Сердце, кажется, не стучит, пока не убеждается, что с Даней все в порядке. Пока он не встает и, прихрамывая, не направляется в сторону скамьи запасных, жестом показывая, чтобы делали замену, видимо.
– А бить пенальти кто будет? – ругается в ответ тренер, пока я осторожно, сливаясь с толпой, продвигаюсь ближе.
– Андрей пробьет, он лучше меня это делает.
Даня выражается нецензурно, шипя сквозь зубы от боли, когда ставит ногу на скамью и осматривает покрасневшую голень. Достает из рюкзака воду, пьет жадно, в спешке, и половину льет мимо рта на футболку. Я собираю всю смелость в кулак и решаюсь подойти к нему, но в тот же миг мне преграждают дорогу.
– Мы не сняли твоих голов. – Передо мной возникает мужчина с камерой. – Твой отец будет недоволен.
– Класть на отца.
Даня вытирает полотенцем мокрый лоб, прикладывает к ушибу лед, пока на фоне происходит что-то важное, спорят игроки и, возможно, решается чья-то судьба. Посылает прямо и надолго приставучего оператора, а затем опускает ногу на землю и собирается сесть, когда… наконец замечает меня. И вся моя смелость растворяется как по волшебству. Его взгляд слишком тяжелый, чтобы даже вздохнуть. Едва не закашливаюсь, сглатываю воздух. Нервно коротко улыбаюсь и машу ему рукой, хотя стою всего в метре от него.
– Привет, – робко выдаю я.
Он смотрит. И смотрит. И продолжает смотреть. Как будто не понимает, что делаю здесь. Я делаю еще шаг, когда кивает.
– Привет, – выдает он.
Плоско и без эмоций. Как мог бы обратиться к любому здесь. В груди скребет.
– Ты в порядке? – больше не нахожу, что спросить.
Хотела сказать так много, но сейчас все вылетело из головы. Пусто, ни одной мысли. А Даня… он… не помогает. Оглядывается вокруг, снова возвращает взгляд ко мне.
– На нас все смотрят, – говорит самую очевидную вещь.
– Плевать, ты в порядке? – настаиваю я, но он продолжает проверять меня на прочность.
– Ты точно ко мне обращаешься? – возвращает мне ту боль, которую причинила ему.
– Да, к тебе! – срываюсь на крик.
По ощущениям, половина зрителей сейчас охотнее наблюдает за нами, чем за футболом. И ладно, я пытаюсь не спасовать и повторяю про себя, что волшебный человек напротив сделал для меня больше, чем кто-либо в этой жизни. Чтобы не отступить. Я и так слишком долго соображала, что чувствую. Теперь, когда точно знаю, я готова бороться за свою любовь.
– Сильно больно? – Не отрывая взгляда от его глаз, киваю подбородком куда-то в сторону его ноги.
– Жить буду.
Мы говорим тихо, когда вокруг до невозможного громко, но слышим друг друга. Чувствуем, скорее, даже.
– Твоя мама мне все рассказала. И Лиза, и я…
– И ты здесь только поэтому? – Его ноздри раздуваются, скулы выделяются четче, когда стискивает зубы. Он разрывает контакт и отворачивается, бездумно укладывая в рюкзак вещи. – Не парься, ты мне ничего не должна.
– Я здесь, потому что скучала, – говорю громче. Чтобы услышал меня. Чтобы все слышали. – Я здесь… потому что мне плохо без тебя. Но я так боялась… мне было страшно, и я… Ну почему ты просто не заставил меня послушать тебя и дал сбежать?
Всхлипываю на последнем слоге. Все плывет перед глазами, верхняя губа дергается. Чувства прорываются наружу вместе со слезами – больше не могу их сдерживать. Беззвучно плачу, стиснув зубы. Мне так холодно в этом промозглом одиночестве. Я дрожу. Закрываю глаза и выдыхаю, когда… да. Он! Контакт, разряд двести двадцать для умирающего сердца, тепло. Это Даня. Он обнимает меня и позволяет зарыться носом во влажную футболку.
– От меня пахнет, – слышу с усмешкой где-то над макушкой. Он пытается отстраниться, но я намертво впиваюсь пальцами в его форму и притягиваю обратно.
– Нет-нет-нет…
Не пахнет. Он теплый. И нужный. Такой мой. Он же мой? Моргаю много-много раз, прижимаюсь щекой к мокрой груди, слушая бешеный стук его сердца, а сама только крепче сдавливаю Даню в объятиях, чтобы не подумал смыться от меня. Не выйдет. Ему придется тащить меня за собой.
– Значит, все это правда? Учеба? Ремонт? – Для меня это не главное, но я по-прежнему не могу поверить, что он заботился обо мне, когда я и не подозревала. – Ты все это сделал для меня?
– Я ничего не делал, сделал мой отец…
– Даня! – Вскидываю голову и смотрю на него со всей любовью, на какую способна. – Значит, ты уже тогда?..
Время замедляет свой бег, если не останавливается вовсе. Он смотрит на меня не моргая. Напряжен как никогда, а потом… после он выдыхает и, прикрыв глаза, произносит проникновенным голосом:
– С самого начала.
Я встаю на носочки и тянусь, чтобы быстрее коснуться его губ, будто без них в мой организм не поступит кислород. Боюсь не достать до него и повиснуть на шее, как новогодняя игрушка на елке, но Даня оживает от моего шепота «и я тоже». Он встречает меня на полпути, и это мягкое прикосновение становится концом света на один короткий миг. Концом всего плохого, что могло быть порознь, потому что теперь мы – одно целое вместе. Вдвоем можно все то, что не сумел один. Вдвоем все страхи делятся пополам, а любви в два раза больше.
