[7] проводились кардинальные реформы образования. Если раньше студент за четыре года должен был стать врачом, то теперь время обучения увеличилось до пяти лет. Добавилось много сложных нововведений — например, необходимо было год проработать в больнице без зарплаты (в настоящее время это называется интернатурой), только после этого ты мог сдать госэкзамен.
Мои однокурсники бросали учебу и со словами «Мы так не договаривались!» возвращались в родные места. Молодым людям из богатых семей не хотелось преодолевать столько препятствий, чтобы стать врачами. Но у меня выбора не было, дома меня никто не ждал. Поэтому я продолжала изо всех сил учиться и в марте 1950 года (25-й год эпохи Сёва) окончила институт.
Дальше администрация колледжа сообщила: «У нашего учебного заведения нет возможности зачислить всех вас в интернатуру. Поэтому учащиеся должны сами подыскать себе место». В результате почти половину студентов отчислили. Я все-таки устроилась в больницу Ниссэки в Осаке, но испытания продолжались.
В больнице меня заставляли работать до полного изнеможения. Я трудилась с утра до вечера, проглатывала порцию лапши за 10 иен, бегала туда-сюда, занималась… Вертелась как могла. Зато в нашей интернатуре собрались выпускники сразу нескольких институтов, и вечерами все мы, воодушевляя друг друга, готовились к экзаменам. Тогда же у меня случился роман — с молодым врачом-педиатром. Правда, у него уже была в деревне невеста, которую подыскали родители. Я понимала, что мы не сможем пожениться. Поэтому мы всего раза три прогулялись по городу. Такие вот свидания. Это была искренняя, чистая первая любовь. Во время войны я все думала: вот бы влюбиться хоть раз до того, как я погибну при бомбежке. Поэтому мне было достаточно и такого невинного романа.
После года интернатуры и экзаменов я наконец стала врачом. Врачом-то стала, но работать было негде. Больниц не хватало, и даже если бы я смогла найти место, то несколько лет не получала бы зарплату[8]. А накоплений, чтобы хоть как-то жить, у меня не было.
И вот, когда я ломала голову, что же делать, неожиданно меня нашел один знакомый — продавец мороженого в кинотеатре, где я подрабатывала в студенческие годы. Увидел меня и говорит: «Мой младший брат — врач и занимается частной практикой. Если хочешь, могу вас познакомить».
Так я переехала в дом к сенсею, стала жить и работать у него. Он был женат, растил двоих маленьких детей. Я ассистировала ему на приемах, готовила с ним лекарства, сопровождала его во время визитов к больным, но это не всё. Что бы меня ни просили сделать дополнительно — побыть нянькой, убрать дом, постирать, — я соглашалась. Моя жизнь подмастерья продолжалась года два. И тут я снова встретила на улице Осаки друга — на этот раз врача, с которым мы вместе проходили практику. Он сказал: «В отделении психиатрии в больнице префектуры Нара свободно место ассистента. Зарплата 7000 иен (это соответствовало первой зарплате государственного служащего того времени). Думаю, что и в университете сможешь еще больше заниматься. Не хочешь туда?»
Вот ведь как иногда бывает.
В то время я один-два раза в неделю ходила на занятия в терапевтическое отделение муниципального университета Осаки и отвечала там за больного туберкулезом в последней стадии. Лекарства от этой болезни были очень дорогими и редко применялись в обычных больницах. Как правило, человеку делали местную операцию, чтобы замедлить развитие болезни, но это не слишком облегчало страдания: больные туберкулезом в последней стадии тяжело дышали, слабели, просто ожидали смерти. Рядом со своим подопечным я постоянно мучилась от чувства беспомощности, ведь я не могла стать ему настоящей опорой. Каждый раз, отправляясь к нему, я думала: «Как поддержать того, кто просто ждет смерти? Как было бы здорово лучше понять душу человека…»
И тут мне предлагают пойти в психиатрию! Я моментально ответила: «Хочу!»
Вопрос решился быстро. Так начался мой новый путь.
Глава третья. В отношениях между людьми много таинственного
1. Нужен ли собеседник, которому без прикрас можно рассказать о своих бедах? Это самый большой секрет того, как вернуть себе бодрость духа
После того как мне исполнилось восемьдесят восемь лет, я стала работать меньше — четыре дня в неделю. Нужно ли вообще работать в таком возрасте? Я часто об этом думаю, но прихожу к выводу, что мне трудно уйти на пенсию. Я не раз говорила с председателем правления клиники, просила: «Ну отпустите уже меня», но он все время отвечал: «Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть». Так что мой уход все время откладывался.
Но если работаешь долго, случаются очень интересные дела. Например, у меня много пациентов, которых я знаю более двадцати лет. Отношения с ними — это уже что-то большее, чем «больной — врач». Эти люди — буквально твои товарищи, с которыми вы вместе идете по жизни.
Когда тебе говорят: «Раз в месяц пообщаться с вами стало для меня отдушиной» или «Мне так приятно, что я могу рассказать вам обо всем. Другому-то никому пожаловаться невозможно», как-то не получается бросить работу. При этом я совсем не имею в виду, что у меня особые методы лечения или уникальные приемы консультирования.
