клянусь, вижу, как у нее из письки лезет какая-то хрень. Ага, мы драли эту похотливую оборвашку так сильно, шо у нее случился выкидыш прямо посреди Коттерс-Филд, в кустах сои! И вот смотрю я на эту хрень, и вижу в ней маленького спиногрыза!
- Ради бога, Хэйс! - буквально взревел Кинион. Он с трудом сглотнул, подавив рвотный позыв. - Я чуть не блеванул от твоего дерьма.
- Это не дерьмо, Шеф, это правда, eдрён-бaтoн, - продолжил свое повествование Хэйс, - И, конечно, мы с Дюком и Харли Мэком почувствовали себя очень хреново от того, шо стряслось. Так сильно ее трахали, шо получился выкидыш. Мы так ей и сказали. А знаете, шо она сделала, Шеф. Клянусь, это правда, да, сэр. Она вылезла из этого месива, отряхнулась, улыбнулась и сказала, "Спасибо, мальчики. Не хотела носить этого спиногрыза. Иначе родился бы дебиленок, из-за того залетела от папашиного семени. Еще увидимся!" Потом берет и уходит прочь, оставив спиногрыза в куче той хрени на съеденье опоссумам.
От такой картины к лицу Киниона прихлынула кровь, а куски рёбрышeк в брюхе принялись отплясывать буги-вуги.
- Боже Всемогущий, сынок, это, наверное, самое мерзкое, шо я когда-либо слышал, - прохрипел он, вытирая лоб рукавом.
- Едрен-батон, Шеф, - возразил Хэйс, - да это еще фигня. Вот, в другой раз я подцепил Кэри Джейн Уэллс, которая голосовала у моста Олд Говернор Бридж. А телочка, скажу я вам, была, шо надо! С задницей, едва вмещающейся в шортики, и огромными сиськами, торчащими из-под желтой блузки. Светлые волосы до лопаток и длинные загорелые ножки... Едрен-батон, да у меня от одной мысли о ней встает. Короче, я подбираю ее, и она первым делом улыбается мне и говорит: "Мика Хэйс, если ты настоящий мужик, ты отвезешь меня прямиком на Коттерс-Филд, потому шо я очень хочу кое-чего!"
Патрульный Хэйс расплылся в ухмылке.
- Едрен-батон. Я чуть не кончил, когда услышал эти ее слова. Поэтому я естественно двинул на Коттерс-Филд, и не прошло двух минут, как мы уже кувыркались в кустах сои голышом, и член у меня рвался в бой, ага! Но только я собирался раздвинуть ее длинные, загорелые ножки и вставить ей свой "петушок", как она берет и говорит шо-то вроде: "Гм... э... не думаю, шо ты захочешь засунуть его туда, Мика". А я ей: "О чем ты говоришь, Кэри Джейн?! Только гомик не захочет сунуть в тебя свой хрен!" А она и говорит: "А ты взгляни", раздвигает ноги, Шеф, и тычет на свою дырку. Я чуть не сблевал прямо там, eдрён-бaтoн, на кусты сои, потому шо, понимаете, Шеф, дырка у Кэри Джейн была... о, господи... была какая-то...
Кинион флегматично выбросил бычок в окно патрульной машины.
- Завязывай, Хэйс. Не хочу это больше слушать...
-...какая-то... заразная, Шеф! Я смотрю на ее письку, а она у нее вся в каких-то узелках, прыщиках, бородавках, огромных красных болячках и прочей хрени. Едрен-батон, вот гребаный стыд, Шеф! Такая красотка, а трахнуть не можешь, потому шо ее писька кишит заразой. Она у нее была похожа на груду раздавленной малины! Я хотел дать ей по башке за то, шо она испортила себе всю дырку ин-фер-кци-ями. А у меня стоит, как полено, понимаете. Трахаться хочу - мочи нет, но - едрен-батон - я же не спятил, шоб совать свой хрен в эту помойку...
