— Едва не растоптал меня! Скачет прямо по тротуару, потом свернул на мостовую, промчался по газону перед больницей, махнул через изгородь, через другую. Да еще повернулся, сорванец, и крикнул мне, что опаздывает в школу! Вот я скажу его старику!
— Ну да, шотландец вам тоже скажет пару слов, да только вы все равно ничего не поймете, — сказал парикмахер, и все засмеялись.
Действительно, Скотти никогда не пользовался проезжей частью улицы.
— Шпарит прямо по задворкам, — подтвердил мистер Стоун, развозчик льда. — И выскакивает из таких закоулков, о которых ты и знать не знаешь. Недавно я видел, как он вылетел со двора редакции «Стандарта». Как он туда попал, скажите на милость?
— Может быть, через задний двор скобяной лавки?
— Потом проскочил мимо пожарной вышки и вынырнул возле дома, что рядом с Роллсом, агентом по продаже тракторов…
— И главное: вот он здесь, а не успеешь оглянуться, его и след простыл!
Отметим, что во время великого раскола парикмахер был на стороне Скотти, а лесоторговец Джеклин, разумеется, горой стоял за богача Эллисона Эйра.
В общем-то, Скотти вел себя как и положено «мальчишке из буша». В городе таких считали дикарями, от которых только и жди каких-нибудь неприятностей.
Однажды Скотти застали с поличным во дворе типографии «Стандарта»: он рылся в ящике, где попадались кусочки свинца от набора. Из них получались отличные грузила для его удочек, и Скотти набивал этим добром полные карманы.
— Ты чего тут воруешь? — спросил наборщик Филлипс, хватая Скотти за ворот.
— Я не знал, что это называется воровать, — огрызнулся Скотти и покрепче уперся босыми ногами в землю, не выпуская из рук поводьев.
— Так я тебе и поверил! — проворчал наборщик и чуть-чуть ослабил хватку.
Скотти только того и ждал. Он молниеносно взвился вверх, на спину пони, и Тэфф уже летел вперед, сам зная, что от него требуется. Они промчались по аллее и исчезли за баптистской церковью.
— Вот чертенок! — сказал наборщик моему отцу, который как раз проходил мимо.
Но отец-то видел, что Филлипс сам его отпустил. Надо ли говорить, что наборщик оказался потом в рядах сторонников Скотти?
Дело в том, что Скотти, как и все мы, не был ни особенно хорошим, ни совсем уж плохим. У каждого были свои трудности, вызванные нашими местными условиями. У Скотти это были бедность семьи, проклятая богом ферма, необходимость мотаться между бушем и городом, наконец, врожденное тяготение к проказам, постоянное желание подергать город за его респектабельный хвост. Но я никогда не знал за Скотти подлости или склонности к воровству, хотя он и не упускал случая «прихватить» какую-нибудь ничейную мелочь, подвернувшуюся под руку. У него были отчетливые пристрастия и антипатии в отношении города: например, он никогда не делал чего-либо во вред семьям горожан таких же бедных, как его собственная семья.
Однажды в субботу Скотти верхом на Тэффе появился у ворот нашего дома с двумя большими мешками. Он въехал во двор, обогнул дом, миновал шпалеры винограда и через заднюю дверь звонко крикнул:
— Миссис Квэйл! Отец прислал вам немного лошадиного дерьма!
Мы в это время завтракали, к тому же отец не терпел грубой «деревенской» манеры выражаться. Он даже задержал в воздухе вилку с омлетом. Но тут мой брат Том расхохотался. Мать, поднявшись из-за стола, тоже едва сдерживала смех: уж очень непосредственно это у Скотти получилось. Даже отец не нашелся, что сказать.
— Одну минуту, Скотти. — Мать вышла на заднее крыльцо. — Сколько я вам должна?
— Ничего, — сказал Скотти, а когда мать стала настаивать, объяснил, что отец не велел ему ничего брать.
Это Энгус Пири благодарил отца за помощь в суде.
— Где вывалить? — спросил Скотти.
Мать немного подумала.
— Вон там у сарая, под персиковым деревом.
Скотти, не расстававшийся с Тэффом без крайней необходимости, предоставил пони самому найти дорогу среди тщательно обработанных отцом грядок с овощами.
Подъехав к персиковому дереву, он вытряхнул из мешков навоз, затем повернул Тэффа так круто, что тот на мгновение поднялся на задние ноги, и поехал обратно между грядками осторожно, точно кот, пробирающийся среди розовых кустов.
В этот момент в дверях появился мой отец.
— Что ты тут вытворяешь? — загремел он.
— Ничего, ничего! — поспешила вмешаться мать. — Он ничего не повредил.
Затаив дыхание, следили мы за Скотти и Тэффом — мы-то знали, какая разразится гроза, если будет сломан хоть один стебелек.
— Разбросайте его на ночь, тогда не будет так сильно пахнуть, — посоветовал Скотти.
— Не хочешь ли помыть руки? — предложила мать.
— Ни к чему, миссис Квэйл. Я ведь поеду мимо реки.
И Скотти исчез, прежде чем мать успела предложить ему груш, или слив, или кусок пирога с джемом.
Назавтра я увидел его с таким же мешком у дома Томпсонов. Миссис Томпсон была вдовой, а сын ее Кейт считался самым близким из друзей Скотти. Только на Кейта временами, как выражались горожане, «находило», и он неделями сидел дома.
