Девушка даже не подняла глаз.
— Мне не хочется мучить вас,— продолжал Каттани,— но я тоже был привязан к Де Марии. Если у вас есть хоть какие-то данные, они могли бы быть очень полезны.
— Я ничего не знаю,— резко ответила девушка.
— Вы должны хотя бы знать, зачем вашему брату понадобилось видеть Де Марию.
Семейные дела,— пробормотала Анна.— Брат хотел узнать, когда он собирается на мне жениться.
— Вижу, вы тоже поете эту песенку,— взорвался комиссар.— Известно ли вам, что я могу привлечь вас к ответственности за сокрытие улик?
Наконец Анна подняла голову. Взгляд ее был полон горя и отчаяния.
— Вы думаете, это будет иметь для меня какое-нибудь значение?
* * *
Сильный и резкий африканский ветер гнал по небу гигантские дождевые тучи. Они были желтые от песка пустынь, и все вокруг казалось нереально желтовато-серого цвета. Песчаные дожди не редкость на Сицилии — они оставляют свой след на автомобилях, покрывая их тонким слоем песчинок, и на людях, изнемогающих от жаркого дыхания Африки.
Каттани ехал на работу в самом мрачном настроении. Этот странный свет на лице еще больше усиливал его раздражение. Его стратегия, как видно, зашла в тупик., Каждый шаг ведет к неудаче. Где выход? Что теперь, черт возьми, ему делать дальше?
Он поставил машину на стоянке' полицейского управления, взял пистолет, который, когда был за рулем, всегда держал в углублении под приборной доской, и направился к своему кабинету. Следом за ним с похоронным выражением на лице шел его заместитель Альтеро.
— К сожалению, ничего нового. Известно только, что убийца Де Марии был очень молод.
Они вместе вошли в лифт.
— Мы ведем проверки во всех направлениях*—^выказывая служебное рвение, добавил Альтеро, словно желая оправдаться в том, что расследование брело наугад в абсолютной тьме.
Они подошли к кабинету Каттани. Комиссар резко обернулся и взглянул на Альтеро так, словно хотел испепелить его взглядом.
— Скажите положа руку на сердце, вы ничего от меня не скрываете?
— Не знаю, почему вы меня об этом спрашиваете.— Альтеро весь напрягся, и лицо у него, потемнело.
— Например, в ту ночь, когда убили Маринео, вам позвонила по телефону какая-то женщина.
— Женщина? Не припомню. Может, моя жена.
— И вы куда-то бросились сломя голову из-за звонка жены?
— Послушайте, дорогой Каттани,— с некоторой досадой произнес Альтеро,— вы пренебрежительно относитесь ко мне с первого же дня,, как тут появились. И мне непонятно почему. Если к тому же вы мне теперь не доверяете, то отстраните меня от расследования. Поступайте, как хотите, но я не желаю, чтобы на меня смотрели как на врага.
— Идите, идите работайте,— выговорил, показывая, что разговор окончен, Каттани,— но не надейтесь на мое слепое доверие. Теперь я никому не доверяю, даже себе.
* * *
Паола весело бросилась ему навстречу и повисла у него на шее.
— Здравствуй, папа, иди посмотри, что нарисовала мама. Так здорово! — И потащила его за- руку на террасу.— Гляди.
На мольберте стояло полотно. Какое-то абстрактное изображение, написанное нестерпимо яркими, резко контрастирующими красками. На террасу вышла и синьора Каттани.
— А, ты вновь взялась за живопись,— прокомментировал со скучающим видом комиссар.— Ты же несколько лет не держала в руках кисти. Ну что ж, по-моему, хорошо.
— Папа, разве тебе не нравится картина? — не отставала девочка.
— Конечно, нравится, очень красиво,— ответил он без всякого энтузиазма.
Жена внимательно следила за реакцией Коррадо— она глядела на него изучающим взглядом, как исследователь смотрит в микроскоп.
У Каттани была тяжелая голова, он чувствовал себя разбитым, больше всего, ему хотелось, чтобы его, оставили в покое. Он мучительно пытался подобрать какие-то подходящие слова.
— Я решила устроить выставку,— объявила, жена, продолжая следить за каждым его жестом.— Я рассчитала, что если поднажму, то через .пару месяцев у меня будет достаточно картин для выставки.
— Такая спешка? А выставочный зал?
— Ну, это не проблема,— ответила она уверенным тоном,— все организует Нанни Сантамария в одной из картинных галерей в центре города.
Каттани почувствовал, как кровь ему ударила в голову.
— А кроме того, он сделает тебе рекламу по своей задрипанной телепрограмме, и все толпой кинутся покупать твои картины, потому что ты — жена комиссара полиции.
— А может, потому, что они нравятся людям,— обиженно возразила Эльзе, Ее вдруг охватила ярость. Не в силах сдержаться, она сорвала картину с мольберта и несколько раз ударила о стену, пока та не превратилась в клочья.
— Да что с тобой? удивился Коррадо,— Она мне понравилась.
— Видела я, как она тебе понравилась! Ты жестокий, бессердечный человек!
—- Ну что тебе от меня надо? — Каттани говорил спокойно и сурово.—Разве ты не видишь, каково мне приходится? У меня убивают людей, а я не знаю, где искать виновных. Ты же выходишь из себя, если я не восхищаюсь твоими шедеврами, и не сравниваю их с полотнами Пикассо.
