– Мой фюрер, план генерала Вейдлинга с военной точки зрения безупречен и вполне реализуем. Вам, мой фюрер, решать, будет ли гарнизон Берлина прорываться или останется до конца сражаться в городе!
После этих слов все присутствующие посмотрели на Гитлера. Вейдлинг отступил на полшага назад. Кивком он поблагодарил Кребса за поддержку. Геббельс стоял в стороне и о чем-то перешептывался со своим статс-секретарем. В кабинете Гитлера воцарилась гнетущая тишина. Здесь было душно и жарко. Только негромко жужжали вентиляторы.
Гитлер, который долго сидел с безучастным видом, погрузившись в раздумья, начал говорить. Его голос уже давно потерял свое демоническое звучание. Слова срывались с бледных губ тихо, устало и с большим трудом. Гитлер говорил длинными, повторяющимися предложениями и быстро перешел на жаргон пропаганды. Он сказал, что считает положение безнадежным. Даже если прорыв удастся, то тогда все попадут из Берлинского в Потсдамский котел, а возможно, и в котел на Эльбе. В этом случае не удастся ничего выиграть. Тогда он, фюрер немецкого народа, будет вынужден ночевать под открытым небом или в каком-нибудь сгоревшем крестьянском доме и там ждать конца.
– Нет, – сказал Гитлер. – Если уж конец неминуем, тогда здесь, в рейхсканцелярии! Для меня компромисс невозможен! Не говоря уже о плене! Я остаюсь в Берлине!
– Совершенно верно, мой фюрер, – поспешил заверить его Геббельс. – Ваше предназначение погибнуть вместе с Берлином. История должна сказать о нас, что мы сумели умереть как германские правители!
Генерал Вейдлинг осмотрелся. Он снова остался один. Он больше не прислушивался к вновь зазвучавшему гулу голосов, не слушал последние высказывания генерала Кребса относительно общего военного положения. Он проиграл.
Генерал Вейдлинг проиграл битву за Берлин! Оглушенный, но полный гнева, он поспешил уйти отсюда в приемную.
Полковник Рефиор, который ожидал здесь генерала Вейдлинга, проводил его в расположенный поблизости бункер адъютантов. Там находились командиры отдельных секторов обороны города. Полные ожидания, они вскочили со своих мест, когда Вейдлинг вошел в комнату. Генерал, не проронив ни слова, поздоровался с каждым за руку и предложил им сесть. Генералы и полковники выжидательно смотрели на своего командующего.
– Господа офицеры! Только что я потерпел самое большое поражение в своей жизни! Нам придется испить чашу! Фюрер запретил прорыв!
– Итак, продолжаем сражаться? – спросил генерал-майор Муммерт.
Генерал Вейдлинг кивнул. Затем продолжил тихим голосом:
– Мы во второй раз терпим поражение. Только на этот раз оно гораздо ужаснее, чем поражение 1918 года. Снова все оказалось напрасным. Только еще одно, господа офицеры, – при этих словах голос генерала приобрел былую резкость, – одно остается неизменным! Мы с вами солдаты! Мы приняли присягу, обещая сражаться за отечество и, если потребуется, умереть за него. Я напоминаю вам об этом! Может быть, кто-то считает, что уместнее сдаться. Возможно, это проще! Но это нарушение долга и дисциплины! Мы продолжаем борьбу – до последнего человека!
Генерал-майор Муммерт вскочил со своего места. Он, полный сил и энергии человек, не мог просто так смириться с новым положением. Он стукнул кулаком по столу. Тогда генерал Вейдлинг тоже поднялся. Он твердо посмотрел в глаза Муммерту:
– Не забывайте, господа! Мы здесь не для того, чтобы судить и осуждать. Мы приняли присягу!
И только тогда генерал Вейдлинг тяжело опустился на стул. На несколько секунд он закрыл лицо руками. По его телу пробежала дрожь. Однако вскоре он снова взял себя в руки. Никто не должен заметить его внутреннюю борьбу со своей совестью, никто не должен видеть, что военный комендант Берлина может проявить слабость. Никто не должен знать, что в эти минуты у него в душе умерло все, что имеет отношение к чувствам. Остается один только долг.
– Господа! – Командирский голос генерала снова звучал резко и четко. – Борьба продолжается! Будьте уверены, что я буду продолжать настаивать на своем мнении относительно прорыва и завтра попытаюсь, точно так же как и сегодня, убедить Гитлера в бессмысленности сражения в Берлине. Ваша и моя задача заключается в том, чтобы вести эту битву таким образом, чтобы наши солдаты несли как можно меньшие потери.
Офицеры встали плотнее. Полковник Рефиор разложил карту с нанесенной обстановкой. Вейдлинг дал последние указания относительно сражения на следующий день. Со всей очевидностью становилось ясно, что центр тяжести сражения за Берлин перемещается в центр города. Бригадефюрер СС Монке назначался ответственным командиром всех войск, находящихся в центральной части города. Все батальоны и боевые группы, которые в ходе последующих боев будут оттеснены в сектор «Z» – «Цитадель» (центр города), автоматически переходят под командование бригадефюрера. Подполковник Зайферт получил задание немедленно подготовить к обороне центр Берлина, прежде всего правительственный квартал.
