СРЕДА, 27 ОКТЯБРЯТайник
10
Джейк никак не мог заснуть, все ворочался и вертелся в кровати, пока окончательно не сдался. Поднявшись, он сварил кофе и принялся расхаживать по квартире. За окнами чернела ночь. В голове вертелось надоедливое воспоминание о разговоре с Лиамом во время прогулки между заброшенными бетонными бункерами бывших армейских складов Сенека. На тот момент Джейк посчитал, что старику просто захотелось излить душу.
Машина двигалась сквозь предутреннюю тьму по совершенно пустой двухполосной дороге. Навстречу лишь изредка попадались пикапы фермеров. До восхода солнца Джейк успел проехать по шоссе 96А почти тридцать миль на северо-восток от Итаки. Его окружали пасторальные ландшафты — холмы да фермы. С невысокого подъема открылся вид на цель поездки, выглядевшую в свете фар как заброшенная тюрьма: тройное ограждение скрывало, как слои кожуры луковицу, десять тысяч акров пустыря, который в былое время носил название «армейские склады Сенека».
Историю складов Джейку рассказал Лиам. Их построили по распоряжению Рузвельта накануне Второй мировой войны, Лиам тогда учился в Ирландии. Когда в Перл-Харборе запылали линкоры и Лиам пошел записываться добровольцем в британскую армию, армейские склады Сенека насчитывали пятьсот бетонных бункеров-хранилищ с припасами для американской военной машины.
После войны построили новые, еще более мощные хранилища для ядерного оружия. Лиам в это время был уже в Итаке, начинал работу, которая вскоре принесла ему всемирную известность. Склады тоже стали по-своему знамениты. В лучшие времена здесь работали больше десяти тысяч человек — целый небольшой город. Во всех Соединенных Штатах не было военного объекта крупнее. Джейк вспомнил газетные фотографии, сделанные в восьмидесятых годах, когда доктор Спок под одобрительные крики тысяч участников антиядерной демонстрации залез на забор склада, чтобы привлечь внимание общественности к хранящимся по ту сторону ограждения ядерным боеголовкам.
В наши дни объект перестал кого-либо интересовать. С развалом Советского Союза склады закрыли, а в 2000 году официально сняли с баланса. Теперь здесь безраздельно хозяйничали олени, ивовая поросль и дикие гуси. Часть земель отрядили для других целей: с одной стороны прилепилась тюрьма, с другой — центр молодежного досуга. Сама территория складов превратилась в город-призрак, бетонный мавзолей восемь миль в длину и четыре в ширину, безжизненную путаницу запущенных дорог и бункеров. Во всем штате трудно найти более оторванное от остального мира место.
Остановив машину с внешней стороны ограждения, Джейк вышел и уселся на капоте «субару». Стуча зубами от холода, он посмотрел на солнце, ползущее поверх бесконечных рядов хранилищ военного снаряжения.
Давным-давно пришедшие в запустение жуткие бетонные монолиты стояли друг от друга на расстоянии в четыреста футов. Между постройками пролегали заросшие сорной травой растерзанные дороги. Джейк как-то раз заглянул в один из бункеров — сырое затхлое место, полное плесени и гниющей листвы. Лиам утверждал, что когда-то в нем хранилось ядерное оружие. Детонаторы держали в отдельном тайном хранилище под белым зданием, замаскированным под караульное помещение.
Лиам имел связи с нынешними владельцами объекта — группой дельцов, которые планировали использовать склады для сверхнадежного размещения серверов. Он раздобыл ключ от одних из ворот и разрешение, позволяющее приезжать в любое время суток под предлогом проведения биологического эксперимента со стадом редких белых оленей, оказавшимся внутри объекта как в резервации. Тема: исследование генетической изменчивости в рамках замкнутой популяции.
Здесь, вдалеке от текущих неотложностей, в мыслях наступала ясность, говорил Лиам. Груз прошлого, подумал Джейк, все еще довлеет над объектом, не позволяет думать о пустяках. По настоянию Лиама Джейк не раз сопровождал его во время прогулок по территории складов. Они расхаживали вдоль рядов заглубленных хранилищ и болтали о том о сем.
Разговоры зачастую переходили на войны, в которых им довелось участвовать, и те, что еще могут разразиться. Картина будущего в их «магическом кристалле» не предвещала ничего хорошего. Обсуждения касались также размаха технологий и начавшейся пятьдесят лет назад революции малых величин. Системы командования, управления и информации вышли на новый уровень. Миниатюризация на глазах порождала новые приемы ведения войн. Орудия поля боя тоже меняли свой характер. Сверхмалое шло на смену огромному — тенденция дошла наконец даже до генералов.
Эпоха танков, ведущих бой на полях сражений, и реактивных самолетов — в воздухе, клонилась к закату. Войны будущего будут проходить на мизерных театрах военных действий с использованием крохотных боевых средств, бьющих с тысячи разных направлений одновременно. Бои будут протекать в компьютерных сетях, внутри человеческих тел. Виртуальные боевые действия, тучи полуавтономных микроботов наподобие ползунчиков, биологическое оружие…
Во время одной из таких прогулок Лиам рассказал своему преемнику об узумаки.
История о семерых токко и смертоносных цилиндрах поразила воображение Джейка. Лиам поведал также о японской подводной лодке с одним из семерых смертников на борту и о ее обнаружении командой с корабля ВМС США «Вэнгард». Глаза старика загорелись неистовым огнем при описании чудовищной ядерной вспышки, в одно мгновение уничтожившей без следа узумаки и, вместе с отравой, двести тридцать семь моряков.
— Уиллогби и Макартур — скоты! — горячился Лиам. — Они хотели заполучить узумаки, и у них это получилось. Никто так и не узнал о токсине. Всю грязь вместе с правдой о зверствах отряда 731 замели под ковер. А теперь этот недоносок из Совета по национальной безопасности приказал, чтобы в Детрике возобновили работы с узумаки.
Лиам саркастически усмехнулся:
— Страшно себе представить, а? Доза грибка размером меньше наперстка опаснее всего когда-либо хранившегося на этих складах оружия.
Джейк окинул взглядом бункеры и небо над ними.
11
Некролог в «Нью-Йорк таймс» занял почти целую полосу:
Во вторник утром в Итаке, штат Нью-Йорк, оборвалась жизнь Лиама Коннора, нобелевского лауреата, разгадавшего тайны избирательной адаптации. О его кончине было объявлено в Корнелльском университете, где он работал и преподавал последние шестьдесят лет. Тело ученого обнаружили на дне ущелья рядом с кампусом. Обстоятельства смерти расследуются.
Коннор был современником Джеймса Уотсона и Фрэнсиса Крика, ученых, установивших строение ДНК. Он заслужил славу работами в области мобильных генетических элементов и открытием того, что ДНК находится не только в ядре, но и в других частях клетки. Полученные им новые знания произвели революцию в клеточной и эволюционной биологии.
Лиам Коннор родился в 1924 году в графстве Корк, в Ирландии. Он был шестым ребенком в семье лавочника. Его с детства привлекали растения и грибы, и Лиам, используя классификационную систему собственного изобретения, составил библиотеку-энциклопедию этих организмов. В четырнадцать лет отец привез Лиама в университетский колледж Корка (в то время носивший название Королевского колледжа), где юное дарование училось под началом профессора Шеймуса Бейли. Несколько лет спустя Лиам Коннор уже считался одним из самых многообещающих молодых биологов Ирландии. В 1943 году он вступил в брак с поэтессой, эссеисткой Эдит Соммервиль, в котором состоял до кончины жены в 2004 году.
В 1942 году Лиам Коннор поступил добровольцем на службу в британскую армию. Его направили в Портон-Даун, британский центр химического и биологического оружия, где он в течение четырех лет разрабатывал ответные меры против потенциальной угрозы, исходившей от гитлеровской Германии и ее союзников. После окончания войны ученый непродолжительное время находился в Японии. В 1946 году он эмигрировал в США и три года работал над секретным проектом по мерам противодействия биологическому оружию в Кэмп-Детрике (позднее переименованном в Форт-Детрик), что в Фредерике, штат Мэриленд.
После перехода в 1950 году в Корнелльский университет он возглавил сельскохозяйственный факультет, где начал работать над таксономией грибов. В итоге был создан насчитывающий 400 000 образцов Корнелльский гербарий патологии растений, которым ныне заведует внучка профессора Маргарет Коннор. Ученый всю жизнь путешествовал по свету в поисках новых образцов для гербария, чаще всего посещая Китай и Южную Америку.
Свой первый значительный прорыв в науке Лиам Коннор одержал в начале пятидесятых годов. Развивая идеи Барбары Макклинток, он изучал транспозоны — элементы генетического кода, способные мигрировать внутри генома. Коннор открыл свойство транспозонов «включать и выключать» гены и сделал правильный вывод, что ретровирусы являются особой формой транспозонов. Еще большим новшеством оказались его эксперименты с эндосимбиозом. Эту идею еще в 1909 году предложил русский ботаник Константин Мережковский. Коннор и биолог Линн Маргулис продемонстрировали, что главные компоненты клетки, например митохондрии, по сути, являются бактериями, обитающими внутри клетки-хозяина. Эндосимбиоз поначалу вызвал множество споров, но теперь считается одной из основ эволюции сложных организмов.
В 1960 году Коннор был избран членом Национальной академии наук, в 1972 году ему была присуждена премия Вольфа, в 1978 году — Национальная научная медаль, а в 1983 году — Нобелевская премия в области физиологии и медицины (совместно с Барбарой Макклинток). Лиаму Коннору присвоили почетную степень доктора наук семнадцать научных заведений разных стран, включая Королевский колледж Ирландии, Пекинский университет и Чикагский университет. Американская ассоциация содействия развитию науки объявила его одним из десяти наиболее выдающихся биологов двадцатого века.
В дополнение к преподавательским обязанностям Коннор стал сооснователем группы «ДЖЕЙСОН», аналитического научного центра, предоставляющего консультации ФБР, ЦРУ и военному ведомству. Как говорил помощник госсекретаря в никсоновской администрации Джон Рэнд, «Коннор — глыба. Это он убедил Никсона в 1969 году отказаться от наступательных биологических вооружений». Имя Коннора также связывают с заключением Конвенции о запрещении биологического оружия 1972 года. Коннор продолжал деятельность в этой области и в последние годы решительно возражал против возврата США к программе разработки оборонительного биологического оружия.
В то же время Коннор без устали пропагандировал конструктивное использование биотехнологий. Он активно поддерживал разработки в области биосинтеза и написал немало показательных статей для привлечения внимания конгресса. Его книга «Слияние», посвященная возникающей смычке между биологией клетки и микроэлектроникой, считается классическим трудом в своей области.
После Лиама Коннора остались дочь, трое внуков, а также правнук. Он увлеченно занимался наукой до последнего дня жизни. В прошлом году его команда победила в соревновании Агентства передовых оборонных исследовательских проектов на создание лучшего автономного микробота. Говоря словами его коллеги Джейка Стерлинга, «Лиам — истинный гений, с какой стороны ни посмотреть». Три года назад во время интервью Коннора спросили, что он считает своим самым главным достижением. Ответ: «Я над ним пока еще работаю».
