И тут послышались звуки шагов. Надежда сразу поборола отчаянье.
Радость: «Видимо, кто-то остался в живых!» — постепенно вдохнула жизнь в тело, он повернулся, всматриваясь туда, откуда доносились звуки шагов.
И никого не увидел — одни каменные истуканы заполонили улицу.
Шум шагов нарастал.
А может быть, не шагов?
Все равно, что бы там ни было, лишь бы в этом окаменевшем, мертвом городе увидеть нечто живое.
Нет, это действительно были звуки чьих-то шагов. Кто-то быстро и энергично приближался к академику. Вот он уже где-то здесь, совсем рядом, отчего же никого не видно?
И вдруг не более чем в пяти шагах академик увидел очень молодого человека, высокого, ладного, крепко сбитого. Длинные и прямые каштановые волосы, крупные светло-карие глаза и нос с небольшой горбинкой придавали лицу выражение наглой самоуверенности.
Он шел неторопливым, но твердым шагом. Шел не сводя глаз с академика. У него был такой грозный взгляд, что вместо радости Давида Георгадзе обуял страх. Как будто именно этот юноша выключил солнце, парализовал жизнь на всей планете и сейчас с гневным недоумением вглядывался в старика, не понимая, как тот избежал общей участи. Звуки шагов оборвались. Подбоченясь, юноша стоял перед академиком, пристально глядя в его глаза. Он был на голову выше Давида Георгадзе. Два острых лазерных луча, исходящие из его зрачков, беззастенчиво шарили по клеткам головного мозга старого ученого.
Ноги Давида Георгадзе подкосились, он чувствовал — еще немного, и он упадет.
Внезапно, как будто солнце включили снова, улицу залил золотистый свет — разом сорвались с места машины, пришли в движение люди, затрепетали деревья, заколыхались листья; рокот моторов, смех, хохот, громкий говор вытеснили владевшее всем холодное безмолвие.
И только они стояли неподвижно среди уличной суеты — тщедушный академик Давид Георгадзе и широкоплечий незнакомец лет двадцати трех.
Академика подавляли и рост, и наглый, насмешливый взгляд молодого человека. Он машинально достал из кармана платок, вытер потный лоб и насилу выдавил из себя:
— Что вам угодно, молодой человек?
— Что мне угодно? — презрительно процедил тот. — Наоборот, дедуля, наоборот! Это мне интересно, что вам угодно?
— Мне?.. — смешался ученый. — Ничего!
— С какой же стати вы меня остановили?
— Я — вас? — окончательно стушевался Давид Георгадзе.
— Именно вы!
— Господи боже мой! Прошу прощенья… Извините, виноват! — Академик еще раз поднял глаза на насмешливо улыбающегося юношу и заторопился прочь. Он даже сделал шаг, но тут же повернулся к незнакомцу — Я действительно остановил вас?
— Представьте себе, действительно!
— Покорнейше прошу извинить, еще раз приношу извинения!
Академик удалился.
Молодой человек, полуобернувшись, проводил взглядом незнакомого старика, пожал плечами, удивленно покачал головой и двинулся своей дорогой.
«Когда и зачем я остановил его?
Отчего мне почудилось, что выключили солнце и весь мир застыл на месте?
Галлюцинации или временная потеря сознания?
Завтра же к доктору, он, вероятно, знаком с подобными симптомами!
Когда видение напугало меня и сбило с толку, я, должно быть, и остановил этого юношу, должно быть, хотел просить его о помощи?»
Давид Георгадзе не заметил, как начал размышлять вслух. Не по возрасту быстро шагал он, жестикулируя и громко разговаривая сам с собой. Он не замечал иронических усмешек прохожих, впрочем, не только усмешек — он не видел сейчас ни самих прохожих, ни машин, ни деревьев.
«Сколько лет я не показывался на улице? Вероятно, переутомление и непривычная обстановка вызвали галлюцинацию. Скорее всего, у меня закружилась голова, и я на время потерял сознание», — решил академик.
Решил и поверил.
Поверил и успокоился. Будто сбросив тяжелую ношу, ощутил огромное облегчение. Усталости как не бывало, он бодро и энергично шагал к дому.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Зураб Торадзе, немного отодвинув от стола тяжелое кожаное кресло, глубоко и удобно сидел в нем. Глаза его были устремлены к потолку. В руке замерла сигарета. Пепельница помещалась на подлокотнике массивного кресла. Торадзе, видимо, глубоко задумался. Потом как будто вспомнил, что курит. Затянулся. Сигарета потухла. Зажигалка лежала рядом, на столе, но он почему-то раздумал курить и бросил сигарету в пепельницу. Переставил ее на стол, подтянул к нему кресло, уперся локтями в край стола и уткнулся лицом в ладони.
Тяжелая, обтянутая дерматином дверь осторожно приоткрылась. Вошла секретарша. Увидев главного врача в глубокой задумчивости, она остановилась, не зная, как быть. Наконец решила повернуть обратно.
— Слушаю! — не поднимая головы, сказал вдруг Зураб Торадзе.
Секретарша поняла, что ее появление не ускользнуло от внимания главврача. Она пригладила свои светлые волосы и тихо, почти шепотом доложила:
— К вам корреспондент.
