мои бедра. Водит пальцами по коже и шумно дышит. — Скажи, ты будешь меня ждать? — ласкает и смотрит. Будто прожигает насквозь. Мучает. Испепеляет.
— Не-е-ет, — шепчу. — Я не хочу больше тебя ждать. Ты извел меня, я начну строить новую жизнь.
В пламени его радужек загорается ревность.
— С другом, который тебя предал?
— Не твое дело! Ты — призрак, тебя вообще в моей жизни нет, — пытаюсь оттолкнуться, но он сильнее напирает и проникает пальцами глубже, заставляя вскрикнуть.
— Будешь ждать, я сказал. Я не отпускаю тебя. И никогда не отпущу.
— Бессовестный, — еле выговариваю. Надломленным вожделением голос не хочет слушаться. Ловлю мерцание елочных гирлянд за крепкими плечами моего мучителя. Я никогда не отмечаю, в моем доме тихо и пусто в предновогоднюю ночь, потому что этот праздник наполнен болью и тоской разлуки. Шиплю, когда темп его движений во мне ускоряется: — Ненавижу.
— Любишь… — тянет он и наклоняется к губам. Толкается языком настойчиво, прошибая трещинами мои ограждения. Шарит по телу горячими ладонями, распаляет так, что я не могу дышать и беспомощно тяну его на себя. Призрак всегда приходит без одежды: но и цвет кожи не различим в иллюзии сна. Я представляю его себе смуглым, как крепкое кофе. Хочу до безумия: то ли прогнать, то ли сделать своим навсегда.
— Можно я во сне с тобой останусь? Не хочу возвращаться во мрак реальности.
— Уверена, что ты спишь, когда со мной? Или, что бодрствуешь, когда просыпаешься? — отодвигает руку, разрешая мне секунду передохнуть, и забрасывает мои ноги себе за спину.
Приятное тепло наполняет меня. Жесткие губы накрывают рот, не разрешая говорить. Да и я и не смогла бы: стон рвется наружу, цепляется за его язык, переплетается с шумным дыханием. Его или моим. Неважно.
— Ты отравил меня, — жалобно шепчу, когда он отрывается, чтобы перевернуть меня. Дерзкий, сильный и мой. Хватаюсь за спинку кровати и принимаю его жар. Плачу от распирающей приятной боли, что стянула низ живота и поясницу, и наклоняюсь ниже, на локти. Сильные ладони оглаживают мои бедра и тянут рывком на себя.
— Только посмей… перечить мне, — толкаясь, рычит Призрак. — Только моя, поняла? Узнаю, — хрипит, — что спуталась с кем-то, убью обоих.
Хочу сказать «еще как посмею», но оргазм настигает быстрее, чем я ожидала. Падаю и не могу удержаться. Хватаюсь за спинку кровати, а она пролетает сквозь пальцы…
Звон впивается в уши, и я понимаю, что проснулась. Это хорошо. Я знаю, что буду делать дальше.
5
Оторви ты меня от души. Я — заблудшее тленное марево.
Растворятся мысли в тиши, мое сердце запустится заново.
Телефон зудит и кричит «I Believe» голосом Litesound, через секунду слетает со стола и замолкает. Я тяжело приподнимаюсь, но падаю назад. Ноги сводит от колючих импульсов, что взрываются в животе яркими спазмами. И как тут не поверить в существование моего Призрака, когда так приятно после его объятий? Разве что наша связь не может закончится беременностью. Не может принести мне бесконечную радость быть рядом, обнимать любимого после жаркого секса, ведь меня выбивает каждый раз после оргазма, а еще не позволяет мне проснуться утром в ласковых лучах его золотистого взгляда.
Когда немного отпускает и приятное тепло разливается по мышцам, я заползаю под стол и нахожу там мобильный. Непринятый от мамы и неизвестный. Набираю первый.
Когда зуммер обрывается, я говорю уверено:
— Я согласна. Когда сбор и куда прийти?
— Ярина, как я рада! Тебе обязательно понравится, — лепечет мама, затихает на несколько секунд. — Клуб «Тайное желание» знаешь?
— Где собираются фанатики, что верят в сказки? Знаю, — настроение пытается сорваться в грусть, но я натягиваю улыбку и заставляю себя начать жить с нуля. Пусть придется сделать дерзкий шаг, но что мне остается? Все это нужно прекратить.
— Да, приходи в малый зал на шесть вечера, — отвечает мама. — Прости, пора. Работа не ждет. У тебя все в порядке?
— Да, — приходится соврать. — Я буду.
После звонка размышляю, что лучше надеть и не могу решить: выбрать синее или красное платье. Может, черное? Нет, обойдусь без мрака. Если начинать жизнь сначала, так с ярких и чистых цветов.
Тонкий трикотаж скользит под пальцами и, отражая в волокнах свет лампочки, оставляет на моих щеках заметный румянец. Волосы большими волнами укладываются на плечи. Зеркало отвечает мне кивком ярко-рыжей головы и натянутой улыбкой. Сойдет. Нужно просто попытаться.
