Я оборачиваюсь к Лиле, готовый прямо сейчас и при всех начинать оправдываться, падать на колени и каяться во всех смертных грехах. Но она в эту секунду смотрит на Лейлу, которая, подсев к моему отцу, что-то втирает ему. С бумажным стаканом кофе, который нервно крутит в руках. И я понимаю, что Лиля все поняла без меня.
– Лиль, – зову негромко, прожигая глазами ее висок.
Она сглатывает, но не шелохнется. Взгляд направлен в зал. Никаких эмоций не показывает, а я не пойму – рванет или нет. Ничего не понимаю. Что делать – тоже. Взять, сгрести в охапку, спрятать ото всех и не выпускать, пока не услышит меня? Да. Делаю к ней шаг, приняв решение, а она резко идет навстречу, огибает меня и останавливается лишь на краю сцены.
– Изменник! – кричат из зала.
– Фу! А я голосовала за тебя!
– Ты обманывал беременную девушку?
– Или ты не только ей заделал ребенка?
Отдельные обрывки фраз долетают до меня, но не трогают. Меня вообще мало трогает происходящее, пока Лиля не выстреливает громким «хватит» со сцены. В один миг смолкают все; даже Лейла, решившая сбежать от лишнего внимания и гнева отца, к которому сунулась при матери, застывает на полусогнутых ногах на пути к выходу. Тим, спасибо ему и на том, гасит прожектор, чтобы мы не чувствовали себя как на витрине, и теперь я вижу десятки, сотни уставившихся на нас лиц.
– Но он обманывал… – выплевывает снова кто-то, а Лиля резко перебивает, пока я подхожу ближе, чтобы лучше видеть ее.
– Он не обманывал! – прикрывает на миг глаза, а сама говорит громко и четко. Сжимает маленькие кулачки и следом вытягивается струной так, что кажется выше, чем есть. – Меня не обманывал. А мы…
Так и смотрит только перед собой, пока я мысленно умоляю ее обернуться.
– Данил мне не изменял, – заявляет твердо и улыбку давит из себя безразличную. Меня пугают такие перемены в ней. – Он не мог мне изменить, потому что мы не встречались по-настоящему. Он меня не обманывал и ничего мне не обещал. И может, – запинается, – ц-целоваться… он может целоваться с кем захочет. Мы просто подыграли сплетням, чтобы выиграть конкурс.
Каждое ее слово бьет болевым прямо по сердцу. А она никак не останавливается, гасит меня контрольными в голову:
– Мы… – короткий вздох, – всего лишь сплетня. И всё.
Мои мысли превращаются в кровавое месиво. В ступоре медлю несколько секунд, пока Лиля спускается со сцены под громогласную тишину. А когда по щелчку включаюсь и бегу следом за ней, начинается хаос: все вскакивают с мест, шумят, спорят друг с другом, что-то выкрикивают в мою сторону. Плевать. Я пробираюсь через толпу, теряю ее из виду. Сердце на панике стучит так, что вот-вот пробьет дыру в ребрах и выскочит из груди.
– Она ушла туда! – Лиза машет руками в направлении, куда теперь мчусь.
Нагоняю Лилю у гардероба, перехватываю за локоть.
– Стой! – вырывается жесткое и острое, как бритва. – Стой, – сразу повторяю просьбу спокойнее и нежнее, хотя дыхание сбито и каждый вдох-выдох дерет горло.
Лиля не делает резких движений. Не отдергивает руку, но высвобождает ее. Обнимает себя, пятится от меня. Мотает головой, но глаза сухие. Только бы не начала плакать. Я не хочу, чтобы она плакала из-за меня. Только не из-за меня.
– Выслушай, пожалуйста, стой, – прошу, когда снова опускает взгляд, ускользая. – У меня с Лейлой давно ничего нет.
– Ты не должен… – говорит, видимо, с паркетом, потому что смотрит под ноги.
– Да, было. – Не слушая ее, продолжаю: – Недолго. Но мы разбежались. Еще до тебя.
– Я понимаю…
– Ничего ты не понимаешь! – завожусь я. – Да, было дело, я заходил за кофе для нее первое время, но… Лиль, я ни о ком другом думать не могу с тех пор, как встретил тебя. Я никуда без тебя не собирался, ни в какую Канаду, – ты придумала себе ерунду. Мне никакая Канада не нужна без тебя. Я тебе не врал. Я люблю…
– Остановись.
Ее шепот больше похож на шипение, но я настаиваю и повторяю лишь громче:
– Я люблю тебя, и для меня все это не игра!
Лиля вздрагивает, резко закрывает уши и жмурится, как маленький ребенок. Мотает головой, не желая слышать правду. А я не отступаю. Подхожу к ней, касаюсь пальцами щеки – так она закрывает лицо руками и тяжело дышит.
– Я уже не понимаю, что правда, а что нет, – говорит приглушенно. – Мы же и правда притворялись. – Поднимает на меня влажные глаза. – Откуда ты знаешь, что мы не заигрались?
Я знаю. Как это можно не знать?
– Мы были вместе по-настоящему, – обнимаю ее лицо ладонями, не позволяя отвести взгляд. – Та ночь была настоящей. Я люблю тебя по-настоящему.
Лиля вцепляется пальцами в мои руки, и надежда греет мне душу, но недолго. Она отводит их, чтобы оставил ее в покое.
– Пока тебя не было, в моей жизни все шло ровно и относительно спокойно, а теперь… – всхлипывает надрывно. – Мне так больно… вот здесь.
