Когда музыка накаливается, и переливы струн задыхаются на высоких нотах, меня вырывает из сна.
16
Снова распылившись Ищем счастье слепо.
Оно не дождавшись Улетело в лету.
Не пришел. Призрак не пришел. Я предала его мыслями о другом. Тем поцелуем, что Киму удалось сорвать. Я жалею, так сильно жалею, что реву целый день, не отвечаю на звонки и не открываю дверь, когда кто-то приходит. Не хочу никого видеть, даже родителей. Мне просто нужно побыть одной. Я и так одна всегда, но сейчас мне лишние голоса и внимание совсем не в радость.
Когда под вечер в дверь кто-то начинает колотить ногами, я все-таки приподнимаюсь и ползу к дверям.
— Ярина, открывай! Это мама! — слышу родной голос с другой стороны. Нащупываю замок, но сил не хватает даже ключ провернуть.
— Погоди, — приваливаюсь плечом к стене и со второго раза получается. В глазах на миг темнеет, падаю, но мне все равно. Он бросил меня. Так больно мне еще не было.
— Неси ее в комнату, — слышу мамин голос из вакуума. Меня отрывает от земли, я не открываю глаза и не вслушиваюсь больше в голоса. Хочу просто провалиться в вечный сон.
— Забери меня, умоляю, забери меня… — с губ срывается шепот, а потом кто-то гладит по щеке и отвечает:
— Все будет хорошо. Ты только держись.
Прихожу в себя через несколько часов. Открываю тяжело глаза и вижу, как в окне разливается темень. Плотная, как и тьма в моей душе.
Колючая тоска бьет в грудь и сгибает пополам. Реву, как сумасшедшая, вою и терзаю зубами подушку. Почему я согласилась на этот вальс? Зачем? Ненавижу Кима! Себя ненавижу.
— Эй, как ты? — кто-то кладет руку на плечо и я приподнимаюсь. Сквозь дрожащую муть слез вижу силуэт мужчины, а когда понимаю, кто передо мной стоит, хочется взорваться от ярости. Только сил нет.
— Иди прочь, Ким. Зачем ты здесь? Как?
— Мама переживала за тебя, попросила помочь дверь открыть, — он присаживается рядом и подает стакан воды. — Выпей. Ты в бреду была.
— Проваливай, я не хочу, чтобы за мной ухаживали.
— Я не ухаживаю, — он мягко улыбается и, приподнимая мне голову, притискивает стакан в губам. — Как только твоя мама вернется, я уйду.
— Для нее же выступление важней меня, — вырывается обида. Знаю, что тридцать первого у них вечер вальса. Жадно пью воду и откидываюсь на подушку. — Можешь уходить сейчас, я уже в норме.
— Конечно, — хмыкает Ким. — Но я все же останусь, не хочу отвечать потом за твой трупик, если ты пойдешь в туалет и грохнешься головой об умывальник.
— В уборную со мной попрешься?
— Если нужно будет, — отрезает и громко ставит стакан на тумбочку.
— Иди ты, Альдов! Ненавижу тебя всем сердцем.
— Само собой. Я это уже слышал. И не удивлен, пиар — злая штука, может, изменить человека в глазах других кардинально. Так ведь?
Смотрю в его синие морозные глаза и не понимаю, что меня так бесит в нем. Привлекательный, обходительный, но я не могу удержаться от неприязни и злобы.
— Расскажешь, за что ты меня так не любишь?
— Нет.
— Мне же интересно, — он усмехается и присаживается на край кровати. Я отодвигаюсь и подтягиваю одеяло на подбородок.
— Потому что ты самоуверенный козел! — все что могу сказать. Перед глазами расплывается мир, и мне приходится захпопнуть веки и справиться с полетом на кровати — голова кругом.
— Не убедительно, — наклоняясь ближе, шепчет Ким. Теплое дыхание скользит по щеке и нагревает ее еще сильнее. Меня подкидывает от дрожи.
— Ты разрушил… — хочу сказать «мою жизнь», но понимаю, как это глупо звучит. Разве сон можно назвать жизнью? Разве иллюзия перевернется в миг и станет реальностью? Нет. Так за что я его обвиняю?
Молчу и жую потрескавшиеся губы, а потом тихо выжимаю: — Извини.
17
Разлетаюсь вдребезги, связи все нарушила.
Не видать нам, уж, ни зги, страсти вьются кружевом.
Через час приходят родители. Мне приходится выбраться из постели и даже позволить Киму отвести себя в ванную.
— Помощь нужна? — говорит он, придерживая за плечи. Мне уже легче, но все еще потряхивает от эмоций, да и мышцы крутит от болезни, но на ногах стою крепко.
— Нет, — не говорю, а гаркаю.
Мужчина хмыкает и тихо запирает за собой дверь. Ненавижу его за то, что такой хороший. Давно понимаю, что ошиблась и нет смысла злиться на Кима, но признать не могу. Любовь к Призраку еще жива. Да что там? Я никогда не смогу его забыть и всегда буду ждать.
Дрожу под душем, но теплая вода смывает мерзкий пот и позволяет телу расслабиться. Мне легче и даже немного хочется есть.
Когда выползаю из душа, понимаю, что не взяла одежду. Только грязная измокшая потом ночная сорочка валяется на кафеле. Пока обтираюсь, слышу в коридоре голоса и напевы знакомой песни. Кажется Litesound, одна из любимых групп — заслушала до дыр. Песня напоминает мне о том, кого потеряла. По глупости. По нелепому влечению к другому. К незнакомцу.
— Ты как там? — тихо говорит Ким за дверью и аккуратно постукивает по дереву.
