Бареев меж тем продолжал дедуктировать:
– А ежели он пеший и далее этого леса не уехал, то, скорей всего, прячется где-то близко. Денег на почте нагреб порядочно, свидетели говорят, сложил их в холщовый мешок. А теперь вообрази, хоккеист, что ты – бандюган, приметы твои известны и по всей округе разосланы. Пойдешь, например, на электричку или на автобус, да еще с мешком?
Касаткин качнул головой: ни один человек в здравом уме на такое не осмелится.
– Попутку ловить – тоже можно попасться… Кхе! – Участковый кашлянул и прошелся по опушке. – А пехом по трассе еще хуже: далеко, парко, за версту видать. Вот и получается, он либо в поселке у корешей затаился, либо в лесу хоронится, ждет, когда стемнеет. Ночью выбраться куда как проще… – Он вгляделся в смятую траву под ногами. – Эх, жаль, за дубками след теряется! Там сухо, и мох…
Алексей молчал. Возражать по существу было нечего, отвечать он мог разве что одобрительным мычанием, но не стал выставлять себя болваном. Просто слушал.
Василий Станиславович, который ни в каких одобрениях и поддакиваниях не нуждался, вышел на середину опушки, снял фуражку и пригладил влажные волосы.
– Значит, так, – подвел он черту под своими суждениями. – Искать надо в поселке или тут. Поселковых мазуриков я знаю, нет среди них никого, кто бы прежде с Чубыкиным водился. Он залетный, в наших краях впервые. Приехал, грабанул и ходу… Но проверить, ясен перец, нужно. И все ж таки в лесу ему сподручнее. Таких бездельников, как вы, в будние дни мало бывает, они обычно на выходные прикатывают. Другими словами, стеречься ему некого, окромя медведей и волков…
Вот и настала пора Касаткину вмешаться. Он вынул из кармана заготовленный бумажный клочок и черкнул на нем: «Днем у реки кто-то был».
– Ну-ка, ну-ка! – встрепенулся Бареев. – Кто? Когда? Гони детали, да не пропускай!
Касаткин расписал все, как было. Собственно, деталей было с гулькин нос, но и они произвели на участкового впечатление. Он натянул фуражку, забегал по опушке, затараторил скороговоркой:
– Туточки он, голубь сизокрылый! В бору скрывается! Так я и думал… может быть, какой-нибудь грибник-ягодник на него наткнулся, отсюда и шум.
В представлении Касаткина возникла кровавая сцена: ковыляет себе по тропинке дедок с корзинкой, красноголовики высматривает. Глядь – а перед ним лысый нелюдь с мешком в одной руке и финкой в другой. Дедок кричит, клюкой отмахивается, а нелюдь его финкой – раз! – в живот. И нет старичка, лежит в кустах бездыханный, а рядом корзинка опрокинутая…
– Решаем так, – в голосе Василия Станиславовича послышались командирские нотки, – берем ваш драндулет и дуем в поселок. Оставаться вам тут на ночь глядя опасно… Доберемся, доложу по инстанциям. Пускай присылают подкрепление, оцепим лес, чтобы этот душегуб до утра не вышмыгнул. А как рассветет, прочешем. Никуда он не денется, ёрш твою клещ!
Он двинулся было по оставленной колесами легковушки колее, но остановился, захватил белую сумку.
– Сан Санычу передам, он без нее весь день сегодня горюет. Здесь у него лекарства подотчетные, за них и взыскать могут…
Алексей попинал спустившееся колесо «божьей коровки». Спросил безмолвно, одним взором: а как же машина?
– А куда она денется! Простояла часа три, если не больше, и еще постоит. Привезу на мотоцикле запаску, поменяем и возвратим собственнику в лучшем виде. Это уже не пропажа… А вот Немого с денежками трудно будет заарканить…
Бареев осекся, вытянул шею, как гусь.
– Слыхал? Чихнул кто-то… вон в той просеке…
Касаткин ничего не слышал, но участковый, бывалый следопыт, обладал лучшим слухом и чутьем, чем избалованный городской житель.
– Схожу, проверю. А ты к своим шагай, ждите на поляне.
Бареев выхватил пистолет и побежал в лес. Алексей послушал, как хрустят под его стопами сухие стебельки, и пошел к лагерю.
Белоногов и Ариадна, к счастью, никуда не пропали, но пребывали в неподдельном беспокойстве. Касаткин тоже ощущал щекотание в нервах, однако уже не такое, как раньше. Явление участкового немного успокоило его. Сразу видно, что Василий Станиславович – дядька основательный.
Алексей достал карандаш и потянулся к тетради, чтобы в письменном виде передать своим приятелям разговор с Бареевым возле «божьей коровки», но едва грифель коснулся бумаги, как в лесных недрах раздалось подряд два выстрела. Они прозвучали в той стороне, куда ушел участковый.
Женька и Ариадна вскочили на ноги. Касаткин приложил палец к губам: тише! Они стали напряженно прислушиваться, но не уловили больше ничего, кроме надрывного стрекота вспугнутых сорок.
Алексей не сомневался, что к выстрелам причастен Василий Станиславович. Но он стрелял или в него? Вопрос повис, тягостный и безответный. Сей же миг к нему присоединился второй: как поступить в сложившихся обстоятельствах? Вполне возможно, под сенью леса участковый вступил в бой с безжалостным негодяем. Ладно, если справедливость восторжествовала, и Василий Станиславович убил или ранил бандита. А если все ровно наоборот: стрелял Чубыкин, и Бареев, пронзенный пулями, лежит сейчас в каком-нибудь брусничнике, истекает кровью?..
