Так уж случилось, что именно эта разочаровывающая и упрямая разборчивость в итоге и нарушила местечковость карьеры Трумэна, так сказать, вытолкнув его наверх — на свободное место в сенате штата Миссури. Конечно, свой человек в Вашингтоне — дело хорошее, однако Пендергасту, который знал, что Трумэна нельзя попросить сделать что-либо неэтичное, хотелось держать на местной должности кого-нибудь более типичного, более покладистого.
Разумеется, людям в Вашингтоне все представлялось совершенно иначе. Те, кто не именовал Трумэна деревенщиной, называли его «сенатором Пендергаста», полагая, что он куплен с потрохами. Все, что мог Трумэн, — возвращаться к Марку Аврелию, в частности к фрагменту, который он пометил: «Верно! Верно! Верно!»
«Если другой поносит тебя или ненавидит, если они что-то там выкрикивают, подойди к их душам, пройди внутрь и взгляни, каково у них там. Увидишь, что не стоит напрягаться, чтобы таким думалось о тебе что бы то ни было. Другое дело преданность им — друзья по природе»[21].
В качестве сенатора Трумэн тянул лямку в безвестности, не производя впечатления на общество, до 1941 года, когда его подкомитет по мобилизации приступил к расследованию контрактов военного времени. Здесь внезапно пригодился его опыт борьбы с искушением и муниципальной коррупцией: он знал, как работает система, знал, где собака зарыта. Трумэн наблюдал за тем, с какой лицемерной дотошностью политики и пресса проверяли деньги Нового курса[22], предназначенные для помощи отчаявшимся беднякам. Он не собирался мириться с расточительством, которое те же самые круги соглашались допустить, когда речь шла об оборонных подрядчиках.
Этот «Комитет Трумэна», как выразился журнал Time в 1943 году, «заставил покраснеть членов кабинета министров, руководителей военного ведомства, генералов, адмиралов, крупных бизнесменов, мелких предпринимателей и профсоюзных лидеров». В итоге американские налогоплательщики сэкономили около 15 миллиардов долларов, а несколько коррумпированных чиновников, включая двух бригадных генералов, оказались в тюрьме.
«Я надеюсь создать себе сенаторскую репутацию, — писал Трумэн жене, — хотя если проживу достаточно долго, то успею сделать так, чтобы мечты о больших заработках вышли из моды. Но тебе придется многое вынести, если я это сделаю, потому что я не стану продавать влияние и вполне готов к тому, что меня будут проклинать, если буду действовать правильно»[23].
Возможно, сегодня — с нашими обширными (хотя и недостаточными) законами о финансировании избирательных кампаний и другими формами соблюдения законодательства — все это кажется довольно незначительным. Из-за того, что коррупция воспринимается очевидно отрицательным и постыдным делом, легко не заметить, насколько примечательной и исключительной была честная политическая жизнь Трумэна: одно дело — пытаться держать руки чистыми, другое — ухитряться делать это в среде воров.
Возможно, вы не понимаете, почему важно, что президент настойчив в желании самостоятельно оплачивать почтовые расходы за письма, которые посылает своей сестре: «Потому что они личные. В них не было ничего официального». Но в том-то и дело. Вы либо принадлежите к тем людям, кто проводит подобные этические линии, либо нет. Вы либо уважаете этот кодекс, либо нет.
Что убедило Рузвельта выбрать Трумэна кандидатом в вице-президенты? Именно эта честность и построенная на ней репутация? Или Рузвельт выбрал его потому, что тот не представлял особой угрозы? Мы знаем лишь, что в апреле 1945 года Рузвельт скончался от инсульта во время отдыха в Уорм-Спрингс (Джорджия), и внезапно обычный человек стал президентом[24].
Хотя ранее ни искушение деньгами, ни соблазны славы никак не отразились на его характере, вполне простительно было предположить, что это сделает абсолютная власть. Однако и она не повлияла на самодисциплину Трумэна. До вступления в должность он был пунктуальным человеком. Это прививалось еще в школе, где от учеников требовалось, согласно правилам, «проявлять пунктуальность; быть послушными по духу; последовательными в действиях; прилежными в учебе; вежливыми и уважительными в манерах». Но и теперь, когда он стал президентом и все его безропотно бы дожидались, опоздание представлялось для него немыслимым делом. Один из его сотрудников объяснял: «Если он, уходя на ланч, говорил, что вернется в 14:00, то непременно возвращался не в 14:05 и не в 13:15, а именно в 14:00».
Четверо часов на столе «Резолют»[25], еще двое в Овальном кабинете и одни на запястье. Размеренный темп ходьбы, к которому его приучили в армии, — неизменные 120 шагов в минуту. Сотрудники гостиниц и репортеры могли настраивать собственные часы по распорядку дня Трумэна. «О, он выйдет из лифта в 7:29 утра», — говорили они, когда он приезжал в Нью-Йорк.
И он выходил! Неукоснительно!
