В коридоре между полок, заставленных обувью, я чуть не спотыкаюсь о ползающего на четвереньках Лёву, годовалого сына еще одной местной блондинки – той самой старшей сестры Розы. Не слышала, когда она пришла, но сейчас ее голос доносится с кухни, где сестра, по всей видимости, читает лекции о вреде сахара нашей маме, которая, как всегда, пытается угостить ее пирогом (обожаю мамину яблочную шарлотку!). Роза пару лет назад, проходя практику в банке, умудрилась выйти замуж за своего босса и теперь живет в соседней новостройке. Родила ребенка, который, судя по тому, что она каждый день сдает его уставшему после смены папе и больной сестре, не очень-то ей нужен, и наслаждается безграничным миром возможностей. За год в декрете чем она только не пробовала заниматься: начинала проходить бесплатные онлайн-курсы по нутрициологии, которые, нахватавшись бессмысленно сложных слов, скоро бросила; пыталась стать косметологом, но передумала, выяснив, что для этого нужен медицинский диплом; теперь у нее новая стадия – кажется, метит в психологи. Высшее образование для начала бы получила, а то явно из академа не желает выходить (придется же диплом писать). Но чем бы душа ни тешилась, пока муж платит (мог бы разориться и на няню уж тогда).
– Черт, – обреченно ругаюсь я, наступив в последний момент в лужу.
И что-то подсказывает мне, что ее оставил не кот, в отличие от некоторых приученный к лотку (площадью с огромный уличный двор).
– Да, я решила приучать Лёву к горшку, – воодушевленно рассказывает Роза родителям, явно повторяя слова за умниками из сети. – Высаживайте его после сна и еды, чтобы…
Что ж, если на днях она остригла себе челку, то, видимо, и правда настроена на перемены.
– Держись, парень, – говорю Лёве, который улыбается мне десятком зубов и не думает ни о каких тревогах.
Райская жизнь – есть, спать и по очереди терроризировать родственников. Но мне его все равно жаль: непросто парню будет ходить на горшок, когда он в принципе-то еще не ходит. С этой самой мыслью, пока меня не заметили и не начали посвящать в какие-нибудь истины о десяти шагах к успеху, которые у Розы на очереди, я быстро вытаскиваю сухие плотные колготки из незапущенной стиральной машинки. Надев их, немного спускаю юбку с талии, чтобы не было видно зацепок над коленками. Надеваю пальто, в котором еще не слишком холодно, закидываю тяжелую сумку с планшетами для рисования на плечо и спускаюсь со второго этажа на улицу. Шапку забыла, но возвращаться не буду. Вдыхаю свежий воздух, подставляя лицо колючим снежинкам, и пешком направляюсь к университету. Благо тут совсем недалеко.
Глава 2ОнаНадежды высотой с многоэтажку
На улице дышится легче, чем спертым воздухом в нашей квартире, где, сколько ни проветривай, все равно будет пахнуть сыростью (и сколько ни шпаклюй северную стену в кладовке, она все равно следующей зимой покроется плесенью из-за трещин в перекрытиях). Без бесконечного множества лишних звуков мысли в голове легко упорядочиваются, и я спокойно планирую свой день. Девиз «Если рассчитать время до минуты, то, скорее всего, все получится успеть» работает, когда правда стараешься. А я стараюсь изо всех сил. Хотелось бы успеть. Не имею права не успевать.
Из-за моих рассуждений, наверное, можно подумать, что я не люблю свою семью, но это неправда. Люблю. Очень. Просто хочу жить по-другому. Не бояться потратить лишний рубль, не просыпаться каждый божий день в страхе остаться на улице, не биться насмерть за ванную комнату – еще и без воды. И хотя бы иногда отдыхать, что для моих родителей едва ли не грех. Именно поэтому я так хочу выучиться на дизайнера – чтобы вырваться в новую жизнь. Знаю, что не разбогатею по щелчку, что мне предстоит много работы, которая в конце концов может и не оправдать ожидания, но… это мой единственный шанс. Потому что больше ничего я не умею, кроме как рисовать. Совсем.
Я всегда была обычной во всем: довольно простая внешность, не то чтобы высокая успеваемость, средний ребенок в семье, где очень хотели мальчика (а получили бонусом девочек-двойняшек, что многое говорит об удаче Лариных, да?). Первый раз я выделилась в школе именно на уроке рисования. Меня наконец за что-то похвалили, и я так сильно зацепилась за идею стать хоть в чем-то лучшей, что пошла в художественную школу. И занятия там заметно облегчили мне жизнь. Вечные стенгазеты, декорации для школьных праздников, украшения на Новый год – за все это я получала бонусные отметки и помощь на экзаменах. А когда к выпускному Алевтина Викторовна, мой педагог из художки, сообщила, что дала мне все, что могла, и пора двигаться дальше, я решила, что передо мной будут открыты все двери.
Я мечтала учиться в лучшем университете города. Это место казалось мне по-настоящему знаменитым, особенно факультет архитектуры и дизайна. То и дело в художке слышала, что большинство местных преподавателей – члены Союза художников России, работа профессора по живописи висит в Третьяковской галерее, а дисциплину по шрифтам преподает шрифтовик самого Уткина, лучшего дизайнера в стране (не только по моему мнению, но и по мнению «Википедии»). И это все звучало как билет в жизнь. Но после творческих заданий, которые нужно было выполнить при поступлении, этот билет у меня отобрали.
Кто же знал, что девяносто процентов чертовых абитуриентов потратили целый год на подготовительные курсы? Я о них услышала только на экзаменах, а если бы и знала раньше, вряд ли бы сумела оплатить. И мне не говорили, что для поступления нужно будет обязательно сдавать черчение, которого в нашей художке не было. Как Алевтина Викторовна могла об этом не знать? В общем, несмотря на то что хорошо справилась с композицией и рисунком, я потеряла драгоценные баллы на том, к чему была совершенно не готова. В результате заняла шестнадцатое место в списке претендентов на бесплатное обучение. Из пятнадцати проходных. Пара-пара-пам.
У меня был вариант подождать год, подготовиться лучше и попробовать снова, но я страшно боялась потерять время. Целый год в никуда! Поэтому решила иначе – работала остаток лета, чтобы накопить денег, и пошла учиться на платной основе в надежде на чудо. Которого за три месяца так и не произошло, но я стараюсь не терять веру. Делаю все, чтобы оставаться первой в рейтинге претендентов на бюджетное место, на случай если кто-то уйдет (хотя до летней сессии, как мне предсказали, маловероятный исход). Даже если это значит учиться на пределе возможностей, работать после занятий в университетском кафе «Кофе по любви», чтобы каждый месяц оплачивать обучение, и практически не спать по ночам. А также клеить из картона объемные кубы по основам производственной графики прямо за прилавком, если это понадобится (было дело).
Не хочу думать, что я уже на последнем издыхании, но мне старательно об этом напоминают – да хотя бы деревянные планшеты в сумке на плече, каждый из которых весит по паре килограммов. И расписание: когда за пятнадцать минут ты должен успеть добежать из одного корпуса в другой, а находятся они в разных частях студгородка, простоять несколько часов за мольбертом, а потом еще и прыгать на физкультуре. И преподаватели, что заставляют рисовать квадраты вместо шедевров, а в последний момент меняют уже одобренный, казалось бы, эскиз, наплевав на то, что я так вижу. Самое настоящее варварство по отношению к творческому стилю! Который, я верила, у меня есть, но… Не знаю, в общем.
За три месяца из бесконечно талантливой, какой себя считала, я превратилась в несчастную и уставшую. А это только ТРИ МЕСЯЦА. Что будет дальше? Если не наскребу на декабрь, который, кстати, начался, двадцать тысяч на обучение и не куплю расходники? Если мне уже тяжело, я устала и хочу спать?
Надежда остается лишь на то, что чудо произойдет раньше, чем я сдамся. А когда все же очень хочется опустить руки, я представляю себя доживающей старость в проходной комнате с Дукалисом и его котятами, и… сразу находятся силы на уверенную походку с задранным кверху подбородком (хотя тяжелая сумка и кренит меня влево).
Пары по пропедевтике[1] тянутся долго и монотонно. Я рисую около двадцати разных, но похожих вариантов орнамента, пока наконец преподаватель не выбирает один, по ее мнению, более-менее годный. Переношу карандашом эскиз на планшет, едва не засыпаю на пятнадцатом, но, когда начинается перерыв на обед, первая вылетаю из аудитории и бегу на четвертый этаж, где располагаются административные кабинеты. Долго бегу, потому что университет огромный. Даже наш отдельный корпус, отданный в ведение архитекторов и дизайнеров, такой большой, что за перерыв я его весь, наверное, и не обойду. Один выставочный зал на первом этаже и печатная мастерская чего стоят. Помню, как сильно вдохновилась, впервые придя сюда!
Правда, с началом обучения, когда я попала в гущу событий, мои эмоции поутихли: члены Союза художников оказались педагогами преклонного возраста, иногда с довольно устаревшими взглядами. Тот, чей рисунок висит в Москве, предстал перед нами самым настоящим снобом, который никого ни во что не ставит, хотя за последние двадцать лет не создал новых творений, достойных Третьяковок; а шрифтовик Уткина… он прикладывался к бутылке даже на парах: от его кофе всегда разило коньяком. Первые его слова были о том, что Уткин платил ему тридцать тысяч в месяц, а у нас нет никакого будущего. И все равно я, как и прежде, хочу учиться здесь. А куда еще мне идти?
Отдышавшись на лестнице после забега на четыре пролета, я первым делом заглядываю в деканат. На всякий случай – вдруг услышу что-то новое. Но нет. Секретарь спокойно играет в пасьянс на компьютере, дверь к декану закрыта. Эх!..
Глотаю воду из бутылки, которую таскаю в сумке, чтобы забить чувство голода, потому что вместо столовой слоняюсь здесь все свободное время. В начале прошлой недели я писала заявление на очередную отсрочку оплаты и случайно подслушала разговор по телефону. Повторяю: случайно. Секретарь декана говорила с моим однокурсником, который третий месяц не посещает занятия после неудачного прыжка с парашютом, – сложные переломы обеих ног и долгая процедура восстановления лишили его этой возможности. Ему после такого количества пропусков предложили уйти в академический отпуск, на больничном ведь не могут отчислить. А учится он на бюджете. Понимаете, к чему я клоню, да? Если он согласится, я буду спасена (потому что потратила бо́льшую часть денег, которые откладывала, на дурацкие трубы и все равно не сумела нормально помыть голову!).