«Мы должны ему помочь!» – второпях накалякал Касаткин прямо на странице с наброском человеческого скелета.
Белоногов мотнул головой в сторону Ариадны и показал пустые руки. Алексей понял его так: бросить ее будет не по-джентльменски и оружия у нас нет. В общем и целом Женька был, безусловно, прав. И все же сидеть и бездействовать, когда, возможно, участковому требуется помощь, было непростительно.
Алексей покопался в машине и нашел разводной ключ. Взвесил его в руке, взметнул, как дубинку. Нормально, сойдет.
Белоногов следил за его приготовлениями и, видимо, испытывал моральные терзания. Встал, достал из багажника монтировку – небольшой ломик с загибом на конце. Теперь оба были вооружены, но Касаткин промычал товарищу, что пойдет на разведку один, а тот пусть стережет лагерь и Ариадну. Женька заупрямился, он тоже хотел выказать себя героем, тем более в глазах любимой девушки. Они бы, пожалуй, препирались долго, но в лесу что-то затрещало уже совсем близко.
– Мы-мы! – распорядился Касаткин. В смысле: «Сиди!»
Не дав Белоногову времени на возражения, он ринулся с гаечным ключом туда, где слышался треск.
Пробежал метров сто по пересеченной местности, еловые лапы больно хлестали по лицу. Выскочил на маленькую лужайку и увидел Василия Станиславовича – живого и на первый взгляд невредимого, разве что прихрамывавшего на правую ногу. Он вел перед собой высокого, плотно сбитого мужика в зеленой рубашке с коротким рукавом и серых помятых брюках. Мужик шел с заведенными за спину руками и с непокрытой головой, его лысый череп блестел под последними лучами почти зашедшего солнца.
Касаткин остановился как вкопанный, с ключом, зажатым в руке.
Бареев заметил его, заулыбался.
– А, хоккеист! Куда собрался?
«Вас выручать», – промолвил бы Алексей, если б имел возможность.
Лысый мужик проявлял строптивость, он не желал, чтобы его куда-то конвоировали, лягался и норовил, обернувшись, боднуть Василия Станиславовича сверкающей башкой. Но участковый смотрелся уверенно и подгонял его пистолетом, вдавливая ствол задержанному в ребра.
– Топай-топай! А то продырявлю и скажу, что убит при попытке к бегству. Вон хоккеист подтвердит. Правда, хоккеист?
Бареев балагурил и не был похож на человека, которому требуется подмога. Касаткин опустил ключ и почти внятно выговорил:
– Эм-мто ом-м?
– Он, он! – удостоверил Василий Станиславович. – Великий Немой собственной персоной.
Дуло «макара» поднялось и легонько ударило лысого по затылку. Задержанный, чьи руки были скованы наручниками, взревел, как оскорбленный мамонт, извернулся и ловко поддал участковому коленом в пах. Василий Станиславович охнул, согнулся пополам и выронил пистолет.
– Э-ы э-о! – выкрикнул Чубыкин и подсечкой сбил участкового с ног.
Василий Станиславович покатился по траве и бешено загорланил:
– Держи его! Уйдет!
Касаткин замахнулся разводным ключом, но ударить не смог. Такой массивной железякой недолго и голову пробить. К тому же бандит был скован, и Алексей решил, что совладает с ним без всякого оружия. Обхватил руками, стал оттаскивать от упавшего Бареева.
В Чубыкине обнаружилась недюжинная силища, он брыкался, напрягал стальные мышцы и едва не вырвался из цепких объятий. Но Касаткин сумел сдержать его, дав участковому время подняться и подобрать пистолет. Великий Немой получил от Василия Станиславовича в солнечное сплетение, поперхнулся воздухом и ослаб. Алексей отпустил его.
– Видал, какой кабан! – Бареев тыльной стороной ладони вытер пот со лба. – Ты не гляди, что он в браслетах. Такой и без рук кого хошь завалит…
Касаткин смотрел на участкового с уважением и одновременно вопрошающе.
– Спрашиваешь, как я его взял? Почти чудом, брат… Подфартило мне. Шел, вдруг слышу, шебуршит кто-то в орешнике. Я туда! Прокрался на цыпочках, вижу, этот фрукт по лесу чешет. Я за ним. Приказываю: стоять! Он развернулся, нож вытащил, пырнул меня, ёрш твою клещ… – Василий Станиславович показал на брючину, на которой виднелся порез и запеклось темное пятно. – Мне б его пристрелить, но решил: живым сцапаю. По кумполу пистолетом шарахнул и, пока он в отключке валялся, грабли ему сковал. Любой другой на этом бы утихомирился, но хрен тебе! Очнулся он, подпрыгнул, как черт, бодаться начал… Пришлось для острастки пару раз выпалить и еще разок его по баклушке приложить…
На голове лысого Чубыкина отчетливо виднелись две кровавые ссадины. Заглушая участкового, он неумолчно выл:
– А-а э-э а-а ы-ы!
«Добро пожаловать в клуб бессловесных», – подумал Касаткин и пошелестел подушечками пальцев, словно пересчитывал купюры.
– Что? – переспросил Василий Станиславович. – А, нет… Ни денег, ни волыны при нем не было. Сто процентов, схрон устроил… Ладно, ёрш твою клещ, пойдем к вашим, обмозгуем, как нам теперича быть…