Георгий Александрович Соломон (Исецкий)СРЕДИ КРАСНЫХ ВОЖДЕЙТом 1.÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷
«Уже бо и секира при корени древа лежит, всяко убо древо не творящее плода добра посекается и во огнь вметается».
Вступительная статья
Воспоминания Г.А. Соломона, несомненно, будут иметь обширную и заслуженную аудиторию и среди русских читателей, и среди иностранцев.
Значение воспоминаний Г.А. Соломона не мимолётное.
Они имеют два значения:
Первое — историческое.
Г.А. Соломон рассказывает то, что было ещё недавно в бурную эпоху, пережитую Россией. Его показания, как свидетеля, не могут не иметь огромного значения, как исторический документ той эпохи. В будущем все те, кто будут писать о Ленине и Красине, о большевиках в самой России и заграницей, о большевицком Исполкоме и Коминтерне, — никто не сможет не считаться с книгой Г.А. Соломона.
В этом отношении его книга — один из первоисточников по истории большевизма в России и для биографий виднейших большевиков.
Но воспоминания Г. Соломона имеют и другое значение — современное.
Он говорит не только том, что было в России при большевиках 10–13 лет тому назад, а о том, что происходит сейчас в той же самой Большевицкой России.
Большевики продолжают быть теми же, чем были они и в ту эпоху, о которой говорит Г.А. Соломон. Сталины и Литвиновы теперь повторяют то, что они и их товарищи делали и в то время.
Воспоминания Г.А. Соломона никогда не потеряют своего исторического значения, а своего современного значения не потеряют до тех пор, пока большевики не перестанут быть у власти в России — когда начнётся для России новая эпоха её развития.
На каждой странице воспоминаний Г.А. Соломона мы встречаем доказательства одной основной особенности большевиков.
Большевики — представители особой морали — партийной, не имеющей общего с моралью общечеловеческой. Для них единственный руководящей принцип — польза партии.
Poccии, родины у них нет. Для них существует только партия. Россия для них — что то вроде кролика для их партийных экспериментов.
То, что для партии полезно, то хорошо, то надо делать, то надо защищать, хотя бы это было и вредно для страны, хотя бы это требовало моря крови и бесчисленных человеческих страданий, хотя бы это и шло вразрез с самыми основными интересами и жизни отдельных лиц и масс населения, и всей общественной жизни.
Наоборот.
Что бы ни было бесспорно преступного, как бы ни возмущалась совесть человеческая перед чем-нибудь, какие бы страдания это ни наносило отдельным лицам и массам населения, — пред всем этим никогда не останавливаются большевики.
Они всё это приемлют. Всё это они защищают. Всё это им по пути. Цель оправдывает средства.
Цель для большевиков — это их партия. Эта их цель оправдывает все преступления, все нелепости, всю кровь, которая бывает им нужна в интересах их партии.
Для партии всё дозволено. Всё оправдывается её основной целью — мировой социальной революций. С этой точки зрения большевики рассматривают и международные отношения, и все международные интересы.
Каждая страница воспоминаний Г.А. Соломона является блестящей иллюстрацией этого основного принципа большевицкой морали и большевицкой практики.
Эти основные положения большевицкой морали одинаково характеризуют в жизни и самого Ленина, и последнего маленького, большевика.
Во имя этой морали совершены все большевицкие, величайшие в истории человечества, преступления.
То, что рассказывает Г.А. Соломон и другие все без исключения искренние большевицкие бытописатели, не может идти в параллель не только ни с какой реакцией, бывшей в России, но и не с какой реакцией, бывшей на нашей памяти и в других странах. Превзойдены даже все преступления, бывшие в мировой истории.
Все когда-то существовавшие ненавистные русским учреждения, составивши себе печальную историческую известность вроде опричнины, тайной канцелярии, охранного департамента полиции— всё это побледнело.
Биографии Малюты Скуратова, Шешковского, кончая биогpaфиями Плеве и Зубатова, — всё это ничто в сравнении с биографиями большевицких деятелей: Дзержинских, Петерсов, Сталиных…
В духе своей большевицкой морали пишут о задачах своей партии в программах и в передовых статьях. В таком же духе говорят они о своей партии в своих речах на конгрессах. На этом построена вся их агитация в массах.
Это так в теории, в литературе, в речах на собраниях.
Но в жизни практика большевицкой партии на каждом шагу бывает совсем иной.
Не во имя только партии по большей части живут большевики, — даже наиболее видные.
Читая воспоминания Г.А. Соломона, нельзя не заметить, что партия партией, а вместе с тем у большевицких деятелей свои личные маленькие интересы играют ещё большую роль.
Перед читателем, как в калейдоскопе, проходят одна за другой фигуры советских сановников. Всё это — великие стяжатели, все они охвачены преобладающим интересом и стремлением, которое автор не обинуясь определяет вполне точным выражением ЖРАТЬ.
