кман должен был развернуться и поскорее сменить позицию, чтобы не выдать неприятелю свое местоположение. Райнварт сделал еще два выстрела бронебойными снарядами с белой маркировкой. Теперь в бой вступили и остальные танки их роты. Хартман их не видел, но по звуку выстрелов он определил, что это немецкие Pz. IV.
Советы заметили опасность. Т-34 открыли ответный огонь. Хартман спокойным голосом отдавал команды на изменение направления движения и целеуказания. Они продолжали двигаться по проспекту. Перед ними на фоне огненно-красного неба возвышался громадный силуэт Ульштайнхауса (в те годы там располагалось издательство Леопольда Улыитайна. – Пер.).
Неожиданно из темноты боковой улицы вынырнули два русских танка. Хартман рявкнул:
– Назад!
Бринкман быстро переключил передачу, резко дернул рычаги управления. Танк медленно сдавал назад, слишком медленно. Райнварт навел пушку и выстрелил. На той стороне улицы прямое попадание. Огромное пламя разорвало тяжелую боевую машину на куски. Взрыв был такой сильный, что танк Хартмана тряхнуло.
За этим последовал мощный толчок. Экипаж танка полетел кувырком, бойцы со всего размаху ударились о борта, у них перехватило дыхание. Pz. IV застыл на месте, накренившись набок.
– Мы застряли! – воскликнул Бринкман.
– Прибавь газу, чтобы освободить машину! – крикнул Райнварт.
Бринкман в отчаянии дергал рычаги управления, до отказа жал на педаль газа. Двигатель натужно ревел, но танк не сдвинулся с места. Одновременно второй русский танк открыл огонь из своей пушки. Хартман попытался навести пушку, но у него ничего не получилось. И хотя башня еще вращалась, но пушка нацеливалась или наклонно вниз, или задиралась наискосок вверх. Тем временем Бринкман не оставлял попыток вызволить танк. Он снова и снова жал на педаль газа, отжимал один рычаг управления вперед, а второй тянул на себя. Переключал с высших передач на низшие и наоборот. Никакого результата. Гусеницы месили грунт, но стальной колосс не двигался с места.
– Заканчивай, – кричит Хартман, – мы вылезаем!
Он стал поспешно протискиваться через люк. За ним – Райнварт и Рамлау. В то мгновение, когда верхняя часть туловища ефрейтора была уже снаружи, раздался оглушительный взрыв. Танк встал на дыбы. Острые языки пламени вырвались из его двигателя, броневые плиты с шумом разломились. Неожиданно Рамлау почувствовал, что взрывной волной его подбросило вверх, он вылетел из люка, описал в воздухе высокую дугу и шлепнулся на землю. Райнварт, который только что покинул Pz. IV, бросился в укрытие. Он слышал, как стальные обломки просвистели у него над головой. И только Хартман уже успел отбежать подальше и укрыться за полуразрушенной стеной дома. Он видел, что его боевая машина превратилась в раскаленную груду металла. Фельдфебель вскочил на ноги и помчался к горящему остову танка. Однако ефрейтору Бринкману и радисту Хольбергу уже ничем нельзя было помочь.
Райнварт заметил Рамлау, который лежал рядом, и наклонился к нему. Голова берлинца была в крови, но он еще дышал. Райнварт разорвал у него на груди темно-серую гимнастерку, выхватил из внутреннего кармана своей куртки индивидуальный перевязочный пакет и прижал марлевую салфетку к кровоточащему месту. К ним подбежал Хартман. Вдвоем они приподняли ефрейтора. Тот обалдело огляделся вокруг и покачал головой:
– Боже мой! Какой ужас!
Им пора было уходить отсюда. По счастливой случайности Рамлау досталось не слишком сильно, осколком ему лишь слегка зацепило щеку. Танкисты по-пластунски быстро отползли от горящего танка. Вокруг них по-прежнему рвались вражеские снаряды. Где ползком, где перебежками, они выбрались из зоны обстрела, перелезали через полуразрушенные стены, бежали мимо воронок от бомб и снарядов, мимо тел погибших солдат. Наконец до них донесся треск немецкого пулемета, и они облегченно перевели дух.
Еще несколько метров, и они оказались на позиции отделения немецкой мотопехоты. Они были спасены. Хартман и Райнварт с трудом перевели дыхание. Рамлау печально качал головой:
– Старуха с косой все-таки добралась до Бринкмана и Хольберга! Проклятье, перед самым падением занавеса!
Бой в районе перед взлетным полем аэродрома Темпельхоф продолжался всю ночь. Три танкиста подобрали валявшиеся на земле карабины, залегли в окопе рядом с мотопехотинцами и стреляли по наступающим красноармейцам. Только когда советские атаки пошли на убыль и наконец совсем прекратились, лейтенант-пехотинец приказал им идти в тыл и доложить о прибытии своему непосредственному начальству.
Уже было около 4 часов утра 25 апреля, когда Хартман, Райнварт и раненый Рамлау доложили о своем возвращении. Выяснилось, что они единственные выжившие из их роты. Об остальных ничего не было известно. Командование ротой взял на себя гауптфельдфебель Штитц. Рамлау тотчас был отправлен в госпиталь. Он противился этому и хотел остаться со своими боевыми товарищами. Только после того, как Хартман убедил его, Рамлау уступил.