— Корреспондент?
— Да, из Агентства новостей.
— Мне сейчас не до корреспондентов. И вообще, тебе хорошо известно, что я не люблю беседовать с корреспондентами.
— Я все объясняла — ссылается, что у вас договоренность с их начальством.
— Откуда? — быстро, словно вспомнив что-то, спросил Зураб Торадзе, поднял голову и откинулся на спинку кресла.
— Говорит, из Агентства новостей.
— Да, да, действительно… Припоминаю… Проси! Кстати, предупреди, что смогу уделить не больше десяти минут.
— Как скажете…
Секретарша была уже в дверях, когда ее догнал голос главного врача:
— Мужчина или женщина?
— Молодая женщина.
— Хорошо, хорошо, пусть войдет!
Секретарша оставила дверь кабинета открытой и, распахнув дверь в приемную, улыбаясь, пригласила журналистку.
Корреспондентом оказалась весьма юная особа, почти девочка, с модной стрижкой. На запястьях, пальцах и груди искрились дешевые, но со вкусом подобранные украшения.
Она сразу понравилась Зурабу Торадзе. Понравились ее длинные руки, коротко подстриженные волосы и весь облик. Девушку нельзя было назвать красавицей, однако спортивная осанка и энергичное выражение лица придавали ей броско-современный вид. Толстый блекло-желтый, грубой вязки свитер ниспадал на голубоватые брюки.
«Интересно, какие у нее ноги?»— было первое, что подумал Зураб Торадзе и поднялся, когда девушка приблизилась вплотную к столу.
— Здравствуйте! — сказала она, протягивая руку.
— Здравствуйте! Прошу садиться! — Зураб вышел из-за стола и указал собравшейся сесть девушке на кресло у маленького столика в углу кабинета. Проводил ее туда, выдвинул кресло. Усадив девушку, он вернулся к письменному столу. Забрал сигареты, зажигалку, пепельницу, расположил их на маленьком столике и опустился в кресло напротив гостьи.
Все здесь казалось юной журналистке необычным. Кабинет главного врача не походил ни на один из виденных ею до сегодняшего дня. Большие прямоугольники темного стекла в толстых бетонных стенах, конструктивные балки, между которыми спрятаны лампы дневного света длинный, непропорционально длинный на первый взгляд кабинет, полки с книгами, утопленные в стены, мягкая кожаная мебель и тяжелые струганые столы черного дерева придавали всему здесь очень строгий вид. Со всем этим как-то не вязались добродушное лицо Зураба Торадзе, его большие зеленоватые умные глаза.
Внимание журналистки привлекла коричневая железная дверь в задней стене. Странно, но у нее не было ручки. А над дверью за толстым узким стеклом мерцали красные и зеленые лампочки. Они вспыхивали и гасли, сменяя друг друга с очевидной закономерностью. Главный врач не обращал на них никакого внимания. Весь кабинет был выкрашен под слоновую кость, а потолок сверкал белизной. Но и эти краски не смягчали надменность и холодность, царящие в кабинете. Каждый угол, каждая пядь пространства были отмечены какой-то таинственностью и вызывали в случайном человеке неприятное чувство, может быть, даже страх.
— Не закурите? — Зураб Торадзе протянул гостье пачку сигарет.
В знак признательности девушка состроила непонятную гримасу, и пальцы ее кокетливо поплыли к пачке.
Главврач поднес ей зажигалку, пододвинул пепельницу.
Журналистка глубоко затянулась, одновременно доставая из голубоватой спортивной сумки блокнот и ручку.
Недавнее воодушевление Зураба Торадзе развеялось. Каждое движение девушки было настолько стандартным, а манеры настолько фальшивыми, что он понял — ее внешность и духовный мирок бесконечно далеки друг от друга. И уныло сказал:
— Что вас интересует? У меня время ограничено.
На лице журналистки отразилась досада. Она не спеша положила сигарету на край пепельницы и взяла ручку:
— Насколько мне известно, в вашей лаборатории успешно проводятся операции на животных по пересадке головного мозга.
— Правильно.
— Есть реальные результаты?
— Как вы изволили сказать — в нашей лаборатории успешно проводятся операции по пересадке мозга. Значит, у нас есть и реальные результаты.
— Как долго живут животные с пересаженным мозгом?
— Первую успешную операцию мы провели три года назад. Та собака живет и здравствует по сей день.
Над железной дверью внезапно вспыхнул желтый свет, и раздался странный звон колокольчика. Зураб Торадзе встал, подошел к письменному столу и нажал кнопку дистанционного управления. Тяжелая коричневая дверь медленно поползла вверх, исчезая в бетонной стене. В кабинет вошел молодой врач. Старомодные очки в позолоченной оправе, оседлав топорно вырубленный нос, отражали электрический свет. Такие очки юная журналистка видела только в кино. Врач, устало шагая, приблизился к Зурабу Торадзе и протянул ему проявленную пленку. Главный врач заправил ее в какой-то аппарат и нажал кнопку. Пленка осветилась. Журналистка не могла понять, откуда исходит свет. Она то наблюдала за напряженным лицом Торадзе, на котором время от времени проступало довольное выражение, то переводила взгляд на молодого человека в очках.