Мы вспоминаем, что нужно дышать, двигать губами, цепляться пальцами друг за друга. Признаваться в любви на самом понятном языке, перевод которого теперь ясен без словарей и подсказок. И едва-едва сдерживать стон, рвущийся из груди на волю, пока где-то на фоне среди свиста и аплодисментов раздается чей-то недовольный возглас:
– Так я не поняла: они встречаются или нет?
ЭпилогОнаТы – все, что нужно
Щелчок. Еще один. И последний. Даня открывает дверь и пропускает меня вперед, но, пока я медлю, между ног проскальзывает наглый Ричи. Все ему надо первому! А мне вот так волнительно – переступать порог съемной квартиры, где нас будет только двое. Ну, двое с половиной, если считать Ричи. Я, конечно, очень люблю Тима с Лизой, с которыми мы прожили бок о бок столько времени, но иногда их бывало слишком… много, пожалуй. Да, это самое подходящее слово.
Делаю робкий шаг, второй, третий – уже увереннее. Останавливаюсь у окна, через которое в пустой зал заливается солнечный свет. С десятого этажа открывается красивый вид на заснеженные крыши – я невольно улыбаюсь, потому что мне нравится, хотя в квартире пока ничего, кроме встроенной мебели, нет. Первая сдача – так сказал хозяин. И сбросил цену, чтобы мы сами обустроили ее.
Фотографирую все подряд, чтобы выложить у себя на странице – она стала довольно популярной. Я думала, что после конкурса народ отпишется, но нет. Еще большим удивлением стало то, что многие интересуются не только моими отношениями с Даней, но и работами, которые я иногда выкладываю в профиле.
Нажимаю кнопку «Опубликовать» и поворачиваюсь к Дане.
– Я тебя люблю! – Мой голос отражается от стен, прилетает обратно с мурашками по рукам. Невольно вздрагиваю, потому что по плечам проносится дрожь. Я всего лишь проверяла акустику, но, когда он так смотрит на меня, я по-прежнему забываю, как дышать. – Мне нравится, тут кру…
Последний слог теряется в его мягком, но требовательном поцелуе. Когда он так целует, я забываю, как меня зовут.
– Ли-и-ля, – точно! – ты же хотела просто посмотреть квартиру. А если продолжишь в том же духе, нам придется задержаться.
Все еще целую его в ответ, пропуская слова мимо ушей. Прижимаюсь крепко-крепко губами, прежде чем отпустить.
– В каком таком духе? – шепчу, касаясь его лба своим, пальцами глажу короткий ежик на затылке. Приятно колючий.
У Дани новый имидж. Он как-то внезапно сменил его, после того как влился в творческую тусовку – одним обычным вечером подстригся и осветлил волосы. Непривычно. Стал смахивать на раннего Эминема, а Лиза теперь зовет его Кориоланом Сноу[33], кем бы этот человек ни был. Но мне нравится. Я все люблю в нем, пусть даже наголо бреется. Хотя… пожалуй, нет, это уже слишком.
Он ощутимо прикусывает мою верхнюю губу. Я прикрываю глаза и теряюсь в моменте. Думала, со временем этот трепет в груди пройдет, но он никуда не исчезает. А минул целый год. Мы с Даней вместе уже полный – с трудом верится, как быстро летит время, – календарный год, и это лучшие двенадцать месяцев в моей жизни.
Насчет Дани я нескромно считаю так же. Он же отчислился с факультета менеджмента и летом поступил в другой институт на режиссуру кино и телевидения. Теперь пары он не прогуливает. Да вы бы видели, как горят его глаза, когда он занимается тем, что ему по-настоящему нравится! Правда, последние полгода по ночам я чаще находила его с Тимом на диване, чем рядом с собой, но понимаю, что высокое искусство требует жертв. Высокое искусство и видеоролики для Али Конфеты, которые он продолжает делать на радость всем ее фанатам, включая Вету, – она, кстати, благословила нас, когда он пообещал когда-нибудь их познакомить.
– Надо бы кровать и стол купить к Новому году, – с трудом отбиваясь от его настойчивых губ, говорю я, а сама бездумно подставляю им шею.
– О да-а, кровать нужна, – как кот, мурлычет он, цепляет мочку и втягивает тонкую кожу на том чувствительном месте за ухом. – Хотя…
Сжав мои бедра, он подбрасывает меня вверх, чтобы усадить на подоконник. Раздвигает руками колени, чтобы прижаться ближе. Целует так отчаянно, будто каждый раз для него последний, будто считает, что я все же могу сбежать от него. А я отвечаю снова и снова с таким пылом, чтобы понял уже: я никуда не уйду. Куда я без него? И зачем?
Вздыхаю, глядя на его движущиеся губы. Слышу только стук собственного сердца, которое снова бьется наперегонки с Даниным. Счастлива, потому что счастливо улыбается он. Счастлива, что у ребят с «Неучем» дела идут хорошо и Даня может позволить себе платное образование и квартиру в центре, от которой нам обоим недалеко ездить на учебу. Когда не нужно считать каждый рубль, это заметно облегчает жизнь. Хотя мы считаем. И ежемесячно планируем бюджет, чтобы на все хватало, – я вычитала об этом в статье. Помогает. По крайней мере сейчас я могу сама себе покупать помаду и все, что нужно для учебы, на которой я по-прежнему пропадаю благодаря тому, что Даня взял на себя крупные расходы.