Мэгги опустила газету, на глаза навернулись слезы. Синди положила ей руку на плечо. За столом воцарилось молчание — кроме них, на кухне никого не было. Остальные жильцы еще не проснулись.
Мэгги погладила газету:
— С уважением написано.
— Еще бы.
— Большую часть некролога, должно быть, заготовили еще несколько лет назад.
— Точно.
Мэгги аккуратно сложила газету и оставила на столе. Статья на первой полосе содержала меньше церемоний и смаковала домыслы о причинах самоубийства. Редакторы использовали снимок ущелья Фалл-Крик, сделанный с вертолета, на котором по обе стороны подвесного моста толпились тысячи зевак.
— Мэгги? Что с тобой?
Женщина осознала, что обхватила голову руками и сидит, уставившись в стол.
— Не могу забыть видеоролик, где Лиам бросается с моста. — Мэгги растерла лицо ладонями. — С ним была какая-то женщина. Она ключ к загадке. Лиам не стал бы прыгать без серьезной причины. Из-за Дилана не стал бы…
— О ней по-прежнему ни слуху ни духу?
— Я звонила в полицию двадцать минут назад. Ничего нового.
Мэгги вконец измучилась. Она раз шесть вставала ночью и подходила к кровати Дилана, гонимая необъяснимой потребностью удостовериться в его безопасности. Мать бросила еще один взгляд на комнату, где спал ее сын. Последние сутки мальчику пришлось нелегко — он без памяти любил прадеда. Она рассталась с отцом Дилана, Артуром Миксом, через полгода после рождения сына. Артур состоял профессором математики в Гарварде и не проявлял ни малейшего желания поддерживать отношения. Мэгги давно прекратила попытки вызвать у него интерес к сыну. Они виделись один-два раза в году, и Дилан относился к Артуру скорее как к дальнему родственнику, чем как к отцу.
Дилан — прекрасный девятилетний мальчуган, но на его долю выпало слишком много потрясений. Мэгги была безутешна, когда от рака поджелудочной железы умер ее отец и в тот же год за ним последовала мать. Ей в это время было двадцать лет. Дилану сейчас нет и половины того. Он все еще страдал от приступов безотчетной паники. Всего месяц назад ей пришлось забирать его из школы посредине дня. Дилан жаловался на боли в груди и уверял, что скоро умрет.
Его направили к детскому психологу, женщине одного возраста с Мэгги и с собственными детьми, но лечение продвигалось медленно. Психолог в случае ухудшения состояния не исключала назначения медикаментов. Мэгги надеялась, что до этого дело не дойдет.
Во входную дверь постучали.
— Кто это может быть? — удивилась Синди. Посетителям, чтобы миновать пост полиции на дороге, полагалось сначала звонить. Иначе репортеры не дадут проходу.
— Я открою, — предложила Мэгги. — Это скорее всего Мел, адвокат Лиама. Он предупредил о приезде.
На пороге и вправду оказался Мелвин Лорин с пухлой папкой под мышкой. Последний раз они виделись на похоронах жены Мелвина четыре месяца назад. Мел был почти одного с Лиамом возраста. Несмотря на сутулость, он выглядел очень высоким. Его ладони с длинными пальцами напоминали гигантских пауков.
— Мэгги, извини за вторжение.
— Вы же знаете, мы всегда вам рады. Проходите, пожалуйста.
— Я ненадолго. Мне бы не пришло в голову беспокоить тебя, если бы не обещание, которое я дал твоему деду.
Он вручил женщине объемистую папку.
— Что это?
— Посмотри сама. Там есть журнал учета всех финансовых операций. И письмо тебе лично.
— Письмо?
Юрист кивнул.
— Когда он успел все это передать?
— Две недели назад. Сказал, чтобы я немедленно доставил тебе папку после его кончины. Лично. Даже заставил меня повторить обещание вслух.
Опять подступили слезы.
— Две недели назад? Не может быть! Как он себя вел?
— Как обычно. Шутил. Помнится, сказал: «Это лишь предосторожность — вдруг завтра попаду под автобус. На самом деле я вовсе не собираюсь помирать».
— Думаете, он искренне говорил?
— В тот момент я не сомневался. Сейчас — не знаю… Мэгги, я не могу ничего понять. Он так любил и тебя, и Дилана. Только о вас говорил все время. Гордился вами… — Мел замолчал. Он тоже не мог сдержать слезы.
Мэгги вытерла глаза и, пересилив себя, задала главный вопрос:
— Как вы считаете, он… готовился?
Мел покачал головой:
— Я вправду не знаю. Обычно я неплохо разбираюсь в людях, но твой дед… Когда он решал меня разыграть, я всегда попадался как дурачок. Он был способен на полном серьезе заявить, что луна сделана из мороженого, и я ему верил. — Юрист посмотрел себе под ноги, словно ответ на вопрос мог обнаружиться на досках пола. — Гордый он был. И талантливый. Старость постепенно отбирает талант. — Мел покачал головой. — Со старостью… трудно примириться. Человек мед ленно затухает. И в один прекрасный день видит, что свет в душе почти совсем угас.
— Значит, вы считаете, что он покончил с собой?
— Извини, если я что-то не так сказал. — Мел просительно тронул Мэгги за плечо.
Она отнесла папку в свою спальню и положила на незаправленную кровать. Отступила на шаг, чтобы собраться с силами. Эту папку приготовил дед. Для нее. Перед смертью.
Он, возможно, понимал, что скоро умрет.
Письмо нашлось сразу. Оно лежало в белом конверте без адреса, за исключением ее имени, выведенного знакомым почерком.
Мэгги погладила письмо, провела по буквам, написанным карандашом на белой бумаге. Она могла легко представить, как дед писал это, склонившись над столом. Никто не сочинял личных посланий лучше его. Он буквально вылепливал письмо из слов, мог заполнять целые страницы новыми научными идеями, вставляя зернышки мудрости от Йетса и Беккета, маленькие зарисовки. Чудо, а не письма!
Ей не хотелось открывать конверт. Вполне вероятно, что это последний материальный объект, оставшийся от деда. Письму суждено стать вершиной хребта, отделяющего прошлое, когда Лиам еще был рядом, от будущего, в котором его уже нет. Как трудно перевалить через этот хребет.
Мэгги отложила конверт в сторону — пусть подождет еще немного — и принялась разбирать остальные бумаги. Она нашла стопку скучных юридических документов вроде свидетельств на право владения собственностью, а также журнал учета, о котором говорил Мел. Таблица в начале журнала содержала сведения о пакетах акций, принадлежащих Лиаму Коннору, датах их покупки, начальной стоимости и показателях годового дохода в случае их реализации.
Мэгги была поражена. Лиам оказался не только блестящим ученым, но и ловким инвестором. Начав в 1950 году со стартового капитала в тысячу двести долларов, он постепенно сформировал портфель акций Ай-би-эм, «Интел», «Эппл» и — с недавнего времени — «Гугл». Если его внучка правильно разобралась в цифрах, дедовское наследство составляло несколько миллионов долларов.
Мэгги положила папку на кровать. Неужели здесь все только о деньгах? Ее сейчас не интересовали деньги и наследство.
Да, скопил он десять миллионов долларов — ну и что? Она бы отдала их все, не колеблясь ни секунды, чтобы узнать главное — почему дед лишил себя жизни.
Мэгги просмотрела остальные документы в папке, но не нашла ничего существенного.
Оставалось только письмо.
Она дрожащими руками осторожно вскрыла конверт. Сделала несколько раз глубокий вдох и выдох, стараясь успокоиться. Невероятно страшно обнаружить, что там, в этом конверте. А вдруг он на самом деле заранее решил броситься с моста?
«Перестань, — скомандовала она себе. — Возьми себя в руки!»
В конверте оказался лист тонкой желтой бумаги.
«Мэгги!
Скажи Дилану, пусть напоследок еще раз сходит на болота.
Джейк знает, куда идти.
Спроси его, где слоны сидят на насесте.
Люблю.
12
На моего начальника давят со всех сторон, чтобы быстрее закрывал дело, — сообщил Бикрафт, когда они с Джейком поднимались на лифте новенького корпуса Уэйла — громадины площадью двести шестьдесят квадратных футов в самом центре кампуса. — Мол, запиши как самоубийство и дело с концом. Репортеры разбили целый табор перед нашим офисом. Проректор звонит чуть ли не ежечасно. Работаем в две смены, пытаясь закончить дело, но шеф все равно недоволен. Говорит, что оно с душком.
Бикрафт явился для сбора сведений о проекте «Коробка с ползунчиками». Усталость развязала ему язык. Джейк решил этим воспользоваться:
— Вы тоже так думаете?
— А как же! Воняет, да еще как! Женщину на мосту удалось найти? Нет. Ползунчиков? Тоже нет. А теперь из Форт-Детрика едут всякие молчуны.
Двери лифта открылись на третьем этаже корпуса Уэйла. Они пересекли атриум и прошли по коридору, выкрашенному в стерильный белый цвет. Молодой профессор остановился перед дверью с табличкой «Биосинтез — В. Глазман» и обычными в таком месте желто-черными наклейками, предупреждающими об опасности. Джейк приоткрыл дверь.
— Влад?
На пороге появился обитатель кабинета, перемалывающий челюстями ком жевательной резинки. Бросив курить, Влад превратился в закоренелого любителя жвачки и делал перерывы только ради выпивки.
Джейк представил их друг другу. Влад вытащил из кармана коробочку «Чиклетс» и предложил Бикрафту. Тот отрицательно покачал головой.
— В самом деле не хотите? — не отступал Влад. — С фруктовым вкусом!
Получив вторичный отказ, русский бросил горсть резинок в рот.
— Пошли, — поманил он за собой.
Они проследовали мимо вереницы лабораторных столов, уставленных инструментами для синтеза ДНК, генетического секвенирования, плазмидной трансфекции и проектирования геномов. Наконец квадратная фигура русского остановилась у длинного стола в углу.
Влад картинно вынул из кармана плексигласовую коробку размером с пачку сигарет и продемонстрировал ее Бикрафту. Внутри, напоминая миниатюрную фабрику, переплетались какие-то трубочки и компьютерные микросхемы.
— Прошу любить и жаловать — ТИЭНО! Сокращение от «технология игольного электросмачивания для наногенотипирования олигонуклеотидов».
Бикрафт только покачал головой в ответ:
— Чего-чего?
— Вы когда-нибудь видели диагностическую лабораторию УББ-4? Где производятся операции с наиболее опасными патогенами? Эдакие чудища с воздушными шлюзами и герметичными скафандрами, словно работа ведется на дне океана. По всей стране таких лабораторий наберется не более дюжины. Даже самая маленькая обходится в десятки миллионов долларов.
— Эта штучка, — ученый постучал пальцем по коробочке, — в состоянии заменить целую лабораторию такого типа. Мы впихнули весь комплекс УББ-4 в пространство длиной шесть, шириной четыре и высотой два дюйма. А стоимость изготовления — меньше тысячи долларов.
