Ван ухмыльнулся:
— Вы думаете, что я так уж наивен, Тайлер? Опасаетесь, что господин Ломакс меня использует в своих узких интересах?
— Нет, не наивный, но…
— Новичок? Согласен. Всех нюансов вашей политики я не улавливаю. Но всё же я не так уж молод, на несколько лет старше Ломакса. Да и самому приходилось занимать административную должность.
— Да ну?
— Три года. — В голосе его звучала нескрываемая гордость. — Сельскохозяйственный администратор кантона Ледяных Ветров.
— О…
— В правительственном органе большей части дельты Кирилоджа. Конечно, это не президентство в Соединённых Штатах. В сельскохозяйственном управлении нет чёрного «ядерного чемоданчика». Но однажды положил конец махинациям местного чиновника, искажавшего данные об урожае и сбывавшего излишки на сторону.
— Двойная бухгалтерия?
— Уж как её там ни назови.
— Значит, Пять Республик коррупция тоже не обошла?
Ван моргнул раза три, послав волны по морщинам щёк:
— Как же, как же. Ведь и там живут люди. Не понимаю, почему многие земляне так наивны. Прибудь я из какой-нибудь другой страны — Франции, Китая, Техаса, — никто бы не задал такого вопроса. И у нас люди воруют, мухлюют, берут взятки…
— Да, понимаю…
— Вот видите… Вы работаете в «Перигелион фаундейшн». Вы встречались с людьми старшего поколения, с людьми, чьими отдалёнными потомками являются нынешние марсиане. Ведь вы не станете утверждать, что эти люди идеальны, лишены недостатков?
— Нет, конечно, но…
— И всё же это недоразумение носит какой-то всеобщий характер. Даже в книгах, которые вы мне передали, написанных до «Спина»…
— Вы их читали?
— Взахлёб. С наслаждением. Большое спасибо. Но даже в этих книгах марсиане… — Он пошевелил пальцами, подбирая слова.
— Некоторые могут показаться слегка бесплотными, отрешёнными, святыми, что ли.
— Что-то в этом роде. Мудрыми. Хрупкими с виду. Сильными в сути своей. Отцами-предками. Но для нас, Тайлер, вы являетесь отцами-прародителями. Древний вид, древняя планета. Неизбежная ирония.
Я чуть поразмыслил:
— Даже Герберт Уэллс…
— Его марсиане едва нос кажут. Абстрактное, обобщённое зло. Не мудры, хотя и умны. Но, если копнуть, черти и ангелы — братья и сёстры.
— А более поздние романы…
— Очень интересны. В них протагонисты, по крайней мере, люди. Однако главное удовольствие в этих историях получаешь от пейзажей. Вы не согласны? Трансформативные пейзажи. Судьба за каждым пригорком.
— И, конечно, Бредбери…
— Его Марс — не Марс. Но зато его Огайо заставляет меня вспомнить о Марсе.
— Я вас понимаю. Вы тоже люди. Марс не Царствие Небесное. И из этого с неизбежностью следует, что Ломакс попытается использовать вас в своих собственных политических целях.
— И я это полностью сознаю. Я в этом уверен, можно сказать. Совершенно очевидно, что меня можно использовать в каких-то целях, и здесь у меня есть выбор: согласиться или отказаться. Сотрудничать или воздержаться. Выбрать верное слово. — Он улыбнулся, в очередной раз обнажив ровные зубы сияющей белизны. — Или неверное.
— А чего бы вы хотели от всего этого?
Он развёл руками жестом столь же марсианским, сколь и земным:
— Ничего. Я марсианский святой. Однако приятно было бы увидеть, как репликаторы рассеются по Вселенной.
— Исключительно в целях познания?
— Это я признаю в качестве святого мотива. Узнать хоть что-то о «Спине».
— И бросить вызов гипотетикам?
Ван снова моргнул:
— Я надеюсь, что гипотетики, кем бы они ни были, не истолкуют этот шаг как вызов.
— А если истолкуют?
— Но почему?
— Если истолкуют, то вызов брошен с Земли, а не с Марса.
Ван Нго Вен заморгал часто-часто. Потом на его лицо вернулась улыбка, терпеливая, одобрительная:
— Вы достаточно циничны, доктор Дюпре.
— Не по-марсиански?
— Совершенно.
— А Престон Ломакс поверил в вашу ангельскую природу?
— На этот вопрос только он сможет ответить. Последнее, что он мне сказал… — Тут Ван оставил свои оксфордские манеры и произнёс голосом Престона Ломакса с интонациями Престона Ломакса: — «Очень рад беседе с вами, посол Вен. Вы выражаетесь прямо и открыто. Мне как давнему обитателю округа Колумбия это в новинку».
Услышав такое от говорящего на живом английском меньше года, я чуть язык не проглотил. Конечно же, я похвалил его таланты.
— Я ведь лингвист, Тайлер. Читаю я по-английски с детских лет. Живая речь, конечно, другое дело, но у меня к языкам способности. Одна из причин того, что послали именно меня. Тайлер, у меня к вам просьба. Не могли бы вы принести ещё книг по вашему выбору?
— Но о Марсе, боюсь, я больше ничего не найду.
— Не о Марсе. О чём угодно. Любое, что вы считаете важным, что для вас что-то значит, что доставляет вам удовольствие.
— Для вас почли бы за честь составить подборку профессионалы, профессора английской литературы.
— Не сомневаюсь. Но я прошу именно вас.
— Даже боюсь браться. Я ведь просто читатель, читаю бессистемно, больше всего современных авторов.
— Тем лучше. Я остаюсь один чаще, чем вы думаете. Помещения мои удобны, но выйти из них — всегда проблема. Ни в кафе, ни в кино или в какой-нибудь клуб. Я могу попросить у моих гостеприимных хозяев, но велика ли радость читать книги, отобранные комитетом. А добрая книга — всё равно что добрый друг.
Ван, можно сказать, почти жаловался на своё положение в «Перигелионе» и на Земле. В дневное время ему всегда было чем заняться, времени на ностальгические воспоминания не оставалось, да и нельзя сказать, что он уже обвыкся в новой обстановке мира, который для него всегда останется чужим. Но ночью, перед тем, как заснуть, он иногда представлял себя идущим по берегу марсианского озера, видел парящих над водой птиц. Эта воображаемая прогулка всегда происходила при вечернем освещении. Он всматривался в даль, где неслась по ветру, расцвечивала небо поднятая ветрами пыль пустыни Ноакис. В видениях он всегда оставался один, но знал, что его ждут за следующим поворотом извилистого берега, за выступом крутой скалы. Ждут друзья или случайные знакомые, ждут погибшие дети. Ван знал, что они обрадуются, увидев его, заговорят с ним, притронутся, обнимут. Видения, грёзы…
— Когда я читаю, то слышу эхо голосов, — сказал он мне.
Я пообещал ему принести книги. Тут нас опять отвлекли. Один из костюмов приблизился и доложил:
— Вас ожидают наверху.
Ван отодвинул свою сёмгу и принялся обстоятельно слезать со стула. Я стал прощаться, но костюм повернулся ко мне:
— Вы тоже. Они просят вас обоих.
Нас проводили до зала заседаний, соседствующего с офисом Джейсона, где сам Джейсон и горстка его начальников отделов уже заняли места напротив приехавшей делегации, включавшей И-Ди Лоутона и потенциального нового президента Престона Ломакса. Все какие-то кислые.
И-Ди Лоутона я не встречал со дня похорон матери. Худоба его выглядела почти патологически. Как будто из него постоянно вытекала жизнь. Костлявые порыжевшие кулаки курьими лапами торчали из накрахмаленных манжет. Волосы на голове поредели, расчёсаны как-то вразнобой. Но глаза живые и быстрые. Глаза И-Ди всегда оживлялись, когда он злился.
Если И-Ди излучал злость, то вице-президент чуть не ёрзал от нетерпения. Ломакс приехал, в основном, чтобы сфотографироваться с Ваном, иметь снимки наготове для немедленного их выпуска в свет после объявления о прибытии марсианского посла. Конечно, он обсуждал и проект запуска репликаторов, который уже решил поддержать. И-Ди присутствовал в силу своего неоспоримого авторитета. Он энергично подключился к предвыборной кампании на стороне Ломакса и с той поры не снижал активности.
Во время часовой экскурсии по компаунду И-Ди подвергал сомнению, высмеивал, разоблачал каждое высказанное Джейсоном и его сотрудниками положение, особенно когда группа дошла до «инкубатора». Но, как мне позже рассказала начальник отдела крионики Дженна Уайли, Джейсон отбивал все наскоки отца спокойно, терпеливо, чуть ли не ласково. Можно подумать, что он предвидел всё происшедшее и хорошо подготовился ко всем вариантам развития событий. Что ещё больше злило И-Ди, дошедшего, по словам Дженны, до состояния разбушевавшегося короля Лира.
Битва ещё не отгремела, когда вошли мы с Ваном. И-Ди подался вперёд, навис над столом и продекламировал:
— Подчёркиваю: беспрецедентно, не проверено, основано на неизвестной нам технологии, которую мы не в состоянии ни понять, ни контролировать.
Джейсон улыбнулся, как будто не желая обидеть уважаемого, но свихнувшегося старца.
— Но ведь всё, чем мы занимаемся, связано с риском. Однако…
Однако прибыл марсианин. И я при нём. Некоторые из присутствующих Вана ещё не видели; этих можно было определить по исполненным напряжённого любопытства взглядам. Ломакс прочистил горло:
— Прошу прощения, но я хотел бы немедля обменяться парой слов с Джейсоном и новоприбывшими господами. Минуту-другую, не более.
Все, кроме упомянутых, поднялись и покинули помещение, включая и И-Ди, который, однако, выглядел вовсе не смущённым, а чуть ли не обрадованным.
Двери закрылись. Подбитая пухом тишина опустилась на нас свежим снегом. Ломакс, как будто ещё не всё переваривший, повернулся к Джейсону:
— Вы предупреждали, что прогремят громы, но чтобы такой интенсивности…
— Понимаю, многое из сказанного придётся ещё не раз опровергать.
— Конечно, я бы не хотел, чтобы И-Ди, оказавшись снаружи, обсикал нам дверь, но вреда от него ждать не приходится, если…
— Если его обвинения беспочвенны? Уверяю вас, так оно и есть.
— Вы хотите сказать, что он уже впадает в старческий маразм?
— Нет, так далеко я не зайду, но что он исходит из неверных посылок и приходит к неверным заключениям — бесспорно.
— Интересно, что ваши с И-Ди обвинения взаимны.
Так близко к президентам или почти президентам я ещё в жизни не находился. Ломакса ещё не избрали, но никто не сомневался, что изберут. Ломакс всегда казался слегка угрюмым, задумчивым, скалистый Мэйн рядом с жарким Техасом Гарланда. Своей физиономией о