Но не превратился. Движение гладко и спокойно протекало в обоих направлениях, управляемое дюжиной добровольцев с мощными аварийными фонарями, в штанах и куртках со светоотражением, извлечённых из багажников. И даже самые нетерпеливые, стремящиеся докатить до рассвета до Нью-Мексико, Техаса, а то и до Луизианы, если не расплавятся их моторы, даже они, казалось, понимали, что необходимо терпеть, что попытка прорваться вне очереди никчёмна. Не знаю, долго ли продлилось это состояние и какое стечение доброй воли и внешних обстоятельств его создало. Может быть, человеческий фактор поддержала благоприятная погода. Невзирая на катящуюся на нас с востока катастрофу, ночь выдалась извращённо прелестной. Россыпь звёзд в прохладном ясном небе, порывистый ветерок, уносивший вонь выхлопа и ласкавший физиономии с материнской нежностью…
Я подумал, не остаться ли добровольцем в какой-либо из местных больниц. В Пало-Верде и Блайзе я наезжал для консультаций. Или в окружном госпитале Ла-Пас в Паркере. Но для чего? То, что надвигалось, ничем не излечишь. Морфин, героин — вот и все доступные полумеры, возможные, если больничные аптеки ещё не разграблены. Кроме того, Фултон не наврал Джоди. Меня действительно ждал пациент.
Меня гнало чувство долга. Донкихотство, конечно. Что бы там с Дианой ни приключилось, этому не поможешь. Тогда к чему этот дальний путь? Просто чтобы себя занять перед концом света. Чтобы руки не дрожали, нужно их чем-то занять. То же самое и для мозга, чтобы не впадал в панику. Однако чувство долга не объясняло ощущения срочности, желания увидеть Диану, толкнувшего меня в машину и погнавшего в дорогу, ещё когда не исчезло мерцание, и теперь, по всей видимости, лишь усилившегося.
Я миновал Блайз, пронёсся мимо спящих торговых точек и бодрствующих заправочных станций, вокруг которых кое-где кипели страсти. Здесь небо казалось темнее, звёзды ярче. Мои раздумья прервал телефон.
Шаря в кармане, я чуть не съехал с дороги, притормозил. Мимо с воем пронёсся внедорожник.
— Тайлер, — простонал Саймон.
Прежде чем о смог продолжить, я торопливо выпалил:
— Дай мне свой номер, пока связь не прервалась.
— Нельзя. Я…
— С домашнего или с карманного звонишь?
— С карманного, но иногда его носит с собой Аарон.
— Я без крайней надобности не позвоню.
— Да ладно, теперь это не имеет значения. — Он продиктовал мне номер. — Но небо-то ты видел, Тайлер? Наверное, видел, раз не спишь. Это ведь последняя ночь мира, так?
Какого чёрта он спрашивает об этом меня! У него этих последних ночей уже три десятка лет набралось. Он большой спец в последних днях, ночах, минутах…
— Что с Дианой?
— Я хотел извиниться за последний звонок. Потому что…
— Как она?
— Я как раз об этом. Какая теперь разница…
— Она умерла?
Пауза. Долгая. Затем, обиженным голосом:
— Нет. Нет, не умерла. Но не в этом дело.
— Воспаряет выше крыши, дожидаясь Пришествия?
— Не надо оскорблять мою веру, — ещё больше обиделся Саймон, а я с невольным злорадством зарегистрировал: мою веру, сказал он, не нашу.
— Потому что, если нет, то ей всё ещё нужна медицинская помощь. Она всё ещё больна, так, Саймон?
— Да. Но…
— Ты можешь, наконец, сказать, что с ней случилось?
— Тайлер, через час взойдёт солнце. Ты, конечно, понимаешь, что это означает.
— Пока я ни хрена не понимаю и не собираюсь ни о чём гадать. Я на шоссе. И прибуду на ваше ранчо ещё до рассвета.
— О нет, нет, только не это… Нет, нельзя… Я…
— Почему? Какая разница, если всё равно конец света?
— Ты не понимаешь. Происходящее не есть просто конец мира. Это рождение мира нового…
Похоже, он настроился меня просвещать.
— Саймон, не отвлекайся от темы. Она говорить в состоянии?
Голос его дрожал. Он на грани срыва. А кто сейчас не на грани?
— Еле шепчет. Еле дышит. Страшно похудела.
— Давно? Резко?
— Не знаю… Давно началось, постепенно.
— Когда выяснилось, что она заболела?
— Да уж не одна неделя… Да нет, какая неделя… Месяц… а то и два.
— Её лечили? — Молчание. — Саймон!
— Нет.
— Почему?
— Это не казалось необходимым.
— Кому?
— Пастору Дэну.
И ты не послал его в… — подумал я.
— Надеюсь, ваш пастор Дэн изменил своё мнение.
— Нет.
— Если нет, ты должен мне помочь до неё добраться.
— Не надо, Тайлер. Это не принесёт добра.
Я уже всматривался в окрестности, искал поворот. Воспоминание смутное, но на карте я в прошлый раз сделал отметку. Безымянная дорога через какую-то высохшую трясину.
— Она обо мне спрашивала?
Молчание.
— Саймон, Диана спрашивала обо мне?
— Да.
— Скажи ей, что я еду и скоро буду.
— Тайлер, не надо. На ранчо чёрт знает что творится. Ты не сможешь просто так, запросто заявиться.