Влад взял предметное стекло и подал его Бикрафту:
— Плюньте!
— На стекло? Зачем? — удивился Бикрафт.
— Увидите!
Бикрафт плюнул. Влад сунул стекло под микроскоп, подключенный к видеомонитору.
— Допустим, есть подозрение, что вы заразились оспой. Что делать? Ага! У нас имеется ваш плевок на стеклышке. Запускаем ТИЭНО!
Влад положил коробочку рядом с предметным стеклом, взял лазерную указку и смартфон и принялся нажимать клавиши. В передней части коробочки открылась дверца, из нее выскочил и побежал по столу ползунчик. Бикрафт отступил на полшага назад.
— Управление производится микроволновыми импульсами, — объяснил Джейк. — Как в мобильном телефоне, только на другой частоте.
Влад направил лазерный луч в сторону ползунчика. На столе обозначилась красная точка. Микробот уловил сигнал и бочком подобрался к пятну света. Влад принялся передвигать его по столу — ползунчик не отставал.
Бикрафт был изумлен:
— Он что, реагирует на свет?
— На тепло, — ответил Джейк. — В микробот встроен биометрический термодатчик, который способен улавливать тепло человеческой ладони.
Влад подвел ползунчика по поверхности стола к предметному стеклу. Затем нажатием кнопки на смартфоне остановил микробота.
Увеличенное в пятьдесят раз изображение заполнило монитор. Ползунчик припал к лужице слюны, как олень к лесному ручью.
— Смотрите! — воскликнул Влад. — Ползунчик взял пробу и теперь несет ее домой.
С помощью смартфона и лазерной указки он вернул микробота к коробочке. Дверца снова открылась, и механическая тварь скрылась внутри.
— Имей мы дело с опасной средой, операцию можно проводить из соседней комнаты. Если угодно — из соседнего штата, — добавил Влад. Он подхватил коробочку и поместил ее под микроскоп. — А теперь начинается самое интересное.
Присутствующие увидели на мониторе, как ползунчик исторг из хоботка каплю жидкости. На прозрачном пластмассовом покрытии образовался мутный шарик.
— Предварительная обработка, — пояснил Влад. — ДНК отдельно, слюна отдельно.
Через минуту ставшая более прозрачной капля вновь появилась на поверхности, напоминающей блестящую серебристую траву. Под «травой» смутно просматривались очертания электронных микросхем.
— Наша проба. — Влад указал на почти идеальный шар на экране. — Капля помещена на специальный микрочип. Его поверхность состоит из множества крошечных, стоящих торчком кремниевых иголок. Каждая — меньше сотни нанометров в диаметре. Иголки отталкивают влагу, поэтому капля как бы парит над ними.
— Она, кажется, светится, — заметил Бикрафт.
— Флуоресцирует, — поправил демонстратор. — В каплю с ДНК добавлены молекулы красителя. Это они светятся.
Влад подрегулировал микроскоп, увеличивая изображение. Площадка превратилась в идеальный газончик. Рядом с ним в кремниевой основе виднелась высеченная маркировка — пятнадцать букв: АААЦГАЦТТАЦГТАТ. Влад уменьшил масштаб, показывая ряды таких же площадок, каждая — с маркером из пятнадцати букв в различной комбинации. Весь генетический алфавит состоял всего из четырех знаков — А, Г, Т и Ц.
Влад нажал несколько клавиш на смартфоне, и капля внезапно сплющилась, заполняя пространство между иглами.
— Посылаем импульс напряжения, и капля влаги насаживается на иголки.
— Его тезка Влад Дракула тоже любил сажать кого ни попадя на кол, — пошутил Джейк.
Русский искоса глянул на Бикрафта:
— Джейк неизвестно почему считает, что у него есть чувство юмора. — Нажав еще одну кнопку, он воскликнул: — Готово!
Капля вновь всплыла поверх иголок, приобретя идеальную шарообразную форму.
— Я не совсем понимаю, — сказал Бикрафт. — Какое это имеет отношение к выявлению биопатогенов?
— Капля играет роль миниатюрной пробирки, — ответил Влад. — Каждая площадка производит проверку на конкретный патоген. Я заставляю каплю останавливаться… — Он передвинул шарик жидкости на очередное поле и вновь насадил его на иголки. — Иглы связаны с короткими нитями одноцепочной ДНК. Каждая нить — генетическая последовательность, взятая из определенного патогена. Если ДНК капли совпадает с ДНК иголок, они объединяются, и две разрозненные цепи формируют двойную спираль. Если последовательности не совпадают, этого не происходит.
Ученый нажал кнопку, и капля вернулась в свою прежнюю форму.
Но тут она вдруг начала метаться по «газончикам», как обезумевшая мышь в лабиринте. Шарик подлетал к очередной площадке, расплющивался, выскакивал обратно и несся дальше, и все это с головокружительной скоростью.
Бикрафт указал на одну из площадок:
— Минутку! Почему она светится?
— Обнаружено совпадение ДНК. Это комплиментарная цепь. Они прилипли друг к другу, как любовники, а капелька покатилась дальше.
— И теперь этот участок светится?
Влад кивнул.
— Он показывает, какой патоген обнаружен. — Влад проверил буквенный маркер на микросхеме рядом со светящимся участком — ЦАЦГТГАЦАГАГТТТ. — Хм! Вирус парагриппа.
Бикрафт отшатнулся от стола.
Влад положил руку ему на плечо.
— Простуда обыкновенная.
Полицейский решил сменить тему разговора:
— Как во всем этом был замешан Коннор?
— Данная микросхема работает с вирусами. Вирусы — примитивные твари, не более чем генетический материал в белковой оболочке. Реагенты выделяют ДНК или РНК, мы делаем несколько ступеней ПЦР, амплифицируем. Однако бактерии и грибы — другая песня. Их гены помещаются внутри ядра, ядро — внутри мембраны, мембрана — внутри стенок клетки.
Джейк перебил товарища:
— Коннор разрабатывал протоколы. Он использовал ползунчиков для сбора проб, вскрытия клеток, извлечения ДНК — полного цикла подготовки. Опыты проводились в «ветхом саду». Коннор обучал ползунчиков производить всяческие генетические тесты, какие только мог выдумать. Ему было нетрудно приспособить свои методы к нашему проекту.
— Или помочь советом, — добавил Влад. — Назовешь ему тему, и он тут же вытряхнет все, что о ней знает и с чем она стыкуется: грибы, бактерии, вирусы — всю историю пандемий и их использования в качестве биологического оружия.
Бикрафт перевел взгляд на Джейка:
— Помнится, вы говорили, что Коннор не работал с опасными веществами?
— Верно, не работал. Для разработки протоколов можно использовать что угодно. Лиам брал для опытов безвредные грибы, которые выращивал в своем «саду».
— И все-таки я повторю вопрос: работал ли он с какими-либо опасными патогенами или нет?
— Нет, — ответил Джейк.
Тут же встрял Влад:
— И я не работал. Технология разрабатывается на безопасных материалах — риновирусах простуды, кишечных палочках. Все это и так присутствует в человеческом организме.
Бикрафта ответ не удовлетворил:
— А ползунчики можно использовать для опасных действий?
— Каких, например?
— Ну, не знаю… Нельзя ли их, к примеру, использовать для создания патогена вместо его выявления?
— Нет, — без запинки выстрелил Влад. — Для этого одних ползунчиков мало. Понадобится целая лаборатория.
Инспектор полиции протер глаза.
— Давайте подведем итог. Значит, пропажа нескольких микроботов сама по себе не представляет никакой опасности?
Джейк хотел было ответить, но Влад опередил его:
— Не совсем так.
Бикрафт молча просверлил русского взглядом.
Джейк понял, что сейчас произойдет. Они с Владом иногда болтали на эту тему во время поздних разговоров под выпивку — о войнах, в которых вместо солдат в бой идут насекомообразные роботы, о подростке, в юношеской запальчивости скрещивающем риновирус с оспой и убивающем полстраны.
— Предположим, что патоген уже имеется, — продолжал Влад. — Им можно начинить ползунчика, а того спрятать в пакетике «Чиклетс», потом принести и выпустить на свободу где угодно — в вентиляционный канал или под чьей-нибудь дверью. Ползунчики способны кусаться и вводить патоген в ранку. Если у вас есть какая-нибудь зараза и вы хотите ее распространить, микроботы — чертовски подходящие переносчики инфекции.
В кармане Джейка зажужжал телефон. Он выудил его и с удивлением посмотрел на имя звонившего.
— Да?
— Джейк, это Мэгги Коннор. Мы можем поговорить?
13
Таймс-сквер переполняла какофония звуков. Гигантские экраны изрыгали рекламу. На улицах — заторы из городских автобусов и желтых такси. В промежутки между ними ныряли курьеры на велосипедах. Люди на тротуарах бежали, шли, кто-то едва тащился, иные неожиданно поворачивали вспять.
Джеймс Острэнд полюбил этот район еще двадцать два года назад, когда поступил на работу в полицию. На его глазах он из неприглядного стал гламурным, сомнительные заведения со стриптизом уступили место вселенскому центру рекламы. Жена постоянно ныла, предлагая переехать в Пенсильванию, где жила ее сестра, но Острэнд не соглашался. Ему нравилась пестрая городская смесь богатства и бедности, зеленых юнцов и доходяг. Он был влюблен в Таймс-сквер. Дай время, и здесь можно повстречать самого странного чудика, какого только смогла породить фантазия Господа Бога.
К несчастью, среди них попадались ненормальные вроде этого парня.
— Да перестань ты дергаться, черт бы тебя побрал! — прикрикнул Острэнд, безуспешно пытаясь надеть наручники на молодого японца. Полицейский заметил его две минуты назад. Парень в распахнутой до пупа рубашке бежал мимо билетных касс в северном конце площади и во все горло что-то вопил о драконах, крови и тьме. Правая рука закутана в марлю. Повязка пропиталась кровью и начала разматываться.
Псих чуть не сбил с ног группу туристов, оттолкнул в сторону старушку. Он оставлял за собой кильватерную струю беспорядка, пока на его пути не встал Острэнд. Глаза вытаращены, размером с четвертак. На вид — лет двадцать пять. Хорошо одет, что не совсем вязалось с привычными представлениями. Острэнду и раньше попадались такие типы — или сумасшедшие, или с кислотными глюками. Парень явно относился ко второй группе. Все признаки указывали, что у него съехала крыша. Само по себе такое не редкость, но парень скорее похож на студента бизнес-колледжа. К тому же происшествие случилось в среду, около пяти вечера. В субботу вечером в Гринвич-Виллидже еще куда ни шло, но в среду в час пик?..
Острэнд присмотрелся к перевязанной руке. Пятна крови видны в том месте, где полагалось быть среднему пальцу. Вот незадача!
— Ты меня слышишь? — спросил Острэнд, надевая на парня наручники и усаживая на землю, стараясь не потревожить раненую кисть.
— Я кровь! — произнес японец, дико вращая зрачками.