Дом у них был маленький, ободранный, покосившийся, но миссис Томпсон окружила его со всех сторон клумбами фиалок, запах которых доносился до самых окраин. Кейт уже неделю болел, поэтому Скотти сам высыпал навоз и сейчас шлепал босиком по двору, помогая миссис Томпсон по хозяйству.
— Осторожней, Скотти, не наклоняйся так низко. И не дыши навозом, — приговаривала миссис Томпсон, маленькая суетливая женщина. Она была уверена, что ее сын заболел от тяжелой работы.
— Не беспокойтесь, — отвечал Скотти, как всегда, грубовато и словно нехотя. — Мне это все нипочем.
Но не всегда Скотти вел себя так великодушно.
В городе были мальчишки, которых он дразнил и травил безжалостно. Была у нас такая улица — Уилсон-стрит. Это была самая богатая улица в городе, она диктовала свои законы всему городу, поэтому Скотти инстинктивно невзлюбил ее.
Дома на этой улице были солидные, вместительные и прятались за высокими заборами или живыми изгородями. При них были большие сады с густыми газонами, пальмами, фруктовыми деревьями, обычно апельсиновыми, и цветочными клумбами. Почти в каждом дворе держали злобного пса, который бегал вдоль ограды и лаял, пока кто-нибудь шел мимо.
Скотти то и дело выпускал этих собак на улицу. Сначала раздразнит как следует, потом, не сходя с Тэффа, отодвинет задвижку ворот, приоткроет их и пускается наутек, увлекая за собой обезумевшего пса. Одна из богатых семей, Уинстоны, держала в загоне позади гаража молодого кенгуру. Охранял его косматый эльзасский пес. Скотти обычным способом выманил собаку на улицу, выпустил кенгуру и заставил его перескочить через ограду на улицу. Но на улице кенгуру некуда было скрыться! Со всех сторон набежали собаки и с лаем стали наседать на незнакомого зверя. Пришлось Скотти загнать кенгуру обратно во двор.
Хорошо хоть самому удалось удрать.
А однажды Скотти выпустил на волю целый птичник — около ста буджеригарий[2]. Птицы-то хорошо знали, куда им лететь, и с радостными криками потянули через реку прямо к бушу.
Это уже была месть. В доме, где был птичник, жила школьница по имени Клэр Александер. Однажды во время перемены она, сморщив нос, воскликнула:
— О боже мой, от тебя пахнет, Скотти Пири! От тебя воняет!
Девчонки захихикали, а мальчишки ждали, что будет дальше. Скотти расстегнул рубашку, понюхал ее, понюхал рукава и повернулся к Клэр.
— Ну и что! Пахнет фермой! — сказал в ответ Скотти. — А твой папаша делает колбасу из дохлых кошек и собак, а ты ее ешь… О боже мой! — И Скотти скорчил брезгливую гримасу.
Отец Клэр торговал мясом, и Скотти только повторил то, что всегда и везде говорят о мясоторговцах. Поэтому Клэр нисколько не обиделась, и тогда Скотти решил отомстить ей по-другому.
Назавтра он забрался в сад Александера и выпустил его птиц. Отец Клэр не остался в долгу. Встретив Скотти на следующий день, он учинил форменную охоту: в машине гнал его по всей Главной улице, пока Скотти не юркнул на всем скаку в знакомую лазейку.
Естественно, что впоследствии мистер Александер выступал в качестве заядлого врага Скотти вместе со всеми обитателями Уилсон-стрит.
У читателя может создаться впечатление, что Скотти не приходилось рассчитывать на сочувствие или снисхождение богатых. Но это не так. У него были доброжелатели и среди богатых граждан нашего города.
Одно время в нем принимал участие аптекарь Данкэн, завзятый лошадник. Он даже одолжил Скотти седло, бриджи и ботинки и записал его на скачки. Но в день состязаний, когда выкликнули имя Скотти, его на месте не оказалось. В последнюю минуту ему вдруг расхотелось скакать на Тэффе перед этой огромной, шумной толпой да еще в костюме жокея. Он вывел Тэффа из загона, где седлали пони перед заездом, и исчез. Седло, бриджи и прочее Скотти потихоньку сложил на заднем крыльце дома Данкэна.
Однажды к моему отцу пришел торговец зерном Дормен Уокер и попросил помочь ему привлечь к суду некоего Энгуса Пири за неуплату долгов. Хотя Дормен Уокер и был клиентом, отец мой отказал ему. Он посоветовал Уокеру съездить на ферму и попробовать уладить дело миром, например предложить Энгусу уплатить хотя бы небольшую часть долга.
У отца не было ни малейшего желания помогать Уокеру тащить Энгуса Пири в суд.
Уокер побывал у Пири и выяснил, что единственной материальной ценностью на ферме, о которой могла идти речь, был Тэфф. Стоимость его к настоящему времени возросла до двадцати фунтов, так как Тэфф был удивительно красивой маленькой лошадкой.
ГЛАВА III
Я не знаю, слышал ли в то время Скотти о намерении Дормена Уокера завладеть Тэффом в счет оплаты безнадежного отцовского долга. Но нам стало известно, что Энгус Пири наотрез отказался отдать Тэффа. А узнали мы об этом потому, что Энгус и Уокер довольно громко пререкались по этому поводу в конторе торговца.