Через пару часов мы собираемся прогуляться все вместе. Погода шепчет: солнце, легкий морозец, снег… еще и лепится. Несильно, но все же. Лиля вроде бы немного отходит от коматоза и обещает накормить меня тем самым снегом, а я радуюсь даже этим угрозам, потому что она говорит со мной. Они с Лизой, укутавшись в несколько дополнительных слоев одежды, какую отыскивают в гардеробе, уже выходят из дома, а я возвращаюсь на минуту, чтобы умыкнуть новую порцию сосисок для Ричи. Он с лаем носится по двору, терроризируя мамину Фифу, – заслужил. И я уже лезу в холодильник, когда в руке вибрирует телефон – на почту упало новое письмо. О! От очень интересующего меня адресанта.
Пробегаюсь по диагонали страницы, но суть уловить не могу. Чего? Возвращаюсь к началу и теперь вчитываюсь в текст на английском уже вдумчивее. Догадки одна лучше другой лезут в голову, но я настырно просматриваю письмо в третий раз, чтобы точно знать: я все правильно понял. Сжимаю кулаки, тяжело сглатываю гневный порыв, чтобы с ходу не начать крушить все. Дышу-дышу-дышу. Только через минуту покидаю кухню, иду и…
Я застаю родителей в зале – сидят по разные стороны дивана в телефонах. Идеальная семья в деле: он переписывается со своими малолетними телками, она, как всегда, в работе.
– Пап, – начинаю специально преувеличенно любезным тоном, чтобы он среагировал. И все рассчитываю верно: через мгновение на меня смотрят две пары удивленных глаз. – Пап, помнишь, мы говорили о Канаде?
Ну, точнее я говорил, а ты едва не ржал надо мной, потому что все знал.
– Ты вроде бы что-то хотел сказать, но пришла мама и… В общем, не знаешь, почему меня не приняли в прошлый раз?
Ну же, скажи это вслух! Хотя бы сейчас будь мужиком!
– Не знаешь, да? – Смотрю только на него, и от меня не ускользает то, как он слегка щурит глаза и кривит губы, сдерживая усмешку. – Я тут недавно отправил письмо в тот же колледж.
– Ты собрался в Канаду? Бросишь нас всех? И девчонку свою? – слышу перепуганный голос мамы, но не отвожу глаз от папочки.
Оборачиваюсь лишь на хлопок двери, который раздается за спиной, но в коридоре никого не вижу. Стискиваю зубы, перевожу взгляд на отца.
– У нее есть имя. Ее зовут Лиля, – комментирую. – На самом деле я хотел всего лишь уточнить детали для поступления. Узнать, что изменилось с прошлого раза, взвесить все против и за. Лиля вдохновила меня снова задуматься над тем, чем я действительно хочу заниматься по жизни. И нет, я не рассчитывал, что поступлю в ближайшие несколько лет. Я не в лучшей форме, а учиться за границей без какой-либо поддержки – это дорого, знаете ли.
Без Лили я бы никуда не поехал.
– Но не суть. Интересно, что я довольно быстро получил ответ из Канады. В отличие от прошлого раза. И знаете, мне написали… нет, лучше зачитаю, так будет достовернее. – Я открываю почту и перевожу предложение из письма: – «Мы с удовольствием примем вашу заявку для будущего онлайн-собеседования, если вы обновите портфолио и тест…» Ну, короче, английский мне нужно пересдать, а это ерунда. Зато рекомендательные письма и многие другие документы повторно присылать не придется, потому что они имеются. – Опускаю взгляд и зачитываю текст снова: – «В базе ранее одобренных заявок на поступление в колледж». М-м-м… Одобренных. Странно, да?
Смеюсь, как будто это меня и правда рассмешило.
– Я еще думал, почему мне тогда не пришло письмо с отказом, но решил… В общем, время не лучшее было, решил, что я неудачник, недостойный будущего, которое себе придумал.
Меня разрывает изнутри. Взрывает. Кажется, я никогда не был так зол и раздосадован одновременно. Хочу понять, за что со мной так! Что я сделал? Хочу увидеть хотя бы каплю сожаления, но…
– Ты же понимаешь, что это значит, пап? Да, ты давно знал или догадался, – не знаю, что там у вас за отношения, мне никогда не понять. – Перевожу взгляд на маму и вижу страх в ее широко распахнутых глазах. – Я дни и ночи проводил у твоей койки в больнице. Я забил на свою жизнь, потому что твоя была важнее. На тот момент. И мы сделали это. Вылезли из дерьма. Вместе. А ты… Ты же знала, что я ждал ответ! Я же все свободное время работал у тебя в палате. И дома монтировал видео в твоей спальне, пока ты лежала в отключке! Постоянно вырубался в том неудобном кресле!
– Не кричи на мать, – лезет отец, но не так уж и настаивает, а я его полностью игнорирую.
– У тебя был доступ к моему компьютеру. И почте. Да, мам?
– Даня…
– Что Даня? Что опять Даня? – Это не я ору так, что у самого закладывает уши. Это само. Изнутри. Потому что вся жизнь с ног на голову. Потому что больше нет черного и белого. Все размыто, все серое. – Ты все решила за меня, да? Гребаная вершительница судеб.
Но нет, она не срывается, как я думал. Даже слезам не позволяет вырваться наружу. Садится ровнее, выпрямляет спину. Складывает на коленях руки и говорит со мной как декан, а не как моя мать.
– Ты должен понять: тогда я не отвечала за свои действия. Я думала… думала, что могу умереть, а ты… Пришла эта заявка, ты спал и… Ты был рядом со мной. Ты был важен для меня…
– Если бы я был для тебя важен, ты бы так со мной не поступила! Ты знала, как я об этом мечтал! Если бы я был важен для тебя, ты бы дала мне самому выбрать!