— Как тебя зовут?
— Я кровь! Моя повелительница видит в темноте.
Господи! Это еще что?! Острэнд раздвинул полы незастегнутой рубашки. На грудь задержанного страшно было смотреть: какие-то знаки вырезаны на коже:
— Послушайте!
Острэнд не обернулся на голос за спиной. Он как завороженный смотрел на кровь, засохшую по краям надрезов. Чем это он себя так? Ножом? Лезвием?
— Послушайте!
— Отойдите!
— Посмотрите, я сделал фотографию!
Острэнд наконец повернулся к тощему, лет двадцати пяти, наголо бритому человеку.
— Какую еще фотографию?
— Той бабы, что выкинула его из машины.
— Выкинула? Ты сам видел?
Парень кивнул.
— Он в багажнике лежал. Открыла крышку, он выскочил, и она тут же уехала. Вон там остановилась! — Парень указал место.
— Марка машины?
— Не знаю. Красная. — Он поднес свой телефон поближе. — Сам посмотри. Хорошо получилось.
Острэнд взял телефон из рук прохожего. Фотография действительно удалась. Крупно, в профиль. Двадцать с небольшим лет. Азиатка. Красивая. Серая куртка, зеленая кепка.
Острэнд поднял руку с телефоном. Вверх по спине поползло нехорошее предчувствие.
— Кто-нибудь еще видел эту женщину?
14
Джейк остановил «субару» перед домом Мэгги Коннор. Взглянул еще раз на письмо — обычный лист желтого цвета, ни шапки, ни даты, лишь шесть рукописных строчек. Адвокат Лиама Коннора доставил его двадцать минут назад. Переговорив с Мэгги, Джейк вернулся в свой кабинет, где и застал юриста — высокого седого мужчину, которого видел впервые в жизни.
Тот безо всяких объяснений передал конверт. Письмо было коротким:
«Джейк, прошу тебя, возьми их под свою защиту.
Солнце играло в прятки с облаками, дорожку избороздили полосы света и тени. Джейку раньше не приходилось бывать в Ривенделле. Лиам познакомил его с внучкой много лет назад, и молодой ученый немедленно ощутил, что его неудержимо тянет к Мэгги. Они иногда виделись на каких-нибудь мероприятиях, да еще пару раз в лаборатории, куда внучка приходила навестить деда. Мэгги была очень красива в своей непринужденной итакской манере — полное отсутствие косметики, старенькие джинсы — и до безобразия умна. Ее имя можно было встретить во многих списках авторов публикаций о грибных культурах, ее научные выводы нередко цитировали другие ученые. Эти заслуги сами по себе могли обеспечить ей место на кафедре практически любого учебного заведения. Лиам часто говорил, что Мэгги обладает энциклопедическими познаниями, от хоккея до Хокни.[16] Но она почему-то решила свернуть с прямой академической дорожки и предпочла создание грибных шедевров в компании сына бешеной гонке за увеличением количества опубликованных работ. Джейк не мог не испытывать к ней уважения. Он был явно неравнодушен к внучке профессора, да и она, похоже, догадывалась о его интересе, но при нем никогда не подавала виду.
Примерно год назад, в жаркий день 23 июля — Джейк хорошо запомнил дату, — он, обливаясь потом после пробежки, остановился у лаборатории Лиама. Мэгги с сыном сидели у деда. Мальчик, как и мама, сразу же понравился Джейку.
Дилан, фанатично увлеченный механическими козявками, засыпал Джейка вопросами. Почему шесть ног, а не восемь? — Усложнять незачем, если для задуманного хватит шести. Сколько стоит каждый ползунчик? — Первый обошелся в несколько миллионов. Но достаточно наладить поточное производство, и штучная стоимость упадет до цены чашки кофе.
Они полчаса продолжали в том же духе, пока Мэгги не увела мальчишку.
Этой зимой Джейк и Дилан встречались почти каждую неделю. Ученый показывал мальчику орудия их ремесла — растровые электронные микроскопы, конфокальные формирователи изображения, микроманипуляторы и оптические пинцеты, заменявшие исследователям наноразмерного мира глаза и руки. Дилан впитывал знания как губка. Мальчик хорошо разбирался в том, как действуют разные механические устройства. Если бы все студенты профессора Стерлинга проявляли такое же рвение… Джейк слышал о неприятностях Дилана. Однажды он оставил мальчика одного в лаборатории и с тем случилась небольшая истерика. Джейк отнесся к происшествию с пониманием. Его самого после войны преследовали кошмары. Он поговорил с Диланом о страхах, их преодолении и о том, как важно сохранять уверенность в себе. Сумел снять стресс не хуже психолога.
После коротких встреч и разговоров с Диланом и Лиамом образ Мэгги тоже начал обрастать подробностями. Помимо работы в Корнелльском гербарии патологии растений она бескорыстно помогала службе спасения собак в Каюге. Джейк всерьез раздумывал, не пригласить ли Мэгги на свидание, но всякий раз откладывал. Он убеждал себя, что делает это потому, что она внучка Лиама Коннора. Джейк испытывал слишком большое уважение к старику и боялся испортить отношения неосторожным поступком. Но в глубине души он сознавал, что причина в чем-то другом.
Большая кухня Ривенделла не отличалась порядком — с потолка в разных местах свисали кастрюли и сковородки, плита зажата между двумя холодильниками. Первыми в глаза бросались статуэтки странных маленьких существ с заостренными ушами. Самая большая, вырезанная из дерева, стояла в углу. Две поменьше, из пластмассы, — на одном из холодильников. Время показывали часы в форме синего человечка в белых перчатках. Джейк неторопливо осмотрелся. Жилище Мэгги заметно отличалось от спартанской обстановки его трехкомнатной квартиры.
Хозяйка дома перехватила взгляд гостя.
— «Ривенделл» означает «город эльфов», — сказала она.
— Понятно. Хотя этот, — Джейк указал на часы, — строго говоря, смурф.
Мэгги почти улыбнулась.
— Я все еще в шоке, — сказал Джейк. — Опустошен — так вернее будет сказать. Он… он самый удивительный из всех людей, с которыми я был знаком.
— Дед относился к тебе с большим уважением.
— Лиам мне все уши про тебя прожужжал.
Из темного коридора появился Дилан.
— Эй! — воскликнул Джейк. — Как себя чувствуешь, герой?
— Тоскливо.
— Я тоже. Нужно быть ненормальным, чтобы не опустить нос в такую минуту.
Джейк вытащил из кармана записку Лиама и подал ее Мэгги:
— Вот, один человек принес полчаса назад.
— Кто? — спросила та, быстро заглянув в листок.
— Адвокат Лиама.
— Мелвин?
— Я не знаю, как его зовут. Представился только фамилией — Лорин.
— Он и сюда приезжал.
Мэгги протянула свою записку. Джейк сразу заметил: и бумага, и почерк те же самые. В записке Мэгги говорилось:
«Скажи Дилану, пусть напоследок еще раз сходит на болота.
Джейк знает, куда идти.
Спроси его, где слоны сидят на насесте».
— Лиам вложил письмо в папку с юридическими бумагами, — сказала Мэгги. — Наказал доставить после его смерти.
— Почему?
— Дает нам наводку. Болота — это подсказка.
— Дед постоянно об этом говорил, — вмешался Дилан, — когда мы собирались в экспедицию — играть в леттербоксинг.
— Леттербоксинг?
— Это как поиски клада, — объяснила Мэгги. — Сочетание пешего похода с разгадыванием загадок.
Дилан скривил лицо.
— Не угодно ли пожаловать на болота, леди? — проговорил он, удивительно похоже подражая интонациям деда. — Леттербоксинг изобрели на английских болотах.
— Я впервые слышу, что Лиам увлекался леттербоксингом, — сказал Джейк.
— Мы вместе увлекались, — сказал Дилан. — Это я предложил, прочитал в Интернете. Но деду тоже понравилось.
— Они с Диланом постоянно ходили в походы. Я пару раз увязалась за ними, но потом решила — двое мужчин сами справятся.
— Зато я знаю, где слон сидит на насесте, — вставил Джейк.
— На любой части насеста, — подхватил Дилан.
— Почему нельзя сидеть под слоновьим насестом? — с улыбкой спросил Джейк.
— Не стой под слоном, — выпалил Дилан.
Мэгги взглянула на Джейка.
— О чем это вы?
— О «Слоновьем насесте». Это я рассказал о нем Лиаму. Я знаю, где это место.
— Ну и где?
— В горах Соутуз, неподалеку от Стенли, штат Айдахо.
— Все равно непонятно.
— «Слоновий насест» — маршрут для скалолазания из восьми питчей.[17] Я там едва не убился насмерть. Меня одна бывшая подруга туда затащила. Канат заклинило, поднялась буря. Пока спускались, нас чуть не пригвоздило молнией. Лиам превратил название маршрута в одну из шуток про слонов — «Где слоны сидят на насесте?»
— Когда ты ему сказал?
— Во время одного нашего разговора по душам. Мы обсуждали различные ситуации на волосок от смерти. Сначала говорили о войне, потом о стихийных бедствиях. Я рассказал ему о «Слоновьем насесте», он — о том, как чуть не утонул в ущелье в Китае.
— А при чем тут леттербоксинг?
— Понятия не имею.
— Дилан, ты не…
Но мальчишки и след простыл.
Они обнаружили Дилана в его комнате. Мальчик склонился над лэптопом, пальцы быстро бегали по клавиатуре. Джейк наблюдал за ним, чувствуя, как по спине ползут мурашки. На экране компьютера виднелась страница, озаглавленная «Леттербоксинг в Америке».
— «Почтовый ящик» в леттербоксинге — это… мне трудно найти подходящее определение. Это такая коробочка, которую прячут где-нибудь в лесу. Внутри — блокнот и резиновый штампик, — попыталась объяснить Мэгги.
— Мам, вон там, на столе, такой же лежит. Мы с дедом собирались спрятать его у водопада Люсифер-Фолз.
Они нашли коробку из-под сигар, в которой лежала штемпельная подушечка в жестяной металлической банке с застежкой и небольшой резиновый штамп с деревянной ручкой. Мэгги вынула журнал регистрации и пояснила:
— Люди, которые находят «почтовый ящик», ставят отпечаток своего штампа в знак того, что они были здесь и обнаружили секретное место.
Она взяла штамп, прижала его к подушечке и сделала отпечаток на бумажном листе. На бумаге осталось изображение спирали.
— Это фирменный знак Лиама.
— Я не совсем понял.
— У каждого — свой штамп. У Лиама — спираль, у меня — гриб, у Дилана — наконечник стрелы.
— А какой в этом смысл?
— Никакого. Это всего лишь игра, приключение. Человек получает подсказки, находит «почтовый ящик» и оставляет отпечаток своего штампа в журнале.
— Хорошо, вы спрятали ящик, а где люди обнаруживают подсказки?
— Инструкции к поиску «почтовых ящиков» хранятся на этом веб-сайте. В списке их тысячи.
