Первостепенное же значение он придавал тому, что речь идет в первом случае об убийстве, а во втором — о самоубийстве. Когда же он услыхал, как было в действительности, то у него, как говорится, от удивления отвалилась челюсть. Он сидел и слушал, и у него перед глазами происходила подробная реконструкция фактов, как были убиты Маринео и герцогиня. Да, уважаемые господа, именно убиты. И оба убийства были совершены одним человеком. Вся сцена произошла на глазах у Титти, и теперь она была единственной свидетельницей, показания которой могли припереть к стене убийцу. Свидетельницей единственной и весьма нежелательной.
— Тебе грозит опасность,— сказал Каттани.— Я должен придумать, как уберечь тебя.
* * *
По вечерам Клуб интеллигенции сиял огнями. Представители местного «высшего света» прибывали туда один за другим. Сначала пропускали стаканчик в маленьком баре, потом со смехом и шутками направлялись в зал, оборудованный для карточной игры.
Велико было всеобщее удивление, когда однажды вечером увидели, как в клуб вошел Каттани с повисшей у него на руке герцогиней Титти.
— Знаешь, что они скажут? — прошептала девушка, ненамеренно подчеркнуто нежничая с ,ним.— Они скажут: бедняжка комиссар спустался с этой наркоманкой.
— Да нет,— засмеялся он в ответ,— они скажут другое: как низко пала наша аристократия — представительница знатного сицилийского рода в объятиях полицейского!
Комиссар решил выставить себя напоказ не из наглости или легкомыслия («Давай устроим небольшой спектакль»,— предложил он Титти). У него был вполне определенный план, и он тщательно продумал каждый шаг. Он хотел заставить поволноваться убийцу. Испугать. Дать понять, что между ним и девушкой начался роман. Выстрел попадет в цель, думал комиссар, убийцу приведет в ужас мысль о том, что Титти могла открыть мне правду.
Провокация — вот что это было. Ловушка, опасная не только для дичи, но и для охотника. Если убийца потеряет голову, кто знает, как он будет реагировать.
Первым пришел в себя от изумления адвокат Терразини.
— Добро пожаловать! — приветствовал он парочку с терпимостью и снисходительностью человека, глубоко познавшего жизнь.— Окажите нам честь и выпейте с нами.
Банкир Равануза, со стаканом разбавленного тоником джина в руке, сказал:
— Весьма польщен, господин комиссар. Поистине очень обрадован таким приятным сюрпризом.
Потом, обращаясь к девушке, добавил с поклоном:
— Синьорина Титти, мое глубочайшее почтение.
И вновь сосредоточил все свое внимание на Каттани.
— Господин комиссар, не знаю, как вы к этому отнесетесь, - но я хотел бы покаяться в одном маленьком грешке. Видите ли, тут у нас есть комната, где мы иногда делаем по мелочи ставочки на зеленом сукне, перекидываемся в картишки, совершенно невинно коротая время с друзьями. Повторяю, не знаю, как вы к этому относитесь, но если бы соизволили присоединиться, то доставили бы нам истинную радость.
Каттани старался держаться как можно сердечнее:
- Ну что за опасения, дорогой Равануза. Я тоже иногда охотно играю в покер.
Стены игрального зала были украшены росписями, изображающими сцены религиозного содержания. Гигантский святой Михаил, поражающий змея, Иона в чреве кита, какой-то кандидат на вечные муки, окруженный толпой чертенят, тащивших его на костер... В облаках табачного дыма, плывущих над головами игроков, эти росписи выглядели еще чудовищнее и нелепее.
За одним из столов сидела графиня Ольга Камастра. Она сразу же заметила Каттани и его юную даму. Комиссар перехватил ее взгляд. И прочел в нем удивление и иронию. Несколько секунд он не мог отвести от нее глаз — его восхищала ее осанка, манера держаться. Даже если одеть ее в лохмотья, подумал он, она все равно бы кружила головы.
— Комиссар,— сказала Ольга, когда он подошел ближе,— вот уж никак не ожидала встретить вас в этом вертепе.
Громко щелкнув, она раскрыла золотой портсигар и предложила сигарету.
— Мне тоже надо изредка развлечься,— ответил Каттани, поднося зажигалку графине, а потом закуривая сам.
Титти намеренно, напоказ, все теснее прижималась к нему, но Ольга Камастра не удостаивала ее взглядом.
— Комиссар,— сказала она,— если когда-нибудь вам будет нечего делать, приезжайте ко мне на. стройплощадку. Я покажу вам, как вкалывает южноитальянская женщина.
Она положила сигарету на пепельницу и стала сдавать карты. Потом рассеянно взглянула на него из-за полуопущенных ресниц и добавила:
— Или вы до сих пор меня боитесь?
От графини отвлек Каттани все тот же старичок.
— Вы ведь приехали из Милана? Вы, случаем, не знакомы с Эудженио Монтале? Ах, нет? Жаль, мы с Монтале коллеги. Я — барон Платто, поэт.
* * *
В маленьком домике, рядом с церковью, дон Манфреди денно и нощно пестовал свой «сад надежды». Он давал приют наркоманам и пытался отвлечь/ их от болезненной потребности в наркотиках, постоянно занимая их время и мысли — главным образом при помощи труда и спорта.
— Только вы один можете ее спасти,— сказал Каттани.— Позаботьтесь о ней.