Я просто всех выслушиваю.
«Как вам было тяжело, понимаю. А я тоже ужасно переживала», — говорю я и рассказываю какую-нибудь историю о муже, чтобы человек понял, что он не один. Предлагаю: «Вы можете откровенно пожаловаться на все, что вас тревожит» — и помогаю пациенту сбросить камень с души. Или зову поискать решение вместе: «Давайте подумаем, что надо сделать для того, чтобы вам стало полегче». Мы рассказываем друг другу о своей повседневной жизни, иногда серьезно, иногда шутя. И бывает так, что уже от этого душа излечивается.
Вот, пожалуй, и все, что я делаю в своем кабинете. Но ведь у многих нет места, где можно спокойно поделиться печалями.
Даже если мы не можем дать кому-то совет или найти блестящее решение проблемы, мы способны просто встать с человеком рядом и выслушать его. И ему станет немного легче.
Просто слушайте изо всех сил и говорите: «Вот как? Не может быть! Как вам было тяжело!» Конечно, постоянно всем сочувствовать сложно, поэтому, как мне кажется, нужно все же сохранять разумную дистанцию. Тем более, увы, от душевных переживаний нельзя на 100% избавить ни лекарствами, ни советами. Исцеление найдется, только если ты сам постепенно, долгое время будешь искать его в муках. Но справляться в одиночку трудно. Поэтому, если кто-то рядом с вами расстроен, попробуйте для начала выслушать его, просто приговаривая: «Ну да, ну да, понимаю». Довольно многим помогают такие простые слова. Если у человека есть кто-то, кому можно без опасения признаться в своих слабостях, он худо-бедно справится и будет жить дальше. Неплохо, я думаю, собраться вместе и от души обсудить все, на что человек хочет пожаловаться. И обязательно сохраните это в секрете, не передавайте другим. Я храню все тайны пациентов. Это мой человеческий долг.
2. Если от души сочувствовать мелким проблемам, то даже малая доброта вернется сторицей
Ты с удовольствием работаешь — люди с удовольствием тебе помогают. Быть человеком, которого легко о чем-то попросить, тоже важно. Ко мне часто обращаются за помощью коллеги из больниц и частных клиник, потому что я «удобный доктор, которого не страшно попросить». Это не означает, что я ко всем подлизываюсь и стараюсь угодить. Если я могу выполнить просьбу, то соглашаюсь и помогаю с удовольствием; если нет — извиняюсь и вежливо отказываю. Ведь главное — готовность хотя бы выслушать просьбу и отнестись к ней по-человечески.
На любой работе есть дела, которые может сделать кто угодно, — например, куча писанины. Сотрудники администрации и меня не раз о чем-то просили, говоря, например: «Сенсей, это документы не вашего пациента, но у нас такая спешка, не могли бы вы заполнить?» Медсестры спрашивали: «Господин… лежит рядом с вашим пациентом, не могли бы вы и его заодно осмотреть?» А совсем недавно семья одного больного, у которого я не была лечащим врачом, попросила меня обследовать его на дому. И я всем отвечала: «Да, хорошо, сделаю» — и всегда, насколько возможно, пыталась помочь.
Ко всем нам обращаются с разными просьбами, постоянно. И если есть время, зачем ворчать: «Это не мое дело»? Почему просто не помочь? Делать одно за одним небольшие добрые дела гораздо лучше, чем жадничать.
Тот, кому вы помогли, обрадуется. Возможно, вы подружитесь. А когда придет время, он легко откликнется на вашу просьбу. Это и есть, как мне кажется, суть здоровых отношений. Конечно, если просьба для вас тяжела, нужно прямо сказать: «Извините, не могу». Но если вы свободны, можно даже самому спросить, например, у коллеги: «Кстати, я могу быть чем-то полезным? Готов помочь». Такая малая доброта улучшает рабочую атмосферу. Может быть, из-за моей готовности помогать меня и не отпускают на пенсию.
Не надо забывать о том, что все отношения строятся по формуле «Делай добро, и воздастся добром». И насколько вы станете человеком, которого легко о чем-то просить, настолько улучшатся ваши отношения с другими.
3. Выигрывает тот, кто первым извинится после ссоры. Если бесконечно настаивать на своем, не сможешь найти себе места
Когда ты работаешь, невозможно обойтись без трений с коллегами. У меня тоже бывают ситуации, когда приходится быть жестче, например говорить медсестрам или ассистентам: «Это нужно было сказать обязательно» или «Если не обратить на это внимание, будет очень плохо».
В таких случаях я прошу: «У меня есть разговор, не уделите мне немного времени?» — а потом обстоятельно обсуждаю все с человеком. Но иногда наши мнения серьезно расходятся. Тогда я говорю: «Вот как. Вы так думаете? Наши позиции совсем не совпадают, но, может быть, только на этот раз вы сможете согласиться со мной?» И добавляю: «А я, в случае если возникнет какая-то ситуация, буду на вашей стороне». В общем, стараюсь идти на взаимные уступки, всегда ищу, не упустила ли что-нибудь из виду.