Этой же ночью Хартмана и Райнварта зачислили в штабную роту. Постоянно расспрашивая патрули, они в конце концов добрались до командного пункта дивизии, который расположился в бывшем командно-диспетчерском пункте аэропорта. Здесь царила постоянная толчея. Никто не обращал особого внимания на двух танкистов. Наконец, какой-то обер-фельдфебель изъявил готовность внести их фамилии в список лиц, состоящих на довольствии. Потом какой-то штабс-цальмейс-тер взял над ними шефство и отвел в комнату, где размещалась часть штабной роты.
Но и здесь не было покоя. В этом тесном, затхлом помещении, которое еще несколько дней тому назад служило архивом для дел одной из командных инстанций люфтваффе, не было ни кроватей, ни матрасов. Бойцы лежали вповалку на голом полу. То и дело входили связные-мотоциклисты, чтобы прилечь на минутку. Другие, наоборот, готовились отправиться на задание. Густые облака дыма постоянно висели под потолком комнаты. Пахло потом, мокрой кожей, сырым обмундированием. Но Хартман и Райнварт настолько устали, что просто вытянулись во весь рост на голом полу и мгновенно заснули.
Всего лишь в нескольких метрах от них, в другом помещении этого же здания, в это же время полковник Вёлерман вел оживленную дискуссию с прежним комендантом сектора обороны Берлина D. Генерал-майор Шредер уже достиг пенсионного возраста. Но в эти дни он ни на минуту не покидал командный пост, хотя на его лице явно просматривались следы переутомления, а заботы о доверенных ему бойцах поставили его на грань нервного срыва. Тем не менее он очень разозлился, когда Вёлерман представился ему в качестве нового командира сектора обороны D. Однако, поостыв, 62-летний сознающий свой долг генерал люфтваффе подчинился более молодому офицеру сухопутных войск.
Полковнику Вёлерману достался не самый простой участок обороны. В эту ночь сектор D Берлинского оборонительного района оказался на направлении главного удара противника. Ни один из офицеров его штаба не был в состоянии доложить о численности и местонахождении собственных войск.
Известно лишь, что повсюду шли ожесточенные бои. Армейское училище унтер-офицеров артиллерии находилось в Лихтерфельде на Тельтов-канале. Офицерскому и рядовому составу этого училища вместе с местной «почтовой охраной» и ротой фольксштурма из Лихтерфельде удавалось в течение нескольких дней сдерживать натиск русских войск. Все мосты через Тельтов-канал были взорваны. В районе Лихтерфельде— Штеглиц – Ланквиц с выдающейся отвагой сражались подразделения гитлерюгенда. Оборону района вокруг аэропорта Темпельхоф осуществляла в настоящий момент дивизия «Мюнхеберг». Кроме того, в разных местах сражались разрозненные подразделения войск СС, роты фольксштурма и армейские воинские части. Но подробности не знал никто.
Все равно в этот день, 25 апреля 1945 года, никто в Берлине не имел точного представления о происходящем. Ураганный огонь, начавшийся в 5.30 утра и продолжавшийся целый час, возвестил о том, что русские начали битву непосредственно за Берлин. Их пехотные и танковые соединения атаковали Берлин со всех сторон. Атаки были направлены главным образом на районы Далем, Темпельхоф, в направлении площади Александерплац и аэродрома Гатов. За последний сражались 2 тысячи фанен-юнкеров из военного училища люфтваффе в городском районе Кладов, которые окопались на аэродроме. Таким образом, вскоре был потерян последний аэродром, пригодный для возможного снабжения столицы рейха по воздуху.
В этот день в рейхсканцелярии одно совещание сменяло другое. Гитлер все еще ждал наступления генералов Венка и Штайнера. С полудня много раз прерывалась телефонная связь с командованием отдельных секторов обороны города. Поскольку радиосвязь не функционировала, случалось, что Гитлер часами был отрезан от внешнего мира. Наконец ближе к вечеру этого дня генералу Кребсу удалось связаться с начальниками штабов отдельных секторов, чтобы узнать от них подробности.
Повсюду складывалась одна и та же картина.
Многие подразделения фольксштурма оказывались несостоятельными. Их бойцы, убежденные в бессмысленности сопротивления и обеспокоенные судьбой своих семей, тотчас бросали оружие, как только появлялись атакующие советские войска. И напротив, подразделения гитлерюгенда сражались самоотверженно, презирая смерть. Несколько юношей из района Штеглиц обороняли водонапорную башню на горе Фихтенберг до тех пор, пока тяжелая артиллерия русских не расстреляла башню и ее защитников прямой наводкой. И армейские части оказывали ожесточенное сопротивление, однако они несли очень большие потери. Пожары затрудняли обеспечение войск, принимающих непосредственное участие в бою, которые, кроме того, испытывали огромные психические нагрузки.
Русские все чаще прибегали к психологическим методам ведения войны. В разных местах города они установили громкоговорители, с помощью которых пытались воздействовать, прежде всего, на гражданское население. Посланные на фронт представители Национального комитета «Свободная Германия» шли вперед вместе с русскими штурмовыми группами.