— Чёрт знает? А я думал, у вас там только божественное. Новый мир рождается…
— Рождается в муках.
Утро и вечер одного дня
Я вкатил на холм и остановил машину вне видимости из дома Кондона. Выключив фары, сразу заметил лёгкое свечение вдоль восточного горизонта, уже затемняющее звёзды, до которых могло дотянуться.
Тут-то меня и затрясло.
Даже не пытаясь справиться с дрожью, я открыл дверцу, вывалился из автомобиля. Усилием воли собрался. Земля во тьме казалась заброшенной, утраченной. Серые холмы, превратившиеся в пустыню пастбища, длинный пологий склон к отдалённому фермерскому дому. Мескиты и окотильо дрожали на ветру, как будто меня передразнивали. Охвативший меня страх отличался от страха привычного, с которым мы все жили с воцарения «Спина», от дремавшего беспокойства разума; этот животный страх хватал за горло, сковывал мышцы и кишки. Окончательный расчёт. Выпускной праздник. Обжалованию не подлежит. Телега подана, добро пожаловать на виселицу.
Я подумал о Диане. И она так же боится, или ей для страха не хватает сил? Смогу ли я ей помочь? Способен ли в таком состоянии?
Ветер усилился, порывисто швырялся песком в воздух. Может быть, этот ветер — первый вестник раздувшегося солнца, ветер с уже поджаренного бока планеты.
Присев на корточки, чтобы меня не смогли заметить из дома, я умудрился набрать номер, продиктованный Саймоном.
После нескольких гудков он ответил. Я плотнее прижал трубку к щеке, чтобы ветер не мешал разговору.
— Ох, не надо бы… — с ходу принялся причитать он.
— Что, задерживаю конец света?
— Я не могу говорить.
— Где она, Саймон? В какой части дома?
— А ты где?
— На холме, у дороги.
Небо светлело, западный горизонт окрасился на манер злого синяка под глазом. Главный дом уже ясно виден. За эти годы он не изменился. Зато амбар посвежел; очевидно, его подремонтировали и побелили.
Гораздо больше меня обеспокоили свежие следы земляных работ возле амбара. Засыпанная траншея. Возможно, канализационный сток. Аппетитная тема тогдашней застольной беседы — сточная цистерна. Но не исключено, что братская могила.
— Я иду к дому.
— Нет, нет, это невозможно.
— Полагаю, что она в доме, в одной из верхних спален. Так?
— Даже если ты её найдёшь…
— Скажи ей, что я уже здесь, Саймон.
Внизу, на территории фермы, от дома к амбару двигалась человеческая фигура. Не Саймон. Не брат Аарон — разве что он потерял сотню фунтов веса.
Скорее всего, пастор Дэн Кондон. В обеих руках по полному ведру с водой. Походка спешная, торопится святой отец. Что-то в амбаре не заладилось.
— Ты рискуешь жизнью, — прошептал Саймон.
Тут я не выдержал, расхохотался. Не смог сдержаться:
— Ты в амбаре или в доме? Кондон в амбаре, так? Где Сорли и МакАйзек? Как мне на них не нарваться?
Я почувствовал, что кто-то коснулся моего затылка, как будто тёплой рукой. Обернулся…
Меня коснулась рука солнца. Край его всплыл над горизонтом. Мой автомобиль, валуны, щетина окотильо — всё, торчавшее над поверхностью, обзавелось длинными фиолетовыми тенями.
— Тайлер, Тайлер, тебе не пройти. Тебе надо…
Голос Саймона исчез в треске помех. Солнце, должно быть, уже расправилось с аэростатом-ретранслятором. Я автоматически ткнул пальцем в кнопку повтора, но тщетно… Телефон умер.
Скрючившись на холме, я наблюдал за солнцем, пока оно не выползло из-за горизонта на три четверти. Ржаво-оранжевый диск казался непропорционально громадным, поверхность его испещряли фурункулы тёмных солнечных пятен. Время от времени песчаные джинны пустыни затемняли светило.
Я встал. Живой или уже зажаренный? Не знаю. Может, получивший смертельную дозу радиации, даже этого не заметив. Жара вполне выносимая, пока что, по крайней мере, но что происходит во мне на клеточном уровне, в моём пронизываемом смертоносными излучениями организме? Безоружный и пока что неповреждённый, я выпрямился во весь рост и направился к дому по плотно укатанной дороге, не скрывая своего присутствия. Дошёл я почти до крыльца, с которого навстречу мне с поразительной для его сложения прытью соскочил братец Сорли и приложился к моему виску прикладом охотничьей двустволки.
Не убил меня брат Сорли, возможно, потому, что не хотел брать греха на душу в канун Второго Пришествия. Вместо этого он заволок моё обмякшее тело наверх и запер в одной из спаленок.
Часа через два я уже смог усесться, не опасаясь, что меня стошнит.
Когда головокружение, наконец, позволило мне встать, я подковылял к окну, отодвинул жёлтую штору. Солнца не увидел, оно висело за домом, землю и амбар заливал хищный оранжевый свет. Воздух жестоко горячий, но возгораний я нигде не заметил. Кот, местный обитатель, не обращая внимания на небесные явления, лениво лакал стоялую воду из канавы в тени. По его поведению можно было понять, что он полон решимости встретить вечер этого дня в добром здравии. Отсюда я сделал вывод, что у меня тоже есть шанс дожить до заката.