Она накрывает то самое место, где яростно колотится сердце, где у меня тоже болит.
– И страшно… – едва различаю слова по движению ее губ, потому что говорит почти неслышно. – Я так сильно боюсь…
– Бояться – это нормально.
– Не для меня, – еще сильнее, на грани отчаяния, мотает головой. – Я… мне… мне нужно побыть одной. Подумать, как быть дальше с… университетом, учебой и… – шмыгнув носом в последний раз, она переходит на деловой тон. Режет продольно по венам.
– Не сбегай от меня, – повторяюсь я. – Ты не из пугливых.
Все равно бежит.
– Прости.
Подпрыгнув и перегнувшись через стойку, она самостоятельно хватает пуховик с крючка и несется в сторону выхода. Как раз когда тяжелая дверь распахивается и в клуб заходит смутно знакомый тип, который здоровается с Лилей. Точно, ее однокурсник – видел их вместе в универе не один раз, еще когда не были близко знакомы. Помню, даже ревновал к нему. Тот, быстро оценив ситуацию, предлагает подкинуть ее домой, она тут же соглашается и выскакивает на холод. Я за ней, но…
– Мужик, давай тише ты. – Мне преграждают путь, а я напрягаюсь всем существом. – Не бей: вижу, что хочешь. Не знаю, что у вас творится тут, но сейчас ты только наломаешь дров. Выдыхай давай. Я отвезу ее, прослежу, чтобы домой зашла, – мне Ларина не левый человек. Она тоже остынет, успокоится, а потом вы…
– Рома, это не я! – выскакивает будто из-под земли Таня, с которой Тим мутил. Хотя бы сейчас без своей псины. – У меня было видео, но я не сливала его! Лиля нормальная, я бы не стала… – Она только сейчас замечает меня и сразу хмурится. – К твоему сведению, я предупреждала Лилю, чтобы держалась от тебя подальше.
Рома говорит, что ему плевать, кто виноват, и сваливает вслед за Лилей. Мне теперь тем более плевать. На все. Поэтому, когда из зала высовывает исцарапанную морду Савельев и открывает рот в мою сторону, я на морозе даю ему в нос – за все. И сваливаю в закат.
Глава 30ОнаС самого начала
Понедельник – день суровый. Но не настолько же! Вместо того чтобы отсыпаться перед экзаменом, мне приходится в срочном порядке подменить девочку, которая пришла на место Кати Гомес. Хотя до Нового года было решено, что первую половину дня она справится в кафе без меня. Еще не приступила толком к обязанностям, а уже срывает график по непонятным причинам, – не думаю, что мы сработаемся.
Историю сдавать в два часа, а я так чертовски устала, что, кажется, спутаю реальную Екатерину Великую с сериальной, где сыграл красавчик Николас Холт. Еще и даты повторить не успею – только закончила проветривать кафе. После генеральной уборки, которую вчера заказала хозяйка, здесь так сильно пахло хлоркой, что у меня слезы лились полчаса. Кто-то, кстати, умудрился сфотографировать меня с красными глазами и табличкой «Закрыто» на входе и выложил в змеиный чат. Все дружно решили, что я плачу из-за Данила, а затем завязался новый спор о том, беременна я все-таки или нет. И тот факт, что я публично призналась в фиктивных отношениях, никого не смущал: мол, я не говорила, что НЕ беременна.
Ну, в чем-то они правы. Или знают о тесте на беременность в моем рюкзаке. К счастью, отрицательном. Может, видели, как я покупаю его в аптеке? Хотя конспирация с капюшоном и очками была на высшем уровне. Пошел только первый день задержки, но я решила перестраховаться – чем черт не шутит. Хотя привычное тянущее ощущение внизу живота, предвещающее те самые дни, и без всяких тестов обещало, что появление на свет мини-Рафиков, слава богам, не намечается. Фу, ужасно звучит. Прыскаю от смеха, а Лиза принимает на свой счет и продолжает болтать, облокотившись на стойку, о чем угодно, только не о брате и конкурсе. И я сама попросила ее молчать, благодарна ей, но…
Не могу не думать о Дане. Кусаю губы, чтобы о нем не заговорить, не спросить, как он, где вообще. Все мысли два дня только и делают, что возвращаются к нему. Я не сплю, не ем, не учу билеты – все, что могла, выучила, да и к чему надрываться, если все равно осталась без шанса на бюджетное место? Ощущаю бескрайнюю пустоту, но пытаюсь саму себя убедить, что теперь мне будет лучше. Точно будет! Мне одной было спокойно, стабильно, а после знакомства с Романовым я живу как на минном поле! И сердце то и дело заходится в приступах тахикардии – так и до преждевременного инфаркта недалеко.
Данил для меня вреден! И я выставила себя полной дурой, когда наивно решила, что он ходил в кафе из-за меня. Он делал это из-за длинноногой и привлекательной Стервеллы Андреевны, рядом с которой я кажусь маленьким милым гномом. Мои проблемы с рейтингом и той письменной работой были из-за него! Все, черт бы его побрал, из-за него! Савельев, место, конкурс… ар-р-р!
Еще эта Канада! Он собирался ехать туда учиться, теперь, оказывается, не хочет без меня, но со мной все-таки собирается? И если да, меня он не забыл спросить? А если он вообще заигрался и не понимает этого? Что, если я поддамся этому зреющему чувству в груди, а потом окажется, что это все несерьезно, как и с его психологиней? Мне будет еще больнее, чем сейчас? Да я просто не выдержу!