Завернувшись в полотенце, выглядываю в коридор и шепчу, чтобы никто не услышал:
— Принеси мне из комнаты халат. Пожалуйста.
Ким глядит ясным взглядом, улыбается уголком губ и тянется ко мне.
— Прости за клуб, сорвался. Ярин, хотел тебе понравится, а получилось…
Внезапно его голос мне кажется знакомым. От него мелкой дрожью и приятными колючками обсыпает плечи.
— Замерзла, сейчас, я быстро, — говорит он и, бегло целуя в щеку, смущается, как подросток, и выскальзывает через коридор в комнату. Вижу, как впопыхах чуть не сбивает широким плечом косяк.
Приносит вместо халата вечернее красно-медное платье с v-образным вырезом и бисерной вышивкой. Не мое.
— Прошу… — и протягивает комплект алого белья, упакованного прозрачным тонким пластиком и перевязанного мерцающим дождиком. — Это от меня подарок к Новому году.
— Не нужно…
— Тише. Не говори. Просто ужин в кругу семьи, и только. Никаких обязательств, — он легко толкает меня в ванну и, оставаясь в коридоре, закрывает дверь.
Смотрю на платье в руках, мну мягкую ткань и не знаю, что делать дальше. Наверное, просто идти. Пытаться жить в настоящем. Со временем сны затрутся, воспоминания отдалятся, и я смогу задышать по-новому. Смогу. Должна.
Мама принесла оливье и запекла курицу. По дому растекается сладкий аромат поджаристой корочки. А еще запах апельсин и хвои.
В зале стало уютно и сказочно: фонарики дрожат, но не мерцают, не переключаются. В лентах дождика путаются еловые ветки и прячутся игрушки.
Ким возится с сервировкой, ведет себя непринужденно, словно не в гостях, а у себя дома. На нем белая рубашка и обтягивающие стройные ноги джинсы. Задерживаю взгляд на его локтях и спине. Как бы я хотела найти в нем сходство с Призраком. Понять, что не зря столько лет мучилась и сейчас ошиблась.
Я замираю в проходе и смотрю, как мужчина красивыми пальцами поправляет приборы, скручивает салфетки и укладывает каждому на тарелку крошечного лебедя. Это мило, даже позволяю себе улыбнуться.
Бросаю взгляд на часы на стене и замираю. Стрелки показывают половину двенадцатого: я потеряла последний шанс увидеть Призрака. Каждая минута разрывает наши отношения и прокладывает между нами пропасть. Меня качает, но Ким подходит ближе и, поддерживая за талию, ведет к столу.
— Веришь в чудеса и совпадения?
— Не очень, — голос слабый от переживаний и болезни, но я стараюсь показать сдержанную улыбку. Я не хочу быть тварью и портить родным праздник. И Киму не хочу его портить.
— Хочешь расскажу тебе кое-что?
Киваю и тянусь за долькой апельсина. Кладу в рот и с удовольствием облизываю пальцы. Никогда не любила цитрусовые, а сейчас жутко захотелось. Ким сглатывает, присаживается напротив и только собирается начать, как в комнату заходят родители.
18
Тихо, ласково шепчет ветер, и скользит по разогретой коже нежно пальцами сладкий вечер, и остыть мы уже не можем.
— Ты помнишь Максима, доча? — спрашивает мама. Она ставит по центру стола тарелку с горкой пюре. — Помнишь мальчика, что ноги тебе обтаптывал на уроках?
Гляжу на мужчину, а она не сводит глаз с мамы. Почти с сыновьей любовью смотрит на нее и улыбается. Какой же он красивый. Как я могла думать о нем плохо, совсем не зная?
— Ты меня не узнала? — говорит он, повернув голову. В синих глазах грозы и дожди, волны и моря, а в светлых волосах пятнышки цветных лампочек отражаются. — Времени прошло много, да. А я узнал тебя. Такая же рыжая веснушка, как и раньше.
— Но ты же в Америку уехал еще в третьем классе. Да и поменялся очень, — немного дрожу от волнения. Вот почему я видела Кима во сне, в том зале. Вот почему он так потрясающе танцует. Бывший мамин ученик, бывший мой партнер. Столько лет прошло, не сосчитать. После него я бросила танцы, увлеклась сочинительством и рисованием. Правда, мама заставляла два раза в неделю на контемп ходить, для души, так сказать. Ну, и гибкость телу не помешает. Я и не сопротивлялась.
— Ярина, а ты почему не сказала, что с работы ушла? — строго спрашивает папа. Несет перед собой румяную курицу. Ставит ее и подходит ко мне. Садится на диван и ласково обнимает за плечи.
— Меня ушли, — отвечаю натянуто. — Вовка меня в плагиате обвинил…
— И почему не поделилась? Мы что не люди, поняли бы? Перед праздником сидишь без гроша, — отец убирает мои волосы за ухо и прижимает к себе сильней. — Ох, упертая и самовольная. Все правильно. Так и должно быть, Яра, но только в меру. А если бы мы не пришли?
— Отмечала бы в постели, — я грустно улыбаюсь и пожимаю плечом, ласково глажу папину сухую руку.
— Все, садимся! — декламирует мама. — На часах без пяти, скорее.
Ким откупоривает шампанское, я гляжу в его лицо и хочу, пытаюсь, узнать. Не получается. Просто старый знакомый, просто далекий забытый друг. Не более. Каждый поворот секундной стрелки, впивается в грудь и заставляет сцепить зубы до боли. Я просто должна отпустить прошлое и начать будущее. Ступить в Новый год с новыми надеждами и желаниями.