— И… Каков ответ?
В дверь постучали, появился один из свиты Вана, лысеющий господин в сшитом на заказ чёрном костюме. Он обратился к Вану, но глядел при этом на меня.
— Прошу прощения, но до встречи с делегацией Евросоюза осталось пять минут.
Я встал.
— В следующий раз, — сказал Ван.
— Надеюсь, скоро?
— Как смогу.
Уже вечерело, с делами я на тот день покончил. Вышел через северную дверь. По пути к парковке остановился у дощатого забора стройплощадки. Сквозь щели виднелась кладка из простых шлакоблоков, громадные резервуары высокого давления, отходящие от них толстенные трубы. Территория стройки загажена обрывками жёлтой тефлоновой изоляции, обрезками медных труб и змеевиков. Бригадир в белой пластиковой каске гавкал на работяг, толкающих тачки, тоже в касках, в защитных очках и в ботинках с окованными сталью носками.
Эти люди строили инкубатор для новых живых существ. Здесь в жидком гелии вырастут и подготовятся к расселению по холоду Вселенной наши наследники, способные жить дольше и путешествовать дальше, чем человеческие существа. Наш диалог со Вселенной, может быть, посмертный. Если И-Ди не осилит Джейсона и не задушит проект.
В тот уик-энд мы с Молли отправились прогуляться по пляжу.
Последнее воскресенье октября выдалось безоблачным. Едва мы прошли четверть мили по усеянному окурками песку, как поднявшееся солнце начало нещадно припекать. Океанская рябь отражала бессчётное множество солнечных зайчиков, как будто воду усеивали груды нетонущих бриллиантов. Молли вышла в шортах, сандалиях и белой хлопковой футболке, которая тут же прилипла к её телу, соблазнительно подчёркивая рельеф. Она надвинула на глаза кепку-бейсболку, опустила козырёк пониже.
— Никогда я этого не пойму, — проворчала она, опуская руку от глаз и оборачиваясь, чтобы проверить собственные следы на песке.
— Чего не поймёшь, Молл?
— Солнце. То есть его свет. Все говорят, что он фальшивый, но жара, бог мой, жара! Жара-то настоящая.
— Солнце тоже нельзя сказать что совсем уж фальшивое. Мы видим не настоящее солнце, но свет-то идёт от настоящего. Гипотетики преобразуют его, длину волны и интенсивность.
— Это я понимаю, но посмотри, как оно идёт по небу. Восход, закат. Если это лишь проекция, каким образом её видно от Канады до Южной Америки? Если барьер «Спина» лишь в каких-то сотнях миль от нас…
Я сказал ей то, что когда-то слышал от Джейсона: фальшивое солнце не проекция, а управляемая копия, проходящая сквозь экран и находящаяся на расстоянии девяноста миллионов миль от Земли.
— Тоже, фокусники…
— Если бы не этот фокус, мы бы все уже давно сгорели. Экология планеты требует двадцатичетырёхчасовых суток. Что некоторые виды вымерли из-за отсутствия Луны, ты тоже знаешь? Они питались и размножались по Луне.
— Живём по лжи.
— Ну, можно и так сказать.
— Передо мной ложь, я чувствую ложь и называю её ложью. Стою с освещённым ложью лицом. Ложь, которая может вызвать вовсе не ложный рак кожи. Но всё равно не понимаю. И не поймём, пока не поймём гипотетиков. Если когда-нибудь поймём. В чём я лично глубоко сомневаюсь.
Ложь не поймёшь, сказала мне Молли, шагая рядом со мной вдоль деревянных мостков, побелевших от океанской соли. Ложь можно понять, лишь поняв её подоплёку, её мотивацию. Она сказала это, глядя на меня в упор, прикрывая глаза низко опущенным козырьком, намекая на что-то, и я не мог понять, на что.
Мы вернулись в мой домик, в ложную, ибо неестественную, устроенную кондиционером прохладу. Что-то почитали, послушали какую-то музыку, но Молли всё время неспокойно ёрзала, а я всё ещё не вполне освоился с мыслью о ней, роющейся в моём компьютере. Ещё одно непонятное мне событие. Я, кажется, любил Молли. Или убеждал себя в том, что любил. Если же то, что я к ней ощущал, не было любовью, то вполне прилично заменяло любовь.
Непредсказуемость этой женщины меня, однако, тревожила. Такая же искорежённая «Спином», как и все мы. Подарок ей купить — проблема. Если ей чего-то хотелось, то я не мог понять, чего именно, если её не прорывало у витрины магазина. Она многое держала в себе и, как все любители засекречиваться, считала меня точно таким же.
Мы закончили ужин и принялись убирать со стола, когда зазвонил телефон. Молли взяла трубку, пока я вытирал руки.
— Угу… Он здесь, сейчас передам трубку. — Она прикрыла микрофон рукой. — Джейсон. Какой-то странный. Будешь говорить?
— Конечно.
Я взял трубку и замер, глядя на неё. Молли возвела очи к потолку и вышла в кухню, оставив меня одного.
— Джейс? В чём дело?
— Тайлер, ты мне нужен. Срочно.
— Что-то случилось?
— Случилось, чёрт побери. И ты мне нужен.
— Срочно?
— Я б звонил, если бы не срочно?
— Ты где?
— Дома.
— Ладно, я выезжаю, но как там с движением…
— Давай, давай.
Я сказал Молли, что должен уехать. Она улыбнулась — скорее, ухмыльнулась.
— Что за работа? Срочные роды у начальства?
— Я врач, Молли.
— Врач или собачка Джейсона Лоутона? Что, ты должен приносить ему брошенные палки?
— Извини, я должен ехать, время не ждёт. Тебя куда-нибудь подвезти?