Шаг из квартиры, словно рывок сердца из души. Я решила, что следующим в моей постели будет другой мужчина. Не Призрак. Не тот, кто только мучает своей страстью и любовью, а тот, кто сможет ценить меня в реальности. Все равно какой он будет: худой, толстый, косой, лысый, лишь бы вызволил мою душу из сумрачного плена снов. Вдруг поможет? Смогу ли? Я буду стараться, потому что… Я уже не могу.
Теплый пуховик украшен натуральным мехом, что щекочет и лезет в рот. Отмахиваюсь, оцениваю макияж и прическу: как кукла, ей Богу. Подол платья задорно выглядывает из-под куртки и обвивает мои колени при каждом шаге. Сапоги высокие, туфли для танца взяла с собой. Вот бы партнер попался симпатичный. Или хотя бы добрый. Хотя уже все равно. Буду хвататься за любого, только бы не женатый был.
Щипает глаза, когда выбираюсь из подъезда на улицу. Будто веревочкой тянет назад, домой: выпить какао с молоком, слопать топленого печенья и снова уснуть. Нетушки! Здесь, в моем мире, ты властвовать надо мной не будешь! Вычеркну, разомну, рассею и забуду. Хватит!
До клуба добираюсь на такси. Мысли роятся, как шмели. Думаю о Призраке. Елки- палки, работу потеряла, друг предал, а мне сдался этот властный иллюзорный мужчина. Может, не в клуб нужно, а прямо к врачу, на дурку?
Пока авто несет меня через окутанный ласковой теменью город, я вспоминаю, как все началось…
6
И пусть ни завтра, ни где-то в будущем нас не найти в мире верных, любящих.
Среди толпы много лиц, а в памяти не остывает твой образ, знаешь ли.
Снег решает, что ему мало: падает на дорогу плотным ковром и припудривает воздух хлопьями. Летая мимо лампочек и гирлянд, снежинки кажутся разноцветными бабочками. Так и хочется загадать самое заветное желание! Но рано: до Нового года целый месяц еще.
Возле афиши с изображением известной группы я неловко поскальзываюсь и ударяюсь плечом в стекло. Хоть не головой, и на том спасибо. Отступаю и вижу, как на крошечную сгорбленную бабушку неконтролируемо летит трамвай. Не знаю, чем я думаю, но бросаюсь к ней и отталкиваю в сугроб.
Трещат тормоза, звенит звонок над головой, и в висок больно упирается бордюр.
— Жива? — жестко говорит старушка и наклоняется надо мной. Я трогаю измокшую от крови шапку и киваю, не вставая. — Вот и славно, — бабушка поправляет шерстяной платок, разворачивается и уходит, ловко минуя редких людей.
— Вот и благодарность, — ворчу и принимаю вертикальное положение, но на ноги еще боюсь подняться — вдруг упаду от головокружения. Кто-то руку подает, но я отпихиваюсь. Мне бы вещи свои найти.
— Это ты мне? — сухое и сморщенное лицо спасенной бабки проливает на меня свет черных глаз, меня аж откидывает назад. Болезненно морщусь и моргаю, сбрасывая непрошенные слезы.
— Я вам жизнь спасла, хоть бы «спасибо» сказали.
— Будет тебе «спасибо», да такое, что надолго меня запомнишь, — бросает яростно старая, обрызгав меня дурно пахнущей слюной. Люди на миг отворачиваются, или мне чудится, а растопыренная костлявая ладонь летит мне в лицо.
— Что иллюзия, что реальность — все спутается, перекрутится. Будешь жить во сне, а спать в жизни. Пока не сломаешься! — последнее иголкой впивается мне в шею, туда где опустились скрюченные пальцы, отчего получается только всхпипнуть. Бабушка наконец отстраняется, улыбается ехидно и ласково-ласково говорит: — Спасибо.
— Не за что! — выдавливаю и ошарашенно смотрю, как старая, прихрамывая на левую ногу, переходит второй перекресток. Там ее быстро поглощает толпа. Очнувшись от задумчивости, пытаюсь найти сумку. Ни денег, ни телефона. Кто-то успел в суматохе стащить. Не удивлюсь, если бабка: корявые пальчики растопырила, и будь здоров. Бывают же люди!
Придерживая ушиб испорченной окровавленной перчаткой, плетусь назад в офис. А что делать? Нужно хоть как-то домой добраться. На проходной охранник разрешает воспользоваться телефоном и приносит мне салфетки и перекись, пока я суматошно вспоминаю хоть один номер из записной книги.
С Вовой учимся вместе в универе, понимаю, что и в страшном сне вспомню его мобильный. Он, когда познакомились, на лбу себе маркером написал и сидел всю ленту в протест мне и на потеху одногруппникам. Я ведь его визитку вчера не взяла, сказала, что мне хватит с ним встреч на уроках. Ох, мы смеялись, когда в туалете отмывали его вредное и упертое лобище.
— Вов, выручи, — смеюсь в трубку.
— Что у тебя, горюшко-Яринка?
— Череп немного проломила, сумку слегка украли… Заберешь меня из офиса?
— Тебя что на остренькое потянуло? — взрывается хохотом Вовка и добавляет: — Минут через сорок приеду, не раньше. Жди и ничего не вытвори больше. А то я тебя знаю!