– Я боялась тебя потерять, я не думала…
– Неправда! – кричу в ответ, а отец только усмехается, скрестив руки на груди и почти равнодушно наблюдая за разворачивающимся концом света, будто смотрит очередной фильм-катастрофу по телику. – Ты всегда думаешь только о себе!
Наконец я говорю об этом вслух, не боясь задеть ее чувства.
– Я нужен был тебе как часть твоей идеальной семьи! Картинка, да?
– Нет…
– И ты боялась остаться одна, а не меня потерять. Тогда ведь и притворяться будет не перед кем, да? Это эгоизм в чистом виде. Ты боялась остаться одна, потому что сама никого не любишь. Тебе самой не нужен никто! И ты врала мне все это время в лицо. Ты… ты хуже него! – Тычу пальцем в сторону отца, которого все сильнее забавляет происходящее. – Он хотя бы не притворялся хорошим.
Эти слова слегка пробивают ее броню – одна слеза все же скатывается по щеке. А мне хочется выжать больше. Все их. Чтобы хотя бы раз перестала притворяться.
– Я помогла твоей Лиле. Я говорила с жюри, – резко меняет тему. – Не со всеми, конечно, но большинство за вас и… – Это отчаянный козырь в ее рукаве. Последний, кажется.
– Если бы ты вступилась за Лизу и публично выгнала Савельева в самом начале, Лиле бы и не пришлось помогать.
Правда, есть вариант, что тогда бы мы не сблизились и не случилось вчерашней ночи, но я не хочу сейчас думать об этом.
– А что там с Лизой? – интересуется отец, но не то чтобы очень сильно.
– Даня…
– Нет, – прерываю я маму, что бы там она ни хотела сказать. Плевать.
Быстро поднимаюсь в спальню, хватаю вещи, что попадаются под руку: телефон, портрет, Лилин рюкзак. Не видя ничего перед собой, будто красная пелена на глазах, спускаюсь обратно. Подхожу к входной двери, но… Стопарю себя, так как слышу в открытое для проветривания окно голос Лизы, которая успокаивает Лилю:
– Все будет хорошо, это точно. Ты зря так.
– Не знаю, – отвечает ей Ларина. – Я не уверена, что у нас что-то получится. Мы с Даней… мне кажется, мы не созданы для такого.
Какого «такого», я уже не пытаюсь гадать. Мозг всмятку, сердце напополам. На хрен все. Услышав, что их голоса отдаляются, а потом и вовсе смолкают, я, почти не контролируя себя, вылетаю из дома. Приближаюсь к тачке, не глядя по сторонам. Ричи, увидев меня, бежит навстречу, прыгает вокруг, облизывает пальцы, а я, сволочь, забыл, что хотел сосисок ему притащить. Смотрю на его длинное порванное ухо, что свисает, как у спаниелей, и вижу себя.
– Да, друг, потрепали тебя. – Глажу по загривку, думая о том, что его тоже предали и бросили. Его близкие, его семья. Он тоже оказался никому не нужен. Недостоин их любви. Недостаточно хорош для них всех. Может, потому что не дотянул до породистой морды. Да и хрен с ним. – Пойдем со мной.
Я открываю ворота, затем багажник, чтобы кинуть туда вещи. После заднюю дверь – Ричи со спокойной совестью забирается в салон тачки. Сам сажусь за руль, завожу машину и… взять бы да уехать, не видеть никого больше. Хотя бы раз побыть козлом, поставить себя выше других, не думая ни о чем. Я сжимаю пальцами руль до побелевших костяшек. А потом поднимаю взгляд и вижу, как из-за угла возвращаются Лиза с Лилей. Обе в снегу. Радостные, улыбаются, отряхивая шапки друг другу. И Тим несется за ними, продолжая закидывать снежками. Как раз в этот момент они все дружно смотрят в мою сторону, а я… я со всей чертовой силы бью несколько раз по рулю и опускаю окно.
– Лиля, ты едешь? – кричу, а Ричи мне подвывает.
Лиля не понимает, что происходит, мнется на месте, что-то шепчет Лизе и пожимает плечами.
– Едешь или нет?
Это последний раз, больше не буду уговаривать.
– Я… да! А вещи…
– Я все забрал, садись. Вы тоже, если хотите свалить, – предлагаю Тиму и Лизе.
Они переговариваются, а после друг машет мне рукой:
– Не, езжайте. Мы сами разберемся. Электричка каждые два часа ходит.
– Как хотите, – уже тише шепчу я, наблюдая за приближением Лариной. – Ворота за нами закройте.
Она садится, поглядывает в мою сторону и вздрагивает, когда Ричи лезет облизать ей лицо. От ее улыбки снова бомбит, но я отвлекаю себя, на газу сдавая назад и со злостью раскидывая колесами во все стороны снег. Больше ничего не говорю, потому что все сказал. Что Лиле еще надо, не знаю. И только проезжая дом хозяев Ричи, лезу в бардачок, чтобы взять листок с ручкой и написать записку с номером телефона – если захотят, найдут его. Вставляю ее в дверь, возвращаюсь, сажусь за руль и ухожу глубоко в себя. Просто на хрен всё.
Глава 28ОнаУгнаться за журавлем
«Да, но я не уверена, что у нас что-то получится. Мы с Даней… мне кажется, мы не созданы для такого». Мои же слова эхом повторяются у меня в голове всю обратную дорогу, которую мы молчим. И это ужасно. Нет ничего хуже давящей неловкой тишины.