— Нет. Я подожду тебя здесь. — Она глядела на меня с вызовом, как будто ожидая моего протеста. Но я не стал возражать. Возражение означало бы, что я ей не доверяю. А я ей доверял. В значительной степени.
— Не знаю, когда вернусь.
— Ничего. Я свернусь калачиком на диване и уставлюсь в телик. Ты не возражаешь?
— Ну, если тебе не будет скучно…
— Обещаю, что мне не будет скучно.
Пo-прежнему необжитая холостяцкая квартира Джейсона от моего дома в двадцати милях по шоссе, и, как нарочно, пришлось объезжать полицейский кордон. Кто-то устроил засаду на инкассаторский фургон, успешно породившую любопытство группы канадских туристов и устроившую затор. Входную дверь дома Джейс открыл мне кнопкой из своей прихожей, а когда я поднял руку, чтобы постучать в квартиру, оттуда донеслось его нервное:
— Не заперто!
Большая передняя комната пребывала всё в том же обглоданном состоянии: паркетная пустыня, в которой Джейс устроил свой бедуинский бивуак. Он лежал на диване. Торчавший рядом с диваном торшер бросал на него жёсткий безжалостный свет. Лицо бледное, лоб взмок, глаза сверкали.
— Я уж думал, не дождусь. Думал, твоя пастушка не отпустила.
Я рассказал ему о полиции и об объезде и добавил:
— Джейсон, будь добр, отзывайся о Молли уважительнее.
— В смысле, без намёков на её среднеглубинное происхождение? Понял, исполняю. Простите, дяденька, больше не буду.
— Что с тобой?
— Интересный вопрос. Ответ многовариантный. Гляди.
Он поднялся.
Процесс не радовал. Вставал он, как будто складной плотницкий метр выпрямлялся. Джейс оставался высоким и хорошо сложённым, но физически бесповоротно сдал. Исчезла грациозность движений, руки болтаются, как будто деревянные, прибитые гвоздиками. Ноги, когда он выпрямился, с трудом держали его, тряслись, как ходули под неумелым клоуном-любителем. Моргал он всей физиономией, чуть ли не всем телом.
— Н-ну, полюбуйся. Х-ха-харош, да?
— Сядь, Джейс. Давай, осмотримся. — Я вытащил прибор для измерения давления, обмотал его чёрной кишкой отощавшую руку Джейсона. Почувствовал, как в неконтролируемой конвульсии дёргаются мышцы под кожей.
Давление высокое, пульс учащённый.
— Противосудорожные принимал?
— А как же! Ещё бы не принять.
— По графику? Не передозировал? От передозировки больше вреда, чем пользы, Джейс.
Джейс вздохнул — резко, свирепо, с рыком. И сделал нечто неожиданное. Он протянул руку к моей голове, схватил меня за волосы — сжал крепко, до боли — и притянул меня к себе, лицом к лицу, почти до касания. И из его искажённого гримасой рта полился горячечный поток слов:
— Тайлер, брось эту идиотскую врачебную тряхомудию. Мне сейчас не до этого, я не могу этого себе позволить. Извини, но не время соблюдать всякие правила этики-хренетики. Слишком многое поставлено на карту. Утром прилетает И-Ди. Он воображает, что у него в рукаве козырь. Он скорее закроет нас, чем отдаст мне свой сраный трон. Я не могу этого допустить, а глянь на меня, что я смогу в таком состоянии? Может ли такая груда костей совершить нормальное отцеубийство? — Его хватка усилилась, мне стало ещё больнее. Сила в его дряблых мышцах ещё сохранилась. Но он тут же выпустил мою причёску и другой рукой оттолкнул меня. — Давай, ЧИНИ МЕНЯ! Это, в конце концов, твоя задача.
Я подтянул к себе стул и сел, следя, как он, истощённый вспышкой, уселся на диван, а потом и вовсе по нему распластался. Он исподлобья наблюдал, как я вынул шприц и заполнил его жидкостью из маленького пузырька тёмного стекла.
— Это что?
— Временное облегчение. — Фактически я собирался вколоть ему витамин В с примесью лёгкого транквилизатора. Джейсон глядел недоверчиво, но руку подставил. Вслед за иглой на кожу выскочила крохотная капелька крови.
— Джейсон, ты прекрасно знаешь, что я тебе скажу. Излечения не существует.
— На Земле не существует.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты меня понял.
Он думал о марсианской программе долгожителей. По словам Вана, этот процесс попутно лечит целый букет генетически обусловленных заболеваний. Он выкинет петлю АРСа из ДНК Джейсона, устранит аномальный протеин, разъедающий нервную систему.
— Но, Джейсон, этот процесс занимает несколько недель. И, кроме того, мне не улыбается идея сделать из тебя подопытного кролика.
— Какие опыты? Всё давно испытано. Марсиане применяют процесс столетиями, а они точно такие же люди. Извини, Тайлер, но мне плевать на твои этические сомнения и соображения. Они просто не предусматриваются формулой.
— Моей формулой они предусматриваются.
— Вопрос в том, какая формула весомее. Если твоя — то катись колбаской.
— Риск…
— Риск мой. Рискую я, а не ты. — Он опустил веки. — Не посчитай это заносчивостью или тщеславием, но слишком много значит, сдохну я или нет, смогу ли я шевелить языком. Это не моё личное дело, это вопрос выживания человечества. Я попал в фокус, занял слишком ответственную позицию. Не случайно, но и не потому, что самый умный или самый достойный. Меня назначили. Ф-фактически я артефакт, прибор, сконструированный И-Ди Лоутоном так же, как он с твоим отцом конструировал когда-то всякого рода летучки. Я выполняю функцию, для которой создан, — управляю «Перигелием», реагирую на «Спин».