– Можешь заниматься своими делами, звук я писать не буду, так что… – Я от его слов сажусь только ровнее, подгибаю одну ногу. – Веди себя естественно, и все получится.
– А если прочтут по губам?
– Что прочтут?
– Ну, то, что я тебе на самом деле говорю.
– Тогда рассказывай мне, какой я классный: всем зайдет, – усмехается Раф, убирая чашку в сторону.
Секунда, две. Я никогда не научусь с ходу понимать его приколы. Только когда уголки губ приподнимаются и на щеках появляются едва заметные ямочки, догадываюсь, что он шутит надо мной, и со всей силы пихаю его в плечо.
– Много хочешь! – с вызовом бросаю ему.
Он перехватывает мою руку за мгновение до удара и дергает за нее на себя так резко, что я практически заваливаюсь на него всем весом. Который он вроде бы и не замечает. Зато как будто замечает меня. Так кажется, потому что смотрит как-то странно, чуть прищурившись и пристально разглядывая. Молча, пока мои ладони упираются в его грудь, где быстро колотится сердце. Его стук отзывается у меня под кожей. Разносит жар с кровью, и мне становится горячо. Именно так. Горит все тело. Я смотрю в его глаза, на его нос, шею, но вижу только губы. Данил ими почти не двигает, но мне кажется, что он нашептывает заклинания. Иначе почему еще я не могу оторвать от них взгляд?
– Нам, наверное… стоит… нужно поцеловаться… для видео.
Я говорю как заторможенная, с долгими паузами, но что поделать. Мысли разбегаются. Ничего не соображаю. Уши заложило, будто мы с Данилом в вакууме. И никого больше в мире нет.
– Наверное, нужно.
Он не приближается, лишь обжигает сладким дыханием губы.
– Мы же пара… вроде как.
– Ага. Вроде бы.
Кажется, его мозг тоже всмятку, раз говорит со мной односложными предложениями. Может, глупость передается воздушно-капельным путем? Или мы заразились в этом домике? Может, нам нужно выйти подышать свежим морозным воздухом? Точно нужно. Но я не двигаюсь. Не хочется. Хочется придвинуться ближе. Хочется, чтобы Данил наклонился и коснулся моих губ.
Я поворачиваюсь к нему сильнее, сажусь на пятки. Руки все там же, и я кончиками пальцев слушаю беспорядочный ритм его сердца. Немного склоняю голову вбок, скрывая нас от камеры волосами. Мы так близко, что я вижу, как расширяются его зрачки прямо в этот момент.
– Так пойдет? – шепчу, несколько раз цепляя губами его губы, но все еще несерьезно. – Не видно же, что мы тут делаем.
Ощущаю, как на талию ложатся теплые руки, отчего я оказываюсь ближе к нему.
– Думаю, чтобы выиграть, в видео нужна правдоподобность. Я, конечно, все смонтирую, но…
Я целую его, только бы перестал уже болтать. В этот раз касаюсь его губ увереннее, но все еще робко. Без языка. Мягко. Чуть прихватив его губы.
– Так достаточно? – отрываюсь на мгновение.
– Нет! – молниеносно отвечает он.
Даня гораздо смелее меня. Он касается рукой моего лица, заправляет волосы за ухо, лишая нас укрытия, и теперь мы как на ладони. Я перевожу взгляд на камеру, которая пугает меня, но он проходится языком по моим губам, чтобы впустила его, и не оставляет мне выбора, кроме как закрыть глаза. Отдаться моменту. Не думать ни о чем: зачем, почему, как дальше. Так надо, и мы оба знаем это. О наших желаниях мы пока умолчим, потому что… лично я не знаю, что все это значит. Просто мне нравится целоваться с ним. Я ни с кем другим не целовалась – может, поэтому. А он целуется так вкусно, сладко. Соблазнительно, возбуждающе, провокационно.
Я отвечаю ему, сжимая пальцами тонкий свитер, не думая о том, что помну его, не думая ни о чем, кроме его горячих требовательных губ. Сильнее притягиваю к себе, и мы, не удержав равновесие, падаем на диван: я на лопатки, Даня сверху. Но никто не останавливается. Он раздвигает коленом мои ноги и устраивается удобнее между ними. Без конца целует, то напирая, то позволяя вести. Его рука скользит по моему бедру и крепко сжимает его. Ощущения до невозможного яркие. Сквозь прикрытые веки я вижу солнечные блики.
Данил ощутимо прикусывает зубами мою нижнюю губу. Я глубоко вздыхаю, отчего моя грудь прижимается к его, но хочется выгнуться еще сильнее. Я пылаю, теряюсь в ощущениях, проваливаюсь в эту бурю эмоций, когда Даня спускается короткими поцелуями по моей шее, а потом ведет языком дорожку вверх. Тянусь к нему всем телом, каждой клеточкой. Прижимаю ладони к его спине, прижимаюсь к нему сама.
– Ой! – пугаюсь и распахиваю глаза, отрываясь от Рафа, когда чувствую что-то твердое. Краснею и отвожу взгляд.
– Кажется, мы увлеклись.
Даже сейчас, пока у меня внутри все горит и пылает, он говорит спокойно. Его ничем не смутить? Отталкивается руками от дивана, садится, поправляет джинсы. Я быстро отползаю в сторонку, пытаюсь дышать ровнее.
– Ага. Не думаю, что… что это то, что подходит для видеовизитки.
Данил зарывается пальцами в волосы.
– Совсем не подходит, – говорит серьезно и… и это чертовски смешит в контексте ситуации.
Я начинаю смеяться. Сначала хихикаю, не размыкая губ, а затем уже прикрываю ладонью рот, потому что смеюсь в голос. Но это правда до смешного странная ситуация. Я в такой не бывала никогда и не знаю, как себя вести. Я аж взвизгиваю и едва не хрюкаю – самое то после распутства, которое мы тут устроили.
– Прости, – заливаясь хохотом, упираюсь лбом в спинку дивана. – Не могу остановиться.
Данил ерошит мне волосы, устраивая на голове бардак, я отбиваюсь от него подушкой. Мы дурачимся, а потом одновременно смотрим в камеру.
– А что, если ничего не получится? – произношу вслух то, о чем думаю чаще всего. Я и Романов. Что, если мы не победим? Тогда зачем это все?
– Получится. – Он, как всегда, непоколебим.
– Ну а вдруг?
– Тогда ты будешь знать, что сделала все возможное.
Я поворачиваю к Данилу голову и улыбаюсь:
– А ты мне в этом помог.
– Ага, пойдем. – Он встает и протягивает мне руку. Весь такой сияющий в предзакатном свете. С глазами будто в линзах. И с этой сережкой, которую сегодня хотелось укусить. – Поснимаем тебя на улице. Там красиво очень в это время.
Я вкладываю свою ладонь в его и вскакиваю на ноги. Данил целует меня в макушку, пока я упираюсь лбом ему в грудную клетку. Понимаю, что это игра на камеру, но… мурашки от нее никто не отменял.
– Так и привыкнуть можно, – бурчу под нос, следуя за ним.
– К чему?
– Целоваться. На камеру.
Его реакцию на мои слова я не вижу, а вслух он ничего не говорит. Снимает камеру со штатива, идет к двери. Обувает кроссовки и передает ложку, на которую я смотрю, не понимая, зачем она мне. А когда спохватываюсь, то надеваю ботинки без нее, хватаю куртку и первая выбегаю на улицу, чтобы остыть под холодным ветром. Я думала, что все это между нами будет сложно. Но теперь меня гораздо больше пугает тот факт, что все складывается слишком легко.
Глава 18ОнЧтобы папочка был доволен
Неделя пролетает как один миг, когда на тебе пашет любимый папочка. Ненавижу ощущать себя марионеткой, которую он дергает за ниточки, когда его душе угодно. Точнее, выгодно. Терплю из последних сил, не допуская мысли послать все к черту, но улыбку уже выдавливать не выходит. Отец перед важными шишками оправдывает мой мрачный вид усталостью от тренировок по футболу. Ага, как же. Открываю рот и… все равно молчу.
Молчу, хотя сильно устал таскаться за ним по встречам, о большинстве которых маме и другим женам этих важных персон лучше не знать. Вчера на оплаченном мне любимым отцом привате, который он организовал, чтобы в духе продвинутого папочки слить меня из-за стола для переговоров, я попросту уснул. Домой вернулся далеко за полночь и в голимых блестках, а теперь с утра пораньше уже откапываю машину из-под чертова снега. Для наших краев снег всегда неожиданность, даже в конце декабря. А значит, на дорогах будут сумасшедшие пробки, как минимум сутки один за другим будут задерживаться самолеты, город вдруг встанет и замрет. Пока снегоуборочные машины не соизволят лениво выползти из ангаров и не начнут делать свою работу, которой привычно окажется слишком много.
Но сегодня за ночь как будто и правда выпала годовая норма снега. Я не шучу: все тачки на парковке выглядят как стройный ряд снежных сугробов. Пока нашел свою, уже задолбался, потому что сигналка не сработала. Откапывал ее полчаса, еще столько же отогревал, бедную, замерзшую и старую для подобных подвигов – кататься при таких погодных катаклизмах. Теперь опаздываю на десять минут, и, конечно же, отец уже обрывает мне телефон. Я, со злости толком не глянув в зеркало, не замечаю сзади припорошенный снегом невысокий забор и цепляю бампер. Фара, бампер, что следующее? Иногда я порядком устаю от бесконечного круговорота заработанных и потраченных денег и думаю о том, что почти готов сдаться и снова стать папочкиным любимым сынком. А потом отвечаю на его звонок и…
– Где тебя черти носят? Все уже на месте, одного тебя…
И я, стиснув зубы, говорю, что скоро буду. Выбрасываю глупые мысли из головы и не спеша выезжаю на дорогу по направлению к отчему дому, который давно мне таким быть перестал. Ехать аккуратно, соблюдая все ПДД, особенно в эту погоду, – единственный протест, на который я в данной ситуации способен. Нельзя срывать сделку, потому что я тоже использую отца. И буду продолжать, пока не выжму из этого уговора все, что можно.
Невольно дергаю рулем вправо, когда телефон оповещает о новом входящем сообщении. Осторожно выравниваю машину на скользкой дороге, а руки так и тянутся нажать на экран, хотя до этого я мечтал выкинуть трубку в окно. Еще и переехать сверху. Дважды. После тех увлекательных «поцелуев на камеру», как Лиля назвала вполне себе реальную прелюдию и мой стояк, я старался держаться подальше от девчонки, чтобы не натворить дел. Потому что мог, а она не готова еще. Но от переписок с ней удержаться не сумел. Да это попросту невозможно. Особенно когда она так откровенно ругает «Большой куш» Гая Ричи, называя его непонятной ерундой, где даже Брэда Питта сделали несимпатичным и похожим на ее страдающего запоями соседа по лестничной клетке.