Уже начало светать, когда генерал Вейдлинг попрощался со своими командирами. Ночь еще не прошла, а день еще не начался, однако сражение продолжалось с неослабевающей ожесточенностью. Вражеская артиллерия, реактивные установки залпового огня, так называемые «сталинские органы», и минометы вели непрерывный огонь по району рейхсканцелярии, Вильгельмсплац и Потсдамерплац, Лейпцигерштрассе и Герман-Герингштрассе. Генералу потребовалось много времени, прежде чем его автомобиль пробрался через руины горящего города и огневую завесу и прибыл на командный пункт в Вендлерблоке.
День 29 апреля 1945 года генерал Вейдлинг провел на своем командном пункте. Он был прикован к нему. При свете дня ни один автомобиль не мог больше проехать по перегороженным баррикадами, засыпанным обломками зданий и находящимся под постоянным обстрелом улицам города. Густой дым от взрывов накрывал центр города плотной завесой. Связь с отдельными секторами обороны удавалось поддерживать только благодаря исправным, несмотря на все разрушения, телефонным линиям и с помощью офицеров для поручений.
В этот день советские армии перешли в последнее решительное наступление. Пользуясь своим подавляющим преимуществом, они давили с востока по направлению к центру города. Удар с юга был направлен через Темпельхоф и Германштрассе на Тиргартен, целью третьего удара с севера также является район Тиргартен с его зоопарком. На командный пункт непрерывно поступали новые, все более тревожные донесения. Вражеские танки подошли к имперскому спортивному комплексу, обстреливали дворец Шарлоттенбург и клинику Шарите. Бойцы сухопутных войск, подразделений люфтваффе, войск СС, батальонов фольксштурма и гитлерюгенда, отрядов моряков кригсмарине вели ожесточенные бои на Александерплац, на Шпиттельмаркт, Ноллендорфплац и на вокзале Анхальтер Банхоф.
Треугольный вымпел, который обозначал командный пункт дивизии «Мюнхеберг», уже давно был закрыт горами обломков и руинами. И только по постоянной толчее офицеров для поручений и связных можно было догадаться, что в одном из бункеров на Ноллендорфплац находится командная инстанция. Майор, обладатель дубовых листьев к Рыцарскому кресту, собрал вокруг себя в углу подвального помещения дюжину солдат всех рангов. Бойцы сидели на корточках на полу. На столе перед офицером лежал план города, на котором красным карандашом были нарисованы крестики и линии.
Майор поднял голову:
– Итак, вы поняли! У дивизии нет связи со своими соседями. Таким образом, вы должны попытаться добраться до командных пунктов соседних соединений и с каждого из них доставить генералу письменное донесение. Мы ждем вашего возвращения до полуночи!
– Герр майор, разрешите задать вопрос? – обратился к офицеру фельдфебель Хартман.
– Пожалуйста!
– Как нам вести себя, если нас остановят патрули СД или полевой жандармерии?
– Каждый из вас получит сопроводительный документ за подписью генерала. Есть еще вопросы?
Вопросов ни у кого больше не было. Бойцы молча надели каски, поправили поясные ремни и встали. Майор напутствовал солдат:
– Счастливо! С Богом!
– Или с чертом, – пробормотал себе под нос Рамлау.
Ефрейтор получил задание вместе с унтер-офицером Райнвартом добраться до командного пункта 18-й моторизованной дивизии в зенитной башне в Тиргартене. Оба бойца попрощались с остальными товарищами. Группы по два человека разошлись в разные стороны.
Фельдфебель Хартман и юный фаненюнкер унтер-офицер Шпааль должны были установить связь с дивизией СС «Норд-ланд». В нагрудном кармане мундира фельдфебеля находилась короткая записка генерала, в которой тот предлагал установить совместный передний край обороны и выработать особые световые сигналы для координации действий. Оба солдата перебежками продвигались сквозь руины, пробирались по подвалам, ныряли в подъезды полуразрушенных домов, мчались по горящим улицам, обходили взрывающиеся автомобили и рушащиеся здания. Оба крепко сжимали в руках свои пистолеты, поскольку никто из них не знал, не появятся ли уже за следующим углом советские солдаты. На пути им встречались лишь редкие прохожие. В основном это были бойцы батальонов фольксштурма, спешащие на сборные пункты. Иногда попадались отдельные группы мотопехотинцев, летчиков и матросов, которых использовали как резерв. Среди них встречались и бойцы гитлерюгенда с фаустпатронами на плече. Обоим солдатам приходилось много раз бросаться в укрытие, когда русские снаряды со свистом пролетали в воздухе и с грохотом взрывались среди уцелевших руин домов.
Оба солдата дивизии «Мюнхеберг» добрались до центральной части города. Здесь, где некогда жизнь била ключом, осталась лишь каменная пустыня. Фаненюнкер Шпааль хорошо ориентировался здесь, так как раньше жил на Белль-Альянсплац. Без его помощи Хартман не нашел бы дорогу. Над Вильгельмсплац стояла стена дыма и огня.
Неожиданно оба бойца заметили группу солдат в мундирах стального цвета. Это были эсэсовцы, которые окопались в угловом доме. Они удивились, когда Хартман и Шпааль внезапно появились перед ними. Молодой гауптштурмфюрер с Железным крестом 1-го класса на груди крикнул Хартману: