Он поблагодарил за прогулку, вышел, но всё ещё медлил, не отпуская дверцы, очевидно распираемый желанием высказаться.
— Что-то хотите сказать? — помог я ему.
Он прокашлялся.
— Знаешь… — просипел он наконец чуть громче ветра. — Я люблю Диану так же, как Господа, хотя это и звучит кощунственно. Звучало кощунственно долгое время. Но потом я подумал, что Бог послал её на землю, чтобы она была моей женой, что это её предназначение. И теперь я считаю, что это две стороны одной монеты, что любовь к ней и есть любовь к Господу. Как вы считаете, доктор Дюпре?
Высказавшись, он как будто проснулся, не дожидаясь моего ответа, закрыл дверцу, включил свой фонарик и зашагал вниз по склону холма под стрекотание кузнечиков.
На бандитов я в ту ночь не нарвался.
Ни звёзд, ни луны, ночная дорога, ставшая крайне опасной с ранних лет «Спина». Преступники выработали изощрённые технологии засад на сельских дорогах. Ночное путешествие резко повышало мои шансы отправиться в мир иной прежде времени.
Естественно, мало кто из водителей отваживался отправляться в путь на ночь глядя. По большей части большегрузные поезда дальнобойщиков, неплохо защищённые, с двумя водителями. Я вслушивался в шорох покрышек и свист ветра и думал, что эти звуки лучше всего подчеркивают одиночество. Чтобы их заглушить, и монтируют в автомобилях радиоприёмники.
Но грабителей и убийц на дорогах почему-то не попалось.
По крайней мере, в ту ночь.
Я остановился на ночь в мотеле под Флагстаффом и на следующее утро встретился с Ваном и его свитой в VIP-зале аэропорта.
Вана переполняли впечатления. Он живо интересовался геологией, на обратном пути в Финикс остановил свою кавалькаду возле сувенирных лотков и, порывшись в кусках породы, купил кусок сланца примерно в кубический дюйм объёмом. Ван воодушевлённо продемонстрировал мне спиральную выемку на одной из сторон камня. Отпечаток трилобита, сказал он, животного, погибшего с десяток миллионов лет тому назад здесь, в теперешней каменистой пустыне, которая когда-то была дном моря.
Ископаемых раньше ему видеть не приходилось. На Марсе нет ископаемых, да и нигде во всей Солнечной системе их нет, лишь здесь, на древней Земле.
В Орландо снова заднее сиденье бронированного лимузина, снова конвой, на этот раз в направлении «Перигелион фаундейшн». После часовой задержки на периметре безопасности мы вырвались на шоссе. Ван смачно зевнул и извинился:
— Не привык я к такой интенсивной нагрузке.
— Не скромничайте. Я видел вас на тренажёре в «Перигелионе».
— Каньон не тренажёр.
— Да, пожалуй.
— Устал, но не жалею. Прекрасная экспедиция. Надеюсь, у вас тоже всё сложилось удачно.
Я сообщил, что нашёл сестру Джейсона, что она здорова.
— Вот и отлично. Жаль, что я её не смог повидать. Если она хоть чем-то напоминает брата, то с ней интересно было бы пообщаться.
— В какой-то мере напоминает.
— Но вы от этого визита ждали большего, Тайлер?
— Может быть, не с той стороны ждал.
Может быть, я слишком долго ждал совершенно не того, чего следовало.
Ван ещё раз зевнул, веки его опустились.
— М-да… — пробормотал он, уже засыпая. — Вопрос в том, как смотреть на солнце, не щурясь.
Я хотел спросить, что он имел в виду, но будить его не хотелось. Очень уж он утомился.
Наш конвой состоял из пяти бронированных лимузинов и бронетранспортёра с солдатами на всякий непредвиденный случай.
Бронетранспортёр с виду несколько напоминал инкассаторскую бронемашину, используемую местными банками.
Банковский конвой, опережавший нас на несколько минут, свернул с шоссе и направился к Палм-бей, и разведка бандитов, дислоцированная на перекрёстках, приняла нас за денежный ящик с сопровождением и выдала целеуказание своей ударной группе, поджидавшей дальше по шоссе.
Бандиты подготовились основательно, заминировали дорогу на участке, пересекавшем глухое болото заповедника. Их вооружение состояло из автоматических винтовок и пары реактивных гранатомётов. С банковским конвоем они бы, разумеется, расправились без труда, и через пять минут их бы уже и след простыл. Привычные процедуры: разделить добычу, отметить удачу. Но в результате грубой ошибки наблюдателей вместо банковского сейфа на колёсах им достались бронированные лимузины с вооружённой охраной и бронетранспортёр, набитый элитными пехотинцами.
Я тупо глазел сквозь тонированное стекло, мимо мелькали лысые кипарисы и болотные кочки, как вдруг свет над шоссе погас. Бандиты перерезали подземный кабель, и за окном внезапно выросла чёрная стена, а в стекле передо мною возникло зеркальное изображение моей собственной удивлённой физиономии.
— Ван, — сказал я. Но он не проснулся. Морщинистое лицо его в этот момент напоминало отпечаток пальца.
В этот момент передний автомобиль нашей колонны нарвался на мину.
Удар опрокинул бронированную машину. Следовали мы, соблюдая разумную для крейсерской скорости дистанцию, однако я чётко разглядел, как жёлтая вспышка подбросила машину, как она загорелась и опрокинулась с вывернутыми на сторону колёсами.
Наш водитель уклонился от подбитого лимузина и, несмотря, вероятно, на все инструкции, замедлил ход, понимая, что дорога впереди всё равно перекрыта. Раздался второй взрыв — сзади. Мина вырвала из полотна дороги куски асфальта и град гравия, затарабанивший по крышам и стёклам.
Ван проснулся, ошеломлённый и перепуганный. Его округлённые расширенные глаза метались по сторонам.
Вблизи затрещали выстрелы. Я пригнулся и потянул за собой Вана. Мы лихорадочно принялись выпутываться из ремней безопасности. У водителя в руке откуда-то появился пистолет, он открыл дверцу и выскочил из машины. Из следовавшего за нами бронетранспортёра высыпала дюжина автоматчиков и принялась палить во тьму, ориентируясь по вспышкам и стремясь установить контроль над периметром. Охранники от других машин побежали к нашей, чтобы защитить свой «объект», но огонь из тьмы пригвоздил их к дороге.
Быстрая реакция конвоя разозлила бандитов. В ход пошли базуки. Позже мне сказали, что в нашу машину попала реактивная граната. Я, во всяком случае, заметил, что вдруг оглох и начал вращаться вместе с диваном сразу вокруг нескольких осей, а воздух пропитался дымом и непригодными для дыхания осколками пуленепробиваемого стекла.
Следующие, не менее неожиданные ощущения — вкус крови во рту, шероховатый асфальт прямо перед глазами, вместо подушки под щекой; лежать на нём неприятно. По пояс я снаружи, нижняя часть осталась на полу лимузина. Ван в нескольких футах передо мной, валяется на боку. Один его сапог из детской пары, купленной для каньона, горит.
Я выкликнул его имя. Он пошевелился. По кузову машины щёлкали пули. Левой ноги я не ощущал. Я с трудом подполз к Вану, подцепив по пути кусок подушки сиденья, задушил пламя на подошве его сапога. Ван застонал и поднял голову.
Слышно, что перестрелка в разгаре, но что происходит на дороге, не понять.
Ван выгнулся, перевалился на живот, поднялся на колени. Из носа его текла кровь, лоб разбит.
— Лежать! — крикнул я. — Не вставать!
Но он, как будто не слыша, заскрёб по асфальту своими обгоревшими сапогами, поднимаясь на ноги.
— Ради бога! Ради бога, не вставай!
Я протянул к нему руку, но он увернулся. Встал, качаясь на фоне горящей машины. Он удивлённо посмотрел вниз, на меня, как будто с трудом узнавая:
— Тайлер? Тайлер, что происходит?
Тут пули нащупали его.
Многие на нашей планете ненавидели Ван Нго Вена лютой ненавистью. Одни не доверяли его мотивации, как И-Ди Лоутон, другие видели в нём врага Господа, презирали за то, что он оказался чернокожим, за то, что его существование подтверждало эволюционную теорию; у многих он вызывал неприязнь как персонализация «Спина», как свидетельство старения Вселенной.
Много где помышляли о его физическом устранении. Департамент национальной безопасности зарегистрировал множество угроз и раскрыл не один заговор.
Но погиб Ван не в результате покушения. Он пал жертвой человеческой алчности, недоразумения, вызванной «Спином» разнузданности.
На диво земная смерть.
Тело его кремировали — после досконального исследования и выемки множества образцов. Хоронили на президентском уровне. На службе в Национальном соборе в Вашингтоне присутствовали представители со всего земного шара. Президент Ломакс закатил речь чуть ли не на час.
Поговаривали запустить его пепел на орбиту, но так ничего и не решили. Джейсон сказал, что урна с прахом Вана хранится в подвале Смитсоновского института, ожидая окончательного решения.
Наверное, и по сей день она там.
Домой до наступления темноты
Я провалялся несколько дней в госпитале в Майами; залечивал лёгкие ранения и повреждения, рассказывал, что и как, федеральным следователям и репортёрам, усваивал факт смерти Вана. Тогда я и решил оставить «Перигелион фаундейшн», открыть частную практику.
Однако сообщить о своём решении Джейсону не торопился. Не хотел дополнительно тревожить его в канун запуска репликаторов.
В сравнении с давними пусками терраформинга Марса репликаторы особенного внимания к себе не привлекли. Результаты проекта могли бы стать и более значащими для человечества, но масштабность — горстка ракет, некритичность момента запуска — явно не тянула на драматические эффекты.
Администрация Ломакса максимально засекретила всё, касающееся репликаторов. Это взбесило Евросоюз, китайцев, русских и индийцев. Ломакс отказался выпустить информацию о репликаторах за узкий круг специалистов НАСА и «Перигелиона», без которых нельзя было обойтись. Из передаваемых «нашим друзьям» марсианских архивов и хроник стёрли все упоминания об «искусственных микробах», как окрестили их словотворцы из окружения президента. Мол, технология повышенного риска. Возможно, мол, «двойное применение», то есть использование в военных целях. Это утверждение, правда, полностью соответствовало действительности, о чём предупреждал и Ван. Соединённые Штаты, таким образом, «взвалили на себя тяжкую ношу ответственности за нераспространение нанооружия и предотвращение нового витка гонки вооружений» (конец цитаты).