Вот встают фигуры Гуковского, Ломоносова, Литвинова, Зиновьева, Крестинского, Авенесова, Квятковского и пр. Все они воруют и грабят Россию, цинично издеваясь над теми, кто хочет честно работать. Гуковский ворует и прожигает жизнь вместе со всем своим штатом — и всё проходит для него безнаказанно, ибо он посылает дары всем сильным советского правительства, всем — и Крестинскому, и Чичерину, и Зиновьеву, а те уже не за страх, а за совесть покрывают его и всеми мерами стараются замазать рты тем, кто обличает Гуковского.
Но когда невозможно более скрывать, Гуковского, по-видимому, просто отравляют, ибо ему угрожал суд, на котором могли бы открыться деяния и тех, кого он подкупал.
Вот Зиновьев, посылающий в Берлин специального курьера с поручением купить на казённые деньги разные предметы для надобностей коминтерна и на 200.000 золотых германских марок накупаются предметы гастрономии, косметики и галантереи для самого Зиновьева («для брюха Зиновьева» с отвращением говорит автор) и его возлюбленных.
Вот человек, вся мораль которого определяется словом «жрать» — это Ломоносов с брюхом, «напоминающим Гамбринуса». Он ворует и жрёт, и никто не может с ним ничего поделать, тщетно протестует сам автор, тщетно запрещает ему Красин.
Вот Квятковский, который не только ворует, но и создаёт в Аркосе «клуб — публичный дом».
С самого прихода к власти большевики стали вырождаться.
Воспоминания Г.А. Соломона приводят красноречивые иллюстрации к тому, как на деле относились к своей партии даже наиболее выдающееся большевики.
В жизни они были преступниками не только в интересах партии, но они преступниками бывали прежде всего в своих собственных интересах, хотя бы и вопреки интересам партии.
Эгоисты, прожигатели жизни, карьеристы, эгоисты в самом элементарном смысле этого слова, они всегда ради личных интересов способны были на самые гнусные, чисто уголовные, поступки и по отношению к партии, и по отношению к отдельным лицам, — и по отношению к интересам народных масс. На этот счёт имеется не один блестящий пример на каждой странице в труде Г.А. Соломона.
Каковыми были раньше эти партийные большевицкие лица, такими же они остаются и в настоящее время.
Всё, что они делали за всё это десятилетие, не является для них чем-то случайным, временным. Всё это органически связано и с их программой, и с их тактикой.
Поэтому всё, что было до сих пор у большевиков и о чём с таким негодованием говорить Г.А. Соломон, всё это будет и впредь.
Нет никакого повода предполагать о возможности какой-нибудь эволюции у большевиков.
Этот вывод из воспоминаний Г.А. Соломона вытекает сам собою, и в этом заключается второе их глубокое значение — значение современное.
Повествование автора прерывается идущим из души призывом к другим, к тем, с кем он вместе работал, стать на защиту правды и истины и присоединить свои голоса к его разоблачениям.
«Отзовитесь!» кричит он своим бывшим сотрудникам: «докажите, что в России ещё не всё погибло, что не погибла ещё правда и честь…»
Расставшись с советским правительством Г.А. Соломон, резко повернув в сторону самого отрицательного отношения к большевикам и их деяниям, полной веры и убеждения в то, что царствии их наступает уже близкий конец, цитирует слова немецкого философа Фр. Ницше («Так говорил Заратустра»):
Друзья мои, разве я жесток? — я говорю только: «то, что падает, толкни!»
И этими словами автор зовёт к самой беспощадной борьбе с человеконенавистничеством и мраком, в которые погрузили нашу Родину большевики.
И мы с полным сознанием значения того, что мы говорим, повторяем вместе с ним:
«ТОЛКНИ!»
Вместо предисловия
После долголетних размышлений я приступаю к своим воспоминаниям о моей советской службе. И, начиная их, я считаю необходимым предпослать им несколько общих строк, чтобы читателю стало понятно дальнейшее.
Всё то, что мне пришлось испытать и видеть в течение периода моей советской деятельности, мучило и угнетало меня всё время прохождения её и привело, в конце концов, к решению, что я не могу больше продолжать этот ужас, и 1-го августа 1923 года я подал в отставку. Но первое время я был далёк от мысли выступать со своими воспоминаниями, — хотелось только уйти, не быть с «ними», забыть всё это, как тяжёлый кошмар…
По мере того, как время всё более и более отодвигало меня от того момента, когда я, весь разбитый и физически и нравственно всем пережитым мною, ушёл из этого ада, ушёл, со всё растущим во мне разочарованием, отложившимся в конечном счёте в яркое сознание, что я сделал роковую ошибку, войдя в ряды советских деятелей, тем сильнее и императивнее стало говорить во мне сознание того, что я