Вскоре после вступления в должность у Трумэна произошел, как ему казалось, обычный разговор с одним из самых давних помощников и доверенных лиц Рузвельта Гарри Гопкинсом, которого прежде он отправлял с миссией в Советский Союз. «Я крайне обязан вам за то, что вы сделали, — сказал ему Трумэн, — и хочу поблагодарить вас за это». Ошеломленный Гопкинс, выйдя из кабинета, сказал пресс-секретарю: «Знаете, со мной сейчас произошло то, чего раньше в моей жизни не случалось… Президент только что меня поблагодарил».
Когда дочери одного из членов кабинета делали операцию в тот момент, когда ее отец находился за границей по государственным делам, Трумэн позвонил ему с новостями из больницы. После короткого разговора с одним студентом колледжа в Калифорнии он попросил того написать ему, а декана — держать в курсе оценок юноши. В разгар Берлинской блокады[26] отправил записку с соболезнованиями от Белого дома, когда в автокатастрофе погиб ребенок одного из ветеранов Батареи D. Вызвал слезы у бывшего президента Гувера, пригласив его в Белый дом после 12 лет изгнания[27]. Но впервые общественность получила возможность увидеть его личную привязанность и сопереживание чуть позже. Через шесть дней после присяги Трумэн посетил похороны Тома Пендергаста, который к тому времени уже отбыл тюремное заключение и впал в немилость, став персоной нон грата. «Какой человек пропустит похороны своего друга из страха критики?» — спросил Трумэн.
Нужно быть особенным человеком, чтобы заботиться о других, проходя, вероятно, через самый стрессовый период своей жизни и, возможно, один из самых стрессовых периодов для всех людей того времени. В тот период еще не была завершена Вторая мировая война, для предотвращения будущих мировых конфликтов создавалась ООН, а на военные цели шла первая партия урана.
«Он человек огромной решимости, — заметил Уинстон Черчилль вскоре после встречи с Трумэном. — Он не обращает внимания на щекотливость ситуации, а занимает твердую позицию». Замечательное качество, потому что следующие несколько месяцев принесут с собой экономический коллапс Европы, воздушный мост в Берлин и реализацию доктрины Трумэна.
Наиболее значимым из его решений того периода стал, конечно же, сброс атомных бомб на Хиросиму и Нагасаки. Споры по поводу этого его решения бушуют сейчас и бушевали сразу после бомбардировки, но обычно упускается из виду тот факт, насколько мало обсуждали вопрос до нее. Всего за несколько месяцев до первых взрывов ядерного оружия Трумэн даже не подозревал о существовании бомбы! Это был военный проект и в первую очередь военное решение; позднее один генерал описал Трумэна как «мальчика на санях, который никогда не имел возможности сказать “да”. Все, что он мог сказать, — “нет”». Все было гораздо сложнее, как отметил сам Трумэн в день первых испытаний, сетуя на мир, где «машины опережают мораль на несколько столетий», и уповая на будущее, где такого не будет.
Но там, в настоящем, он сражался с безжалостным и почти непостижимо злобным врагом. Тридцатого июля 1945 года корабль «Индианаполис», который всего за четыре дня до этого доставил на остров Тиниан материалы для сборки первой атомной бомбы, был потоплен японской подводной лодкой. Погибло более тысячи человек[28], многих оказавшихся в воде съели акулы.
Мы знаем, что Трумэн решил не говорить «нет» и до конца жизни считал, что сделал правильный выбор: будучи президентом, избранным миллионами матерей и отцов, ему прежде всего надлежало защищать жизни американцев. Однако после разрушений 6 и 9 августа последствия этого решения проявились в полной мере. Испепеление более 200 000 японцев — трагедия, которая навсегда останется в истории человечества. После бомбардировки Трумэн осознал, что такую чудовищную силу ни при каких обстоятельствах нельзя оставлять в руках военных. Проявив твердость, он установил гражданский контроль над ядерным оружием, который — к счастью — существует до наших дней, и больше это оружие не использовалось.
В историях о лидерстве уже практически стандартно упоминается, что на столе в Белом доме у Трумэна стояла табличка с надписью «Фишка дальше не идет»[29]. Это правда, и она действительно воплощала его подход, заключавшийся не только в вынесении сложных решений, но и в принятии ответственности за них. Однако не так известна более показательная надпись — цитата из Марка Твена, которой сегодня могли бы следовать гораздо больше руководителей: «Всегда поступайте правильно. Некоторых это удовлетворит, остальных удивит».
Правильный ли поступок — применение ядерного оружия? Тема по-прежнему вызывает споры. Однако никто не ставит под сомнение план Маршалла. Капитуляция Германии в мае 1945 года не ознаменовала окончание европейских проблем. Шестилетняя война опустошила и континент, и Британию. Около 40 миллионов человек покинули свои дома. Осиротело целое поколение детей. На огромных территориях люди остались без работы, тепла и пищи. Война унесла миллионы жизней, а последующие страдания невозможно было осознать.