Эльзе, казалось, проняли его слова.
Ох, прости меня, дорогой.— Она обняла его.— Может, я просто дура, но мне так нужна твоя ласка и внимание.— Коррадо молча погладил ее по голове.— Когда ты со мной вот так ласков, я чувствую себя счастливой.
Кто-то позвонил в дверь.
— Извините, господин комиссар, что беспокою вас дома, но мне было необходимо вас срочно увидеть.
Это был священник Манфреди Сантамария — брат журналиста. Дон Манфреди приобрел в округе известность благодаря своему человеколюбию, воплотившемуся в некоторые конкретные дела, и непримиримости, с которой обрушивался в проповедях на мафию — этот «позор Сицилии». По его инициативе возник Центр по лечению молодежи — жертв наркомании.
— Я вам принес вот это,— и он протянул комиссару белую коробку.
— Конфеты? — спросил Каттани.— Кто-то женится? 4
— Нет,-- мрачно ответил дон Манфреди.— Советую вам их не пробовать. Они наполнены героином.
Каттани не смог сдержать удивления.
— Откуда они у вас?
— Их получил один парень, который находится на излечении у меня в Центре, и передал мне.
Каттани повертел коробку в руках. Вид ее не внушал никаких подозрений — на крышке красовалось название фирмы: «Премированная кондитерская фабрика братьев Капитуммо».
— Что это значит? — растерянно спросил комиссар.
— Все очень просто,— объяснил священник,— это значит, что здесь действует организация по торговле наркотиками. Под видом экспорта конфет ей удается пересылать в Соединенные Штаты крупные партии героина.
* * *
— Вы хотите знать, колюсь ли я? Да все знают, что я насквозь пропиталась героином! — как ни в чем не бывало призналась герцогиня Титти Печчи-Шалойя, сопровождая свои слова выразительным жестом.
Она сидела в машине комиссара,' мчавшейся по направлению к Палермо. Каттани пригласил девушку на ужин. «В какое-нибудь местечко поспокойней и подальще отсюда»,— сказал он ей. Теперь, ведя машину в розовых сумерках, он наблюдал за спутницей краешком глаза.
Комиссар еще сам толком не понимал, какого рода интерес питал к этой девушке — профессиональный или же личный. Порой он думал о ней—такой хрупкой, светловолосой — с искренней нежностью. Иногда же его мысли обращались к ней только в связи со следствием. Имя юной герцогини частенько встречалось в деле и постепенно заняло в нем не последнее место.
Каттани вел машину сосредоточенно, с таким же вниманием и вместе с тем азартом, с каким шел «по следу» в своей работе.
— Ну давайте же,— поддразнивала его девушка,— прочтите мне нотацию. «Наркотики очень вредны для здоровья, они тебя погубят».
Он искоса взглянул на нее.
— Вы уже достаточно взрослая, чтобы самой понимать это. Меня больше интересует, кто вас ими снабжает. Чиринна, не так ли?
— Почему именно он?
— Потому что я это знаю.
— В таком случае зачем же спрашивать? — Девушка отвернулась. Потом тихо добавила: — Да, он.
Смуглый мальчик на стоянке у ресторана показал им свободное место, где поставить машину.
— А теперь что вы мне скажете? — спросила Титти.— Начнете объяснять, что Чиринна опасный тип и что девушке из приличной семьи следует держаться от него подальше?
— Да, именно это я вам и хочу сказать.
Перед входом в ресторан Каттани слегка коснулся ее плеча, пропуская девушку вперед.
Ужин удался на славу. Когда Титти приподняла бокал, любуясь золотистым цветом легкого сицилийского вина, Каттани приблизил к нему свой бокал, и раздался веселый звон.
— Я пью,— сказал комиссар,— за ваше выздоровление.
Титти, казалось, тронули эти слова.
— Да, вы можете выздороветь,— убежденно продолжал он.— Вам нужно для этого не пожалеть сил и проявить выдержку. Но это вполне вам по плечу. И как первый шаг — вы должны заставить себя порвать с Чиринна.
Титти пригубила вино.
— Но вы, может быть, еще опаснее, чем Чиринна,— сказала она, хлопая ресницами.
— В каком смысле?
— Вы такой умный, смелый, с вами чувствуешь себя уверенно. Любой женщине легко потерять голову.
— Если вы боитесь довериться мне, я знаю одного священника, который разбирается в подобных вещах. Он вам может помочь по-настоящему.
— Ну вот,— усмехнулась она,— не хватало только священников!
На обратном пути у Каттани стал одерживать верх профессиональный интерес.
— Мне хотелось бы задать один чуточку нескромный вопрос,— сказал он.
— Слушаю вас.
— Комиссар Маринео бывал у вас в доме? — спросил он без обиняков.
— У нас в доме? Да, иногда...
— И он заезжал к вам в тот вечер, когда был убит?
Каттани спрашивал с таким строгим и решительным видом, что Титти даже не сделала попытки отрицать. Ее начала бить нервная дрожь.
— Ну,— еле слышно произнесла она,— посмотрим, какой еще козырь вы прячете в рукаве.