Джейк заглянул через плечо Дилана и наконец понял принцип игры. Информация была рассредоточена по географическим районам, штатам, округам и городам. Дилан открыл страницу центрального Айдахо.
— Похоже, дед уже вступил в игру Слоны были частью загадки. Близ Стенли в Айдахо уже заложены четыре «ящика».
Мэгги кивнула:
— Я так и знала. Он должен был оставить какое-нибудь объяснение. Я знала!
Дилан щелкнул на одном из линков.
«Спираль. LbNA № 23877
Размещен группой „Грибы и мы“
Дата закладки: 17 октября
Штат: Айдахо
Округ: Томпкинс.
Ближайший город: Стенли
Количество ящиков: 1»
— Смотри, кто заложил ящик: «Грибы и мы», — воскликнула Мэгги. — Открой подсказку.
Дилан выполнил просьбу.
Подсказка к розыску «почтового ящика»
Тропинка спрятана в лощине, она по дну ее ползет.
Ты попадешь в земельный фонд, тропа к речушке приведет.
А как увидишь лодку, бери левее, курс держи на берег.
Там дерево брюхатое растет, без листьев и без серег.
Альтернативы взвесив, по склону поднимись — дорога влево повернет.
Траву пощупай под колодой, в которой жизни больше нет.
А ты ищи иное царство, усилий не жалей, чтоб получить ответ.
Туда иди, где свадьбу правят царские особы, где тьма и свет.
Цель — пару вредных старцев — не нашел, хотя ступил уж на порог?
Тогда меж камешков ищи, не покладая рук и не жалея ног.
Пусть наступает темнота, пусть ветер пробирает до костей,
Находка победит напасти — свет озарит весь мир и всех людей.
— Думаешь, это Лиам написал? — спросил Джейк.
— Похоже на его стиль, — согласилась Мэгги. — Он любил писать подсказки в виде дурашливых стишков. Но с какой стати он отсылает нас к «почтовому ящику» в Айдахо? Нам что, теперь в Айдахо ехать?
— Что такое «земельный фонд»? — не отрываясь от экрана, спросил Дилан.
— Боже мой! — всплеснула руками Мэгги. В ее глазах зажегся огонь. Она протянула руку поверх плеча Дилана и нажала кнопку «Печатать». В углу ожил струйный принтер.
— Что такое? — спросил Джейк.
— «Почтовый ящик» не в Айдахо! Он в нескольких милях отсюда!
Они оставили машины на небольшой стоянке рядом с ручьем в лощине Эллис-Холлоу. У дороги стоял знак с надписью «Земельный фонд-заповедник Фингер-Лэйкс».
— Лиам с Диланом часто здесь бывали? — поинтересовался Джейк.
— Мы все здесь часто бывали, — сказала Мэгги. — Лиам состоял советником в правлении фонда Фингер-Лэйкс. Я и Дилан выполнили здесь несколько проектов под маркой «Грибы и мы». Места — прекрасные: леса, ущелья, ручьи. Все это — собственность земельного фонда. Общая площадь — более ста акров. Когда-то здесь находились охотничьи угодья индейцев-каюга.
Тропа петляла по подлеску, низкое солнце нарезало длинные тени. Мэгги прочитала второе двустрочие:
— «А как увидишь лодку, бери левее, курс держи на берег. Там дерево брюхатое растет, без листьев и без серег». У перекрестка троп лежит старая полусгнившая лодка. До нее отсюда примерно четверть мили. Дилан, когда был маленький, любил в ней играть.
— Он молодцом держится.
— Умеет не подавать виду — чисто конноровская черта. Но ему нелегко принять смерть прадеда — я ведь вижу. Ему больно, и он не знает, как быть дальше. Совсем как я.
Дилан сражался, как лев, чтобы пойти вместе с ними, но Мэгги и слушать не захотела. Она не представляла, какую находку они обнаружат, но, прежде чем показывать сыну, хотела взглянуть на нее сама.
Меж деревьев дул легкий ветерок, заставлявший ветки тереться друг о друга и издавать странное поскрипывание. Джейк передал разговор с полицией Корнелла, сообщил, что из Форт-Детрика едут люди расследовать гибель Лиама и обыскивать его лабораторию. Он также упомянул замечание Влада насчет способности ползунчиков переносить патогены.
— Как ты думаешь, он мог держать в своей лаборатории вредоносные грибы? — спросил Джейк.
— Не исключено. Существуют тысячи смертельных штаммов. Грибы чаще всего питаются мертвечиной, но некоторые разновидности не прочь ускорить процесс и сами создают себе еду Пришли, — сказала Мэгги, заметив в тени на обочине тропинки сломанную лодку. Мэгги прихватила с собой фонарик, она поводила лучом по гнилому дощатому боку. Тропа раздваивалась — часть продолжалась прямо, другая ветка уходила в левую сторону. Мэгги свернула налево. Джейк, не отставая, шел следом. Через несколько сотен ярдов они наткнулись на ручей. Отсюда тропинка поднималась на небольшой холм, верхняя точка которого оказалась с левого бока. Мэгги остановилась и посветила вокруг фонариком. Лес поглощал свет без остатка. Она перечитала записку:
— Брюхатое дерево?
— Вон там, видишь? — указал Джейк. — На полпути к вершине холма.
Он сошел с тропы и взбежал вверх по склону к странного вида голому дереву с гнутым стволом. Изгиб напоминал выступающий живот.
Мэгги догнала спутника.
— Не иначе оно. Дерево брюхатое, без листьев и без серег.
Она прочитала следующую подсказку:
— Траву пощупай под колодой, в которой жизни больше нет.
Под деревом лежал почти полностью разложившийся ствол валежника. Мэгги подошла ближе, у нее вдруг вспотели ладони. Женщина провела пальцами по зеленому и коричневому мху, облепившему ствол снаружи, постучала по дереву костяшками пальцев. Раздался глухой звук.
— Полый, — заметила Мэгги. Она встала на колени и направила луч фонарика внутрь ствола. Сердцевина полностью сгнила. Рассеянный свет не очень далеко проникал в канал поваленного дерева. Ствол изгибался, отчего дальняя часть его нутра оставалась в темноте. Женщина сунула пальцы во влажную, гниющую древесную массу.
— Ай! — взвизгнула она и отдернула руку.
— Что случилось?
— Там что-то пошевелилось.
— Что?
— Скорее всего какой-нибудь червяк или жук.
Она снова засунула руку в ствол до самого плеча.
— Пусто.
Джейк прочитал следующие строчки:
— «А ты ищи иное царство, усилий не жалей, чтоб получить ответ.
Туда иди, где свадьбу правят царские особы, где тьма и свет.
Цель — пару вредных старцев — не нашел, хотя ступил уж на порог?
Тогда меж камешков ищи, не покладая рук и не жалея ног».
— Погоди, — сказала его спутница. — Я, кажется, поняла, в чем дело.
— В чем?
— Сколько царств существует в живой природе?
— Если не ошибаюсь, шесть? Царство растений, царство зверей, царство бактерий, царство грибов. А еще какие?
— Архебактерии и одноклеточные. Видишь, о чем Лиам говорит дальше? О свадьбе царских особ, объединении двух царств. Мне кажется, он имел в виду лишайники. Лишайник — это симбионт, наполовину гриб, наполовину водоросль. Гриб, как заправский садовник, поставляет водорослям воду и минералы. Водоросль, в свою очередь, посредством фотосинтеза вырабатывает пищу для гриба. Другими словами — симбиотическая связь между двумя царствами.
Джейк наконец понял:
— Свадьба царских особ.
Мэгги кивнула.
Джейк медленно покачал головой:
— По-твоему, Лиам хотел, чтобы мы нашли лишайник?
— Выходит, так.
На дальнейшие поиски ушло не более пяти минут. Мэгги присела на корточки перед кучкой камней. Она приподняла верхний камень и показала его Джейку, он был покрыт крапинками иссохшей поросли, похожей на старую краску, — местами рыжей, местами желтой. Между пятнами лишайника ветвились трещины. Их сетка напоминала растрескавшееся дно пересохшего водоема.
— Два вида коркового лишайника, — заметила Мэгги. — Если они натыкаются друг на друга, то выделяют химические вещества, отталкивающие соперника, как своеобразный барьер. Черные участки между ними — ничейная земля. Обе стороны отказались от вторжения на чужую территорию. Два взаимосвязанных, но индивидуальных организма.
Мэгги разобрала покрытые лишайником камни и обнаружила под ними квадратную металлическую коробку.
Она поднялась, вертя предмет в руках. Джейк посветил фонариком. В таких жестянках школьники носят с собой завтрак. На боку тронутой ржавчиной коробки был изображен пес Скуби-Ду.
На ресницах Мэгги заблестели слезы:
— Эта коробка не попадалась мне на глаза уже несколько лет.
— Она твоя?
Мэгги кивнула:
— Дед подарил, когда мне было лет шесть.
Дрожащими пальцами она открыла застежки.
Внутри в полиэтиленовом пакете лежал какой-то твердый диск. Она осторожно положила его на ладонь. На поверхности диска различались три светящихся мазка разного цвета.
— Выключи фонарик, — попросила она.
— Ух ты! — воскликнул Джейк. — Светится!
Свет пульсировал, становясь то сильнее, то слабее. Предмет словно дышал.
Мэгги осторожно открыла пакет. Диск оказался куском дерева с тремя пятнами мохнатой грибковой поросли, напоминавшей плесень на буханке хлеба. Но эта «плесень» светилась тремя разными цветами — красным, зеленым и желтым. И форма плашек тоже была разная. Одна — желтый гриб, вторая — зеленый наконечник стрелы, третья — красный паучок. Ползунчик, догадалась Мэгги.
Все понятно: символы обозначали ее, Дилана и Джейка. Она повернулась к спутнику со слезами на глазах. Три символа пульсировали, как живые.
«Пусть наступает темнота, пусть ветер пробирает до костей,
Находка победит напасти — свет озарит весь мир и всех людей».
— Джейк?
— Почему он выбрал эти цвета?
— Зеленый — флуоресцирующий белок, ген, взятый у медузы. Красный… — Она запнулась, ощутив ком в горле, повернулась к спутнику, потом опять перевела взгляд на три символа. Слезы потекли по ее щекам, точно дождевые капли по окну. — Как же так? — произнесла Мэгги прерывающимся голосом. Ее начало трясти от дрожи, словно зажатая внутри скорбь стремилась вырваться наружу сквозь кожу. — Дед, эх, дед! Неужели это все, что ты нам оставил? Вставил пару генов в гриб, чтобы сделать светлячок? Зачем?!
— Жаль, если так, — тихо сказал Джейк.
Мэгги посмотрела вдаль, на лес, словно Лиам прятался в его зарослях.
— Это ты так решил попрощаться с нами? И все? Больше нечего было сказать?