- Так, хватит, Хэйс, - скомандовал Кинион.
Новые образы лишь усилили брожение в желудке.
Но Хэйс словно не слышал.
- Нужно быть чокнутым, шобы совать туда "петуха", как сильно бы не хотелось. Поэтому я говорю: "Хорошо, Кэри Джейн! Какого хрена ты притащила меня сюда, на Коттерс-Филд? Только шоб показать мне письку, которую даже пес не стал бы трахать?" А она просто улыбается, встает на четвереньки, оглядывается через плечо и говорит: "А вот задница у меня не заразная, сладкий". И я скажу вам, Шеф, это была лучшая задница из тех, шо я видел. Нет, там не было ни болячек, ни узелков как на письке, поэтому я сделал то, шо сделал бы любой нормальный парень. Я плюнул на свой "стержень" и вставил прямо туда, Шеф, да, сэр. Было не очень тесно, должен я сказать, но я и не ожидал, шо буду в ее дупле первопроходцем. Бля-я-а, дырка, как дырка. Поэтому деру я ее в хвост изо всех сил, Шеф, уперев мордой в грязь. А потом кончаю прямо ей в "гудок"! Да я целую вечность так классно не кончал. Спермы вышло столько, шо я уже подумал, будто писаю!
- Хэйс, заткнись уже, ради всего святого, - простонал из-за руля Кинион.
Но патрульный первого класса Хэйс к сожалению не затыкался, потому шо ему нужно было рассказать историю. И рассказать до конца. А какая хорошая история бывает без конца? Молодой офицер хихикнул с пассажирского сидения и даже почесал себе промежность.
- Скажу вам, Шеф, бабы могут быть грязными сучками, если захотят. Ведут себя, как ангелочки, когда расхаживают по улице, но как только скидывают одежду, все, как одна превращаются в похотливых свиней, eдрён-бaтoн... И спасибо Богу за них. Потому шо, понимаете, Шеф, после того, как я залил молофьей ей "гудок" и вытащил хрен, она поворачивается, толкает меня в соевые кусты и говорит: "Только не думай убегать, Мика Хэйc, потому шо мы еще не закончили. Смотри, я хочу тебя облизать!" Я опускаю глаза на свой член, он еще даже упасть не успел, но я вижу - о, господи, Шеф - мой член заляпан ее дерьмом. Но самое страшное шо...
- Заткнись, Хэйс! Просто зат...
-...шо ее дерьмо все в кукурузных зернах, понимаете. Но это ее нисколько не беспокоит. Клянусь, и потом она начинает мне отсасывать, как обещала. У меня он опять в полной боевой готовности, и я даже еще раз кончил. Выпустил заряд молофьи прямо ей в хлебальник! Но в хлебальник ей попало не только мое семя, Шеф. Потому шо, когда она закончила, я снова посмотрел на свой член, и на нем не было ни пятнышка. Ага, да, сэр, и все это кукурузное дерьмо исчезло. А потом она смотрит на меня, Шеф, улыбается, и говорит: "Мика Хэйс! Вкусней кукурузного початка я не пробовала!"
Кинион свернул к обочине, и даже не остановив полностью патрульную машину, принялся с низким, пульсирующим рыком блевать из окна. Все вышло из него горячими брызгами - картофель по-домашнему с маслом и сладким луком, пара чашек яванского кофе, и целых три тарелки жаренных свиных рёбрышeк из закусочной мисс Джун, которые $1.99 за порцию.
Перевод: Андрей Локтионов
"Дело о кольце для хуя сотрудника полиции и пианисте без пальцев"
Конечно, то, шо увидел Мика Хэйc, оказалось, мягко выражаясь, слегка неожиданным.
Здоровенная, двигающаяся вперёд-назад тень на стене. И звуки: стон, тяжёлое дыхание и, время от времени, вой. Затем он вошёл внутрь.