— Сделаю все возможное,— заверил его священник.— Но самый важный шаг к ее спасению уже сделали вы, дорогой комиссар, когда уговорили Титти здесь укрыться.
— Да, в конце концов мне это удалось,— вздохнул Каттани.— А для ее безопасности я поставлю у ворот парочку полицейских.
Когда она выздоровеет, то будет вам глубоко благодарна.
-- Возможно. Но мне немного стыдно, что использую эту. девушку как приманку, чтобы поймать одного типа, у которого руки по локоть в крови.
В тот же вечер Каттани отправился повидать человека, с которым давно уже собирался побеседовать с глазу на глаз. Толкнув тяжелую стеклянную дверь, он вошел в салон по продаже автомобилей, находившийся на набережной. Среди сверкающих дорогих мощных машин появилась агрессивная физиономия Санте Чиринна. «Мафиозетто» — мелкий мафиозо, как называл его Де Мария.
Чиринна машинально застегнул пиджак и выпятил свою тяжелую нижнюю челюсть.
— Чем могу вам служить? Желаете купить новую машину?
— Нет, Чиринна, вы торгуете слишком дорогими, они мне не по карману.
Каттани не отрывал от него холодного взгляда, стараясь узнать цену этому человеку. Вдруг он почувствовал, что на него еще кто-то смотрит. Наполовину спрятавшись за маши-. ной, за ним тайком наблюдал механик с мрачной рожей, в грязном комбинезоне. Прислонившись к бежевому «мерседесу», засунув руки в карманы пиджака, стоял, не сводя с него глаз, жуя жвачку, еще один парень зверского вида, скуластый, одетый в просторный костюм в крупную клетку, из верхнего кармашка торчал огромный платок.
— Ну так чем же я обязан?..
Чиринна начинал нервничать. Левый глаз у него дергался от тика и то и дело почти совсем закрывался. Сквозь узкую щелку он мрачно глядел на комиссара.
— Я по личному делу,—сказал Каттани, стараясь увести Чиринна в сторонку.
— И что же это за дело?
— Насчет синьорины Печчи-Шалойя.
— А! — Лицо Чиринна перекосилось от еле сдерживаемого бешенства.— И чем же я могу быть полезен нашей маленькой герцогине?
— Вы можете сделать очень много. Например, оставить ее в покое.
Вспыльчивость сицилийцев, когда дело касается женщины, всем известна. Задетый за живое, Чиринна раздул ноздри и тяжело задышал, как взбешенный бык.
— Говорите — оставить в покое? — Он попытался вло-.жить всю свою ненависть в циничную остроту,— Но ведь она... нуждается во мне.
— Теперь уже нет,— сухо ответил Каттани.— Она больше не нуждается в услугах того рода, что вы имеете в виду.
— Да неужели? Может, она стала святой?
— Это уже не ваша забота. Выбросьте ее из головы — и все.
Чиринна не в силах был больше сдерживаться. Он ощутил во рту вкус желчи. Да кто такой этот легавый, что позволяет себе приказывать ему?
— Послушайте, комиссар,— прошипел он сквозь зубы,— а по какому праву вы пришли требовать от меня этой жертвы?
— Я мог бы ответить — по праву сердца: нас с Титти связывает любовь.
— Связывает любовь,— насмешливо повторил Чиринна. — А разве у вас нет жены?
— Это вас не касается,— сказал Каттани по-прежнему сдержанно.— Вы отойдите в сторонку, . и' дело с концом. Могу я на это рассчитывать?
Чиринна уставился куда-то вбок, словно ревность его оглушила.
— Можете, можете, но сейчас убирайтесь. Исчезните.
Каттани не спеша погладил хромированный нос «ровера».
Так же неторопливо повернулся и направился к двери. «Проклятая полицейская ищейка,— злобно повторял про себя Чиринна,— здесь у тебя не выйдет командовать. Здесь мы на Сицилии, на моей, родной земле».
Им овладела дикая ярость. При мысли, что он должен отказаться от Титти, его бросало в дрожь, он задыхался от бешенства и возмущения.
* * *
Эльзе стояла с кистями в руках перед белым холстом. Из окна гостиной в вечерних'сумерках виднелось море, усеянное десятками дрожащих огоньков. Синьоре Каттани хотелось перенести это зрелище на полотно. Но ей никак не удавалось сосредоточиться. Она отложила кисти и вышла на террасу. Воздух был свеж и прохладен, и она зябко передернула плечами. Потом обвела взглядом панораму раскинувшегося внизу города, остающегося для нее все еще чужим, города, который (теперь она была в этом уверена) навсегда отнимет у нее мужа.
Где он сейчас? Все еще возится со своим расследованием? Вечно идет по какому-нибудь следу в надежде, что тот его куда-то выведет. Или же развлекается с этой шлюшкой-герцогиней? «Во всяком случае,— с горечью думала она,— я теперь уже не часть его жизни, я для него постороннее существо». Но к этой мысли она все-таки не могла привыкнуть.
Она возвратилась в гостиную. Налила на донышке коньяка. Почувствовала, как алкоголь обжигает горло и наполняет теплом все тело. На цыпочках пошла заглянуть в комнату дочери и послушала, как девочка глубоко дышит во сне. Допила последние капли коньяка и решительно направилась к телефону. Набрала номер Нанни Сантамарии.