15
Тиш Пэйдж валилась с ног от усталости. Для «неотложки» день выдался относительно спокойным, но Тиш заступила на смену еще двенадцать часов назад. Выходу на работу предшествовал марафонский загул по ночным клубам, закончившийся сексом, слаще которого она, пожалуй, еще не испытывала. Ее помешанный на гонках бойфренд не давал ей передышки. Не будь он таким симпатяшкой, она давно бы его выставила. Когда Тиш возвращалась со смены, он сидел дома, иногда голый, иногда одетый как на парад, но неизменно готовый предложить сумасбродный план действий, от которого из головы моментально вылетали все мысли об иглах и крови. В какое бы время она ни притащилась — обычно это случалось часа в два ночи, — он всегда ждал как штык, словно вообще не спал. Тиш начала подозревать, что он не бросает ее лишь потому, что работает она по странному для остальных людей, но вполне нормальному для «неотложки», графику. Кто-то же должен быть с ним рядом, пока весь остальной мир спит.
— Доктор Пэйдж? Тут один нетипичный пациент.
Она заставила себя подняться и пройти в пункт сортировки. Пациент азиатской внешности был привязан к каталке обвитым вокруг пояса стабилизирующим ремнем. С ним возилась стажерка по фамилии Кастер.
— Что с ним?
— Мы пока точно не знаем. Какая-то женщина выбросила его на Таймс-сквер из багажника машины. Орал в «скорой», как ненормальный, успокаивающее пришлось колоть несколько раз. Весь запас, говорят, на него потратили.
Пэйдж осмотрела пациента. Судя по внешности — японец. Правая рука перебинтована, в крови.
— Что с рукой?
— Лишился среднего пальца. Рана свежая — не больше двух суток. Кто-то отрезал ему палец, потом грубо прижег рану.
Доктор наморщила нос, ощутив в воздухе резкий, как от мочи, запах.
— Чуешь?
— Ага. Это от него так воняет. Похоже, запах исходит от пота.
— Показания?
— В пределах нормы за исключением температуры — слишком низкая, всего 96,5 по Фаренгейту.[18] Почему — не могу понять. Мы сделали обычные в таком случае токсикологические анализы, но пока ничего конкретного. Не иначе какой-нибудь кустарный наркотик. Чего бы он ни наглотался, приплющило его нехило. Вот, полюбуйся.
Стажерка сдернула покрывало, открывая взору грудь пациента, изрезанную странными значками, смахивающими на китайские иероглифы. За прописной буквой Т следовали три горизонтальные черты, потом еще одна.
— Видишь потеки крови вокруг раны? Успели засохнуть. То есть прошло достаточно много времени. Думаешь, он сам себя искромсал?
— Нет, — ответила Пэйдж. — Надрезы на удивление чистые. Кто-то постарался на совесть. Он слишком не в себе, чтобы самому справиться. Как переводится, знаешь?
— Ясуки, техник из радиологического отделения, говорит, что первая часть — это номер 731. Вторая строка на китайском означает «дьявол».
Пэйдж нахмурилась.
— Говоришь, его женщина выбросила? Может быть, какие-нибудь садомазохисты?
— Если так, меня не приглашайте.
Доктор начала физический осмотр. Парень молодой, крепкий. Никаких точек от уколов. Обычно у наркоманов, даже начинающих, имеются отвисшие участки кожи и синяки, а у этого — ничего подобного. Пэйдж неуверенно постучала ногтем по зубам.
Она как будто что-то припоминала, но никак не могла поймать мысль. Скорее всего дело в номере. Она взглянула на Кастер.
— Погугли 731.
— Зачем?
— Сделай, как я говорю.
Пощупала пульс — медленный, стабильный. Зрачки? Как блюдца и совершенно не реагируют на свет. Но откуда знать, что тому причиной — принятый препарат или успокаивающее, которым пациента накачали медбратья. Кастер склонилась над компьютером, перебирая клавиши.
— Вот это да! — вдруг воскликнула она.
— Что там?
— Некий отряд 731 существовал во время Второй мировой войны.
Стажерка умолкла и принялась читать текст на экране.
— Чего замолчала?
— Это была японская база исследования биологического оружия. — Она вернулась к чтению, у нее отвисла челюсть. — Господи! Ты только послушай! Они использовали китайцев, как подопытных кроликов. Американских и русских военнопленных тоже. Их начальника, Сиро Исии, называют японским доктором Менгеле.
Пэйдж застыла на месте.
— Говоришь, использовали людей для испытаний биологического оружия?
Стажерка кивнула:
— Дальше — хуже. Предупреждение во всю страницу: «Фотоматериал на данном веб-ресурсе крайне тяжел для восприятия. Если вы слишком впечатлительны, откажитесь от просмотра».
Кастер нажала клавишу.
— Боже мой!
Пэйдж заглянула через ее плечо. На черно-белом фото японский доктор стоял у стола для аутопсии. На столе — распоротое, вскрытое человеческое тело.
— Подпись прочитала? Они производили вскрытия на живых людях!
— Вскрытие живьем? Странно. Почему я об этом никогда не слышала?
— Откуда мне знать. Эти гады чем только не занимались — сибирской язвой, чумой.
— Опа! Пошевелился! — воскликнула Пэйдж. Пациент освободился от ремня и приподнялся на локте, стараясь повернуться на бок. Доктор и стажерка вдвоем схватили его, и тот лег на живот. Прошло несколько секунд, тело японца снова обмякло.
— Пошли, — распорядилась Пэйдж, забыв про усталость. — Надо сделать полный анализ крови.
Кастер присвистнула:
— Смотри-ка!
На спине пациента в области поясницы виднелась свежая татуировка с номером телефона: 800–232–4636.
Пэйдж учащенно задышала, словно ей не хватало воздуха. Все нервы натянулись, как проволока.
— Что делать будем? — спросила Кастер.
— Набери этот номер.
Кастер сняла трубку телефона и нажала несколько кнопок. Через секунду она опустила трубку. Ее лицо стало серым.
— Чей?
— Санитарно-эпидемиологического надзора.
Пэйдж выпрямилась, как струна.
— Никому не покидать помещение! Сию минуту опечатать все двери!
16
Джейк и Мэгги стояли на заднем крыльце, облокотившись на поручни, и смотрели в темноту. Вернувшись из лощины, мать показала светящиеся грибы Дилану. Тот с серьезным видом осмотрел поросль, пульсирующую красным, зеленым и желтым светом. Он вспомнил, как прадед рассказывал ему два месяца назад, что последняя Нобелевская премия в области химии была присуждена за использование флуоресцирующих белков — их гены можно вставлять в любой организм, и тот начинает светиться. Прадед обещал продемонстрировать открытие Дилану. Вот, наверное, и продемонстрировал.
Мэгги с помощью Дилана уговорила Джейка остаться. Соседки по дому и два их бойфренда — Джозефина, Эрик, Иветт, Синди и Брайан — ужинали за общим столом. Все пили вино, наливая его вместо бокалов в баночки из-под джема. Джейка увлек их разговор — смесь душевной теплоты и юмора, горечи и надежды. Ему нравилось их непоказное, внимательное сочувствие к Мэгги и Дилану. Джейку казалось, что он тоже член семьи, хотя и не связан с ними узами крови. Он знал, что родители Мэгги умерли, а тетка и двоюродные братья приедут только к похоронам.
После ужина Джейк и Мэгги отделились от других, вышли на крыльцо, набросив зимнюю одежду и держа в руках кружки с горячим чаем. Они почти целый час обменивались историями о Лиаме, и с каждой из них чувство утраты становилось все сильнее. Последнюю байку рассказала Мэгги — о том, как Лиам взял ее с собой в поход за грибами в национальный парк Тремана, в нескольких милях на западе от Ривенделла.
— Мне было тогда шесть лет, — вспоминала Мэгги. — Веришь или нет, но я нашла новый вид грибов. Лиам назвал его моим именем.
— Правда?
— Cordyceps margaretae. Он вырабатывает иммунодепрессанты, которые используют при пересадке органов. Я даже получаю небольшие отчисления за авторские права, — со смехом сказала она. — Дед, конечно, все нарочно подстроил, но так и не признался. Только приговаривал, что в жизни не встречал таких везучих девочек.
Открылась дверь, и появился Дилан, а за ним — Черепашка. Оба растворились в темноте двора, их очертания едва угадывались в бледном лунном свете. Дилан остановился под лампочкой над входом в теплицу, сложил ладони горсткой и дунул в них. Потом торжественно вскинул руки и разжал пальцы, словно отпуская выдох на свободу. Через несколько секунд он опустил руки и скрылся в теплице.
От Мэгги не укрылось озадаченное выражение на лице Джейка.
— Это он распространяет дыхание.
— В каком смысле?
— Интересная подробность — вдох и выдох каждого человека содержит в себе вдох и выдох любого другого человека.
— Что-то я не совсем…
— Тебе известно, сколько молекул газа содержится в одном вдохе-выдохе?
— Сейчас подсчитаем. Плотность воздуха в тысячу раз меньше воды, значит…
Мэгги улыбнулась.
— Не торопись, я помогу. Примерно десять в двадцать второй степени, что равняется количеству вдохов-выдохов во всем мире.
— Ясно…
— Следовательно, когда Дилан делает выдох, кто-то другой где-нибудь в мире вдыхает по крайней мере одну молекулу газа из выдоха Дилана.
Джейк взвесил гипотезу в уме.
— Значит, можно сделать и обратный вывод — каждый наш вдох содержит молекулу воздуха, которая уже содержалась во вдохе-выдохе любого обитателя Земли в любое время.
Собеседница кивнула.
— Мне почему-то от этого не по себе.
— Я не удивлена.
— Это ты Дилана научила?
— Лиам.
Над головой пролетела стая диких гусей. На юг потянулись, подумал Джейк, а вслух сказал:
— Твой дед был огромный человечище, один из немногих в мире, с кого я брал пример.
Мэгги повернулась к спутнику:
— Он очень тебя уважал, Джейк. Считал тебя крайне порядочным.
— Скорее всего потому, что он сам бывший военный. Служил в другой армии, воевал на другой войне, но какая разница. Ветеран всегда поймет ветерана.
— Не только поэтому.
Джейк не нашелся что ответить. Он стал молча наблюдать, как Дилан в теплице поливает растения из лейки.
— Можно тебя кое о чем спросить? — осторожно начала Мэгги. — Я давно размышляла над этим вопросом.
— Давай.
— Почему ты поступил на военную службу?
— Тебе правду сказать?
Мэгги усмехнулась:
— Нет, соври что-нибудь.
— Хорошо, совру — хотел заработать денег на продолжение образования.
— А правда тогда что?
— Я считал, что так надо.
Она подумала и кивнула.
— Дед то же самое говорил, когда его спрашивали, почему он пошел на войну. Ирландцы ведь терпеть не могли британцев, те их прижимали к ногтю восемь веков подряд. Иные называли деда предателем. — Мэгги бросила на Джейка быстрый взгляд. — Каково было там?