И то, шо он увидел…
Ох ты ж ёбтыть!
И вот, шо он увидел:
Оборотень - весь такой проворный и энергичный, - драл грушеобразную жопу прекрасного и замечательного Шефа Ричарда Киниона.
Ага. Именно это и увидел.
- Полицейское управление Люнтвилля, Шеф Кинион на связи, - без особого восторга ответил один, весьма пузатый от пива, Шеф Ричард Кинион.
Шеф, уж будьте уверены, ничего хорошего от сегодняшних звонков, а уж тем более таких поздних, не ждал. В Люнтвилле, знаете ли, к трём часам ночи почти вся деревенщина в Трейлертауне уже валялась, отрубившись от самогонки "Самогонная Отрыжкa". Вас она свалит за пару глотков, а на том, шо на дне стакана останется, хлопкоуборочная машина Старого Коттера ещё неделю тарахтеть будет. И Шефа это вполне устраивало по той причине, шо отрубившиеся с бухла реднеки, по любому, лучше разъярённых реднеков, которые нажираются, начинают вопить и хуячить, почём зря, своих жирных, ебанутых жёнушек. Хвала Господу нашему за самогон "Самогонная Отрыжкa"!
А посему - нет, сэр - Шефу проблемы были не нужны. Он, наоборот, планировал свалить домой к своей вечно храпящей свиноматке, весом в двести шестьдесят фунтов[7] - жёнушке Карлин, - добить тарелку свиных рёбрышек из морозилки, и самому основательно дать храпака. Поэтому он целиком запихал себе в рот последний пончик, облизал пальцы, почесал своё пивное брюхо - которое, уж будьте уверены, было самым огромным из всех, шо когда-либо тряслись на белом свете - и ответил на этот самый телефонный звонок. И вот шо он услышал:
- Поли-и-и-ция, поли-и-и-иция! Ехайте сюда, в "Перекрёсток"! Джейк Твиллер, мужик, шо играет на пи-а-ни-не в моём баре… B общем, его шизанутая жена обожралась "мета", припёрлась тока шо сюда и отрубила ему все пальцы мясницким топором! Поторопитесь! Пожалуйста-a-a, побыстрее!
Звонок оборвался с подозрительным "хрясь", словно упомянутый мясницкий топор переместился от пальцев пианиста на телефон-автомат. А Шеф уже вскочил и заорал, весь такой готовый рваться в бой.
- Хэйc! - крикнул он закрытой двери в сортир возле камеры номер один. - Выметайся оттудова, сынок! У нас тута сурьёзное нападение!
Из-под двери раздался голос правой руки Шефа, небезызвестного местного бабника - патрульного 1-го класса Мики Хэйcа. И вот шо Хэйc ответил:
- Э, ща, одну минутку, Шеф!
- Никакой минутки, Хэйc! Мне похер, хоть у тебя там какаха на полпути из жопы. Натягивай портки и выметайся оттудова.
Неуверенная пауза, протестующее кряхтение, и потом:
- Всего минутку, Шеф! Я уже почти…
Но Шеф Кинион, будучи добропорядочным констеблем, пользующимся общественным доверием, не мог позволить потратить ни одной лишней секунды, пока одного из жителей его прекрасного городка шинковали мясницким топором. Так шо Шеф, не усомнившись ни на секунду, взял и открыл эту самую дверь в сортир и рявкнул:
- Ты шоли не слышал меня, сынок?! Я ж сказал тебе, шо у нас серьёзные…
Но рявкать он тут же перестал, как только увидел, шо патрульный 1-го класса Хэйc делал.
Твою ж Богу в душу…
Он… Ну, он шо-то там прилаживал к своим причиндалам - ну, в смысле, болту, или балде, или, там, херу, ну или - если вы городские, - то пенису.
- Бля-я-a, Шеф. Вам никогда не рассказывали о личном прас-транс-тве?