— На войне в заливе? Первое, что вспоминается, — это песок. Он был везде — в волосах, постели, оружии, пище. Скрип песка на зубах перестаешь даже замечать. Мы просидели в пустыне шесть месяцев. Я служил в инженерных войсках, в сорок шестом батальоне, приданном Первой пехотной дивизии. Строили мосты, военные городки, дороги. Инженерам и саперам скучать не приходилось. Мы были заняты делом — постоянно работали, разбивали полевые лагеря, улучшали дорожное покрытие, чистили дороги после песчаных бурь. Воякам приходилось хуже. Они просто сидели и ждали, когда позовут в бой. Рыли индивидуальные окопы, их засыпало песком, они опять рыли. Не жизнь — ад. У них пошли глюки, причуды.
— Как долго ты там пробыл?
— Почти все шесть месяцев. Стояла адская жара. С приближением даты наступления биологическую тревогу стали объявлять каждые несколько дней. Завоет сирена — положено надевать защитные костюмы. Ни один не сомневался, что у Саддама припасены бациллы сибирской язвы и бог знает что еще. Поэтому никто не жаловался — надевали костюмы, противогазы и потели как миленькие. Страшно хотелось стащить с себя чертову резину и в то же время боязно, что какой-нибудь микробик найдет лазейку в дефектном клапане и достанет тебя. Потом — р-раз! — один за другим посыпались приказы. Начинаем выдвижение, переходим границу с Кувейтом. Велено переть напролом, уничтожая все, что встанет на пути. Но иракцы успели понастроить траншей и блиндажей под накатом из песка. Тот еще геморрой! Их взрывали, но на все бомб не хватало. Поэтому было решено послать бронированные бульдозеры, сделать проход, а в него запустить механизированные части, чтобы обойти линию обороны с тыла. Кому-то в голову пришла светлая идея — а что, если наступать одними бульдозерами? Грубо, но блестяще. Почему бы и нет? Зачем тратить пули на иракцев, если можно попросту закатать их в песок? Нужна лишь большая лопата. Идея отправилась наверх по командным инстанциям и вернулась обратно в виде приказа подготовить бульдозеры. — Джейк покачал головой. — Знаешь, инженеры привыкли быть в стороне. Мы же дороги строим, это не то же самое.
— Какой ужас!
— Не говори. У иракцев не было никаких шансов на спасение. Некоторые смекнули, что к чему, и дали деру. Оставшихся просто накрыло песком, как крабов прибоем. Хуже всех пришлось тем, кто сообразил, что происходит, но только поздно. Они выскакивали ярдах в тридцати перед щитом бульдозера, но убежать не успевали. Приказ дали конкретный — только вперед и никаких остановок.
Никогда не забуду одного их солдата. Он бросился на меня в атаку. На вид — лет пятнадцать всего. Побежал на бульдозер с дурацким пистолетиком, стрелял в щит. Даже не пытался в меня прицелиться, просто палил в щит, и все. Кричал что-то. Я ничего не слышал — двигатели рычат, вокруг черт знает что творится, но он сам как на ладони. Его тоже накрыло песком, как и всех остальных. — Джейк покачал головой. — Давай сменим тему, а?
— Конечно-конечно. Извини.
Но разговор дальше не пошел. Они просто смотрели в ночь, прислушиваясь к словам, долетавшим с кухни.
Впереди в темноте хлопнула дверь. Дилан с Черепашкой вышли из парника. Джейк внимательным взглядом проводил их до дома.
— Как там помидоры? — спросила Мэгги, когда ее сын поднялся на крыльцо.
— Почти готовы. Скоро можно будет собирать.
Она притянула Дилана к себе, поцеловала в лоб.
— Молодец! Иди готовься ко сну.
Дилан повернулся к Джейку и протянул руку:
— Спокойной ночи.
Они обменялись чинными рукопожатиями. Мальчик нагнул голову и скрылся в доме. Мэгги, проводив его взглядом, вздохнула и с благодарностью посмотрела на Джейка, но тут же смутилась и отвела глаза.
Ее спутник улыбнулся.
— Теперь я хочу задать вопрос.
— Давай!
— Насчет распространения дыхания. Сколько потребуется времени, чтобы молекулы газа перемешались по всему миру? Как быстро наше дыхание сможет дойти, например, до Китая?
— Десять лет. Весь воздух на планете полностью перемешивается в течение одного десятилетия. — Мэгги потупила взор, обняла себя за плечи. — Пока почти все дыхание Лиама еще здесь, вокруг нас.
Джейк кивнул, закончив:
— Но с каждым днем его становится все меньше.
Они опять замолчали, глядя во тьму. Джейк украдкой бросил взгляд на профиль стоящей рядом женщины. Ее волосы слегка шевелил ветер. Когда умирает близкий человек, все личные отношения переживают встряску, перестройку — жизнь не допускает вакуума. Скорбь помогает заполнить пустоту.
Джейку захотелось встать ближе, почувствовать тепло ее тела. Он наклонился в сторону Мэгги, их плечи соприкоснулись. Та неотрывно смотрела в сторону леса, но Джейк не чувствовал в ней напряжения. Он накрыл руку Мэгги, покоящуюся на перилах, своей ладонью.
— Знаешь, дело не в одном Дилане, — начал он.
— Знаю. Но только…
В кармане Джейка зазвонил телефон.
— Извини, — сказал он.
Мэгги высвободила руку.
— Ничего страшного. Ответь на звонок.
Джейк достал мобильник. У него тревожно забилось сердце.
— Это Бикрафт, — сообщил он Мэгги и нажал кнопку приема. — Алло?
— Профессор Стерлинг? Приезжайте немедленно! Это связано с пропавшими микроботами.
— Вы их нашли?
— Да, но не все. Нам только что позвонил судмедэксперт из Онондаги. — Бикрафт помедлил. — Все-таки лучше будет, если вы сами сюда приедете.
Джейк с Мэгги переглянулись.
— Скажите хотя бы, где их нашли.
— Мы только что получили отчет о вскрытии. Четыре ползунчика обнаружены в желудке Лиама.
17
Лоуренс Данн сделал ход. Нащупав в деревянной чашке черный камешек, он с резким щелчком поставил его на доску для игры в го. Данн старался излучать державную уверенность, но на самом деле ход был продиктован отчаянием.
Его соперница, закусив нижнюю губу, смерила взглядом положение фишек на доске, поделенной на клетки. Кроме двух игроков, в номере мотеля «Номер шесть» никого не было. Желтые стены украшали картинки собак и уток. Визави Лоуренса сидела обнаженной, скрестив ноги, на кровати. Он, тоже неглиже, восседал напротив.
Его спутница поставила на доску гладкий белый камешек.
— Вот черт! — вырвалось у Данна.
Широкая женская улыбка осветила унылое помещение.
— Ага, попался! — Она рыбкой нырнула вперед и повалила любовника на постель. Фишки разлетелись в стороны.
Данн перевернул ее на спину, наслаждаясь видом сверху. Он позволял себе два увлечения, две игры — независимо от того, выигрывал или проигрывал: партии в го и игрища с любовницей. Ее звали Одри Кэндор, до замужества — Пистер. Они познакомились десять лет назад в Йельском университете, где его будущая пассия ходила на лекции Данна по теории игр и геополитике. Родом из Лонг-Айленда, Одри была дочерью дельца с Уолл-стрит и малоизвестной киноактрисы восьмидесятых годов. Потом она вышла замуж за сына богатого французского дипломата, но все эти годы не прекращала тайно встречаться с Данном. Лоуренс по-своему тоже был привлекателен, обладал щегольским шармом, но Одри была просто неотразима.
Он склонился над ней, разглядывая гладкую белую кожу и черные как угли глаза. Губы в розовой помаде — Одри хорошо изучила его вкус. Взяв с постели черный камешек, он осторожно положил его на сосок любовницы. Та хихикнула.
— Давай убежим, — предложил он. — Наш самолет сделает аварийную посадку на островке в Тихом океане, будем жить, питаясь фруктами и ягодами. Я смастерю ловушку на дикого кабана.
Одри улыбнулась.
— Пусть лучше самолет сделает вынужденную посадку на острове, где продают органические продукты.
— Ты меня недооцениваешь. Во мне дремлет дикий зверь.
— Меньше слов, лучше докажи делом, — предложила она, притягивая его к себе.
Совсем некстати постучали в дверь.
— Что еще?!
— Господин Данн? Нам передали, что вы не отвечаете на звонки на ваш мобильный телефон. Вам помощник звонит.
— Проваливай прочь! — огрызнулся он. Телефон был выключен умышленно. — Освобожусь через двадцать минут.
— Сэр? Он сказал, что с вами срочно желает переговорить Лэнсер.
— Что за черт! — воскликнул Данн, мгновенно позабыв о затерянном тихоокеанском острове.
У входа в мотель стоял черный лимузин с заведенным двигателем. Два агента секретной службы ждали у открытой дверцы. Через три минуты Данна по секретной связи прямо из машины соединили с президентом Соединенных Штатов.
— Лоуренс?
— Слушаю, господин президент.
— Немедленно приезжайте на Манхэттен.
Данн сидел в лимузине, мчавшемся с эскортом мотоциклистов под оглушающие гудки к национальному аэропорту Рональда Рейгана. Тревога не отпускала его.
В голосе президента звучал испуг, его фирменное самообладание треснуло, как ореховая скорлупа. Они неплохо изучили друг друга. Когда нынешний президент отправился в рискованный поход на Белый дом, Данн одним из первых выступил в его поддержку и работал у него советником по азиатскому региону. Кандидат одержал сокрушительную победу, удивившую даже самых преданных сторонников, и новоиспеченный глава государства хотел вознаградить Данна должностью помощника советника по национальной безопасности, но тот не любил докучливости прессы, предпочитая реальную политику показухе.
Данн говорил по телефону с заместителем директора ФБР, Уильямом Карлайлом, который передавал характеристику жертвы, подобранной на Таймс-сквер:
— Возраст — двадцать два года, японец. Кто-то накануне отрезал ему средний палец и прижег рану. Речь бессвязная, бредит, явно находится под влиянием галлюциногенов, но каких именно — пока не установлено.
— Что мы о нем знаем?
Карлайл говорил, словно читал по бумажке.
— Студент Колумбийского университета, специализация — на искусстве, а точнее — на скульптуре, небольших поделках из кусочков проволоки. Приехал из Токио. В биографии — ничего необычного. Отец — младший дипломат в японском посольстве в Оттаве, мать — поэтесса. Задержанного сейчас опрашивают наши сотрудники. Пока не удалось установить ничего неординарного за исключением одного момента. Ты готов? Парня зовут Хитоси Китано.
Прошла секунда, прежде чем Данн понял, что не ослышался. Он сразу же вспомнил восьмидесятипятилетнего японца, доживавшего свои последние дни в тюрьме.
— Хитоси Китано? Не может быть!
— Может!
Данн все еще не верил. По причинам, о которых Карлайл не имел ни малейшего понятия, Данн предпочел бы, чтобы имя Хитоси Китано не всплывало нигде, кроме списка заключенных тюрьмы Хэзлтон.
— Между ними есть какая-то связь?
— Нет. По крайней мере мы не смогли ничего обнаружить. Никаких контактов не прослеживается. Либо совпадение, либо…
— …черт бы его побрал, предупреждение.
18
Джейк открыл ключом дверь своей квартиры и шагнул в темную комнату. Постоял немного в прихожей, прислушиваясь. В трубах старого здания постукивало. Щелкнул и загудел компрессор холодильника. Все как всегда? Если бы так.
В отчете о вскрытии без утайки говорилось, что Лиама пытали. Язык приклеен к основанию рта. На одежде обнаружены волокна, из каких сделаны смирительные рубашки. В желудке находилось четыре микробота, ткани покрыты тысячами мелких порезов, вызвавших сильное внутреннее кровотечение. Патологоанатом сказал, что если бы Лиам не бросился с моста, то умер бы от потери крови.
Кошмар приобрел совершенно иное измерение. Дело у полиции забрало ФБР, женщина на мосту была объявлена в национальный розыск. Федералы даже собирались дать ориентировку на девять микроботов, которые пока не удалось обнаружить. Теперь их разыскивала не группа студентов и полиция кампуса, но весь правоохранительный аппарат страны. ФБР беспокоило, что ползунчики могли оказаться частью крупномасштабного акта биологической агрессии. У Бикрафта состоялась беседа с генералом Арвеником из Форт-Детрика, который обещал прислать завтра утром целую группу сотрудников.
Возвращаясь из полицейского участка, Джейк и Мэгги почти не разговаривали. Внучка Лиама была вне себя от негодования и почти все время плакала.
— Кто мог такое сделать? — то и дело повторяла она. — Зачем было пытать старого человека? Ведь он и мухи не обидит.
Джейк, видя ее в таком расстройстве, и сам смертельно страдал. Он крепился из последних сил.
Машина остановилась на гравийной дорожке рядом с домом. Ривенделл был погружен в темноту. Джейк проводил спутницу до двери.
— Мэгги, давай я останусь у тебя на ночь.
— Не надо. Я сама как-нибудь. Мне нужно побыть одной. Надо подумать, что теперь сказать Дилану.
— Я посплю в машине, постерегу.
Мэгги вымученно улыбнулась.
— Спасибо, Джейк. Ты и так много для меня сделал. На развилке дежурит полицейская машина. Со мной ничего не случится. Езжай домой.
— Ты совершенно уверена, что…
Она поцеловала его в щеку.
— Езжай. Завтра поговорим.
Джейк включил телевизор посмотреть, нет ли чего нового о деле Лиама по Си-эн-эн. Канал передавал сводку погоды — в северных районах пошел снег.
Джейк прошел в спальню, зажигая по дороге свет. Достал из кармана записку:
«Джейк, прошу тебя, возьми их под свою защиту.
Смысл написанного теперь стал яснее. До него с опозданием дошло, что профессор стремился сблизить Джейка и Дилана с самого лета. Он не раз приводил правнука в лабораторию своего ученика, оставляя их наедине. Готовил в лице Джейка замену себе.
«Возьми их под свою защиту». На что он, черт побери, намекает? Защиту от чего или кого? Выходит, он знал, что кто-то замышляет против него недоброе? Тогда почему никого не предупредил?
Джейк сходил в кладовку и достал солдатский ранец, к которому не прикасался много лет. Он вытащил его на середину комнаты, оставляя за собой дорожку песка. В пустыне от него не было никакого спасения — песок проникал повсюду.
Больше всего Джейка раздражала его сыпучесть. Выроешь окоп — стенки тут же обрушатся. Поднимется ветер — тебя сразу же начинает заносить. Через два года после войны Джейку попалась книга, которая точно передавала его ощущения, — «Женщина в песках» японского писателя Кобе Абе. Джейку снились кошмары — будто песчаные стены рушатся, погребая его под собой. Можно копать без передышки день за днем, но песок все прибывает. Он и сейчас чувствовал себя, словно погребаемый заживо.
В уме зародилась, постепенно укрепляясь, шальная мысль. Джейк вспомнил рассказ Лиама о супероружии японцев и потоплении в Тихом океане корабля со всеми матросами на борту. Вполне вероятно, что смерть профессора и похищение ползунчиков связаны с тайной Лиама — препаратом узумаки. Коннор взял с Джейка клятву, что тот никому ничего не скажет. С истории о токсине так и не сняли гриф секретности, она оставалась одной из последних официальных тайн давно минувшей войны. Джейку тогда показалось, что ирландцу просто захотелось поделиться пережитым, как часто бывает со старыми людьми. А что, если тут замешано кое-что посерьезнее? Может быть, женщина пытала Лиама, чтобы выведать какие-то секретные сведения?
Мэгги не могла заснуть, хотя в доме стояла абсолютная тишина. Прошел час, прежде чем она собрала вместе разбегающиеся мысли. Ее преследовали воображаемые картины страданий деда. Он корчился в агонии, кричал…
Она явно сглупила, отправив Джейка домой. Мысли о нем вызывали смущение, нарушали привычный покой. Дилан подружился с Джейком, она же никак не могла перестать нервничать в его присутствии. Не время сейчас заводить новые отношения. Боже, как это все пережить?!
Мэгги заставила себя успокоиться, навести порядок в мыслях. Перед ней на столе лежала папка, оставленная Мелом Лорином. Рядом — инструкции к поиску «почтового ящика» и кружок со светящимися, мигающими грибковыми фигурами — гриб, наконечник стрелы и ползунчик.
Дед не покончил с собой — в этом теперь можно не сомневаться. Он действительно бросился вниз, но лишь потому, что хотел вырваться из-под контроля своей похитительницы. По крайней мере такое объяснение — страшное, но рациональное — имеет смысл. А «почтовый ящик», светящиеся грибы тогда к чему? Они тоже не случайность, он явно оставил близким подсказку накануне гибели. Значит, они что-то упускают из виду. Лиам где-нибудь оставил дополнительный намек.
Вот только какой? Мэгги вновь просмотрела материалы в папке, оставленной юристом. Кроме записки о «почтовом ящике», ничего необычного. «Думай, Мэгги Коннор, думай! Включи логику!» Если Лиам оставил еще одну подсказку, здравый смысл подсказывал, что она должна обнаружиться в самом конце проделанного ими пути.
В результате поисков они обнаружили деревяшку со светящимися грибами. Мэгги поднесла ее к лампе. Дед просверлил в боку деревянного кружочка три отверстия и вставил тонкие стеклянные трубки с культурами грибов, на случай если поросль на поверхности не взойдет. Теперь это показалось ей странным. С какой стати он так беспокоился, чтобы грибы выжили?
Три символа мигали разноцветными огоньками. Мэгги внимательно осмотрела их, пытаясь обнаружить какие-нибудь водяные знаки, тайную надпись — хоть что-нибудь. Лиаму пришлось серьезно потрудиться, чтобы заставить грибки мерцать в столь четкой последовательности. Трюк — биологический контур обратной связи — был ей известен. Сначала необходимо экспрессировать зеленый флуоресцентный белок, взятый у медузы Aequorea victoria, затем данная экспрессия генерирует ген-супрессор, который «отключает» белок. Красные и желтые грибы использовали тот же принцип, лишь белки были разными. Лиам и прежде устраивал подобные шутки. Он был мастером генетических метаморфоз.
Мэгги остановила взгляд на зеленом наконечнике стрелы, символе «почтового ящика» ее сына. Длинный сигнал, потом короткий. Неравномерно как-то мерцает. Созданная Лиамом цепь работала с заметными перебоями.
Да нет! Какие там перебои. Это же повторение кодового сигнала!
Мэгги вспомнила детство. Они с дедом играли в телеграф, выстукивали сообщения азбукой Морзе. Потом она и Дилана научила передавать морзянкой свое имя.
Красный — один длинный сигнал, два коротких.
Зеленый — длинный, потом короткий.
Желтый — длинный, короткий, потом опять длинный.
Боже! Уж не зашифровал ли он буквы из имени правнука? Прошла еще секунда, и скрытый смысл точек и тире открылся ее сознанию.
Мэгги схватила деревянный кружок с грибами. ДНК! Догадка осветила разум, как вспышка молнии. Она схватила инструкцию.
Тропинка спрятана в лощине, она по дну ее ползет.
Ты попадешь в земельный фонд, тропа к речушке приведет.
Первая буква в начале строки — или А, или Ц, или Т. Взятые вместе, первые буквы строк читались как ТТАТАТАЦТТ. Последняя буква в строке — либо Г, либо Т: ТТГГТТТТГГ.
Первые и последние буквы образуют две короткие генетические последовательности.
Это же праймеры — начало и конец генетической цепи!
Мэгги завороженно смотрела на светящиеся грибы. Лиам спрятал сообщение в грибах — в этом не оставалось никаких сомнений. Он зашифровал послание в их геноме.
Джейк проснулся на диване одетым, его разбудил звонок телефона. Заснул, как провалился в черную дыру, где не было места сновидениям. Рука нащупала мобильник на кофейном столике. Шесть тридцать утра. Джейк узнал номер, но код города — 202 — означал, что звонили из Вашингтона.
— Алло?
В трубке раздался женский голос:
— Профессор Стерлинг? Не кладите трубку. С вами через минуту будет говорить заместитель советника по национальной безопасности.
Секретарша отключилась.
Лоуренс Данн? Вундеркинд от внешней политики, один из немногих предсказавший и быстрый развал СССР, и не менее быстрый подъем Китая? Джейк встречался с Данном всего лишь раз, на приеме научного совета Министерства обороны, незадолго до того, как последнего назначили замом советника по нацбезопасности. Данн умел себя подать, производил впечатление исключительно умного человека, но Джейку он все равно не понравился. Опыт бывшего военного подсказывал, что гражданских лиц в составе органов национальной безопасности легко заносило в опасную сторону. Людям, которым не доводилось порезаться самим, нельзя доверять жонглировать ножами над головами других. Данн был из числа таких жонглеров.
— Профессор Стерлинг?
— Слушаю.
— Лоуренс Данн. У меня сейчас дел невпроворот, так что не будем ходить вокруг да около. Вы работали бок о бок с Лиамом Коннором, верно?
— Да.
— Он когда-либо упоминал о человеке по имени Хитоси Китано?
— Это тот, что миллиардер? Нет. А что?
Наступило молчание.
— Нужно, чтобы вы приехали в Форт-Детрик. Не откладывая.
— Зачем?
— Сейчас нет времени на объяснения. Наш сотрудник позвонит и организует ваше прибытие.
— Хорошо, но зачем такая…
— Профессор Стерлинг, я тороплюсь, но хотел бы лично подчеркнуть один момент. На сегодняшний день любые беседы между вами и Лиамом Коннором являются секретными сведениями, которые надлежит обсуждать только с уполномоченными на то лицами. Вам понятно?
В дверь Джейка постучали. Он двинулся к ней, прижимая телефон к уху.
— Я бы не сказал, что мне все понятно. Почему вы…
— Прошу вас, профессор, не спорьте. Мы все обсудим при личной встрече.
Звонивший отключился.
Джейк открыл дверь.
На пороге стояла Мэгги, в руках — инструкции к поиску «почтового ящика» и деревяшка со светящимися грибами. Она устала, замерзла и была напугана.
— Мне нужна твоя помощь, — сказала она.