Ладакх и Нубра84 славятся своими гомпами, о которых мои рисунки дают некоторое представление. Они необычайно живописны. Это поистине фантастические сооружения, почти неизменно венчающие высокие отдельно стоящие скалы или горные отроги. К ним ведут высеченные в скале грубые каменные ступени. У подножия горы множество чод-тенов, а на вершине раскинулась настоящая крепость-монастырь с зубчатыми башнями, шпилями, куполами и мостами над пропастями. Местные гомпы, как и Ламаюру85, кажутся естественным продолжением горы, на которой стоят. Наружные стены обычно побелены, а находящиеся за ними красные, желтые и коричневые деревянные здания, широкие алые или синие полосы на побелке, трезубцы, молитвенные барабаны, хвосты яков и флаги на флагштоках придают сооружению яркость и динамику. Звон цимбал, колоколов, непрерывный бой больших барабанов, гудение гонгов и рев шестифутовых серебряных труб свидетельствуют о насыщенности религиозной жизни обитателей гомп. В таких монастырях одновременно проживают от двухсот до трехсот лам. Они отнюдь не находятся в заточении и, напротив, часто общаются с людьми, с которыми тесно связаны, ведь монахом становится младший сын в каждой семье. Любая сделка или общественный договор должны получить благословение священнослужителя, поэтому в гомпах сосредоточены все богатства. Монастыри также имеют монополию на образование, а одиннадцать тысяч монахов, выходцев из народа, которые управляют всеми делами людей как при жизни, так и после смерти, через образование и традиции тесно связаны с Лхасой86.
Далее наш путь лежал вдоль обрывов и пустынных плато, усыпанных красным гравием. Мы часто встречали группы лам в алых и желтых одеяниях, и каждый из них крутил свой молитвенный барабан, настоятелей монастырей и скушоков (считающихся воплощениями Будды) со множеством слуг, а также компании радостных монахов-учеников, которые высокими, резкими голосами нараспев повторяли мантру «Ом Мани Падме Хум». Миновав прекрасные монастыри, мы перешли вброд хрустально-чистые ручьи, несущиеся по красным камням, преодолели ущелья и скалистые уступы по мостам из жердей, несколько раз остановились на ночлег возле дружественных деревень в оазисах орошаемого аллювия, и, продолжив путь вдоль Ванлы по самому узкому и глубокому ущелью из всех, что нам когда-либо встречались, добрались до Инда87, пересекли его по деревянному мосту в месте, где его русло оказывается зажатым между скалами и сужается до 65 футов, и достигли, наконец, Ладакха. У моста был расположен живописный форт, где записывали имена путешественников и передавали эту информацию в Лех. Мы разбили лагерь в Кхалси,88 примерно в миле от форта, но вечером я вернулась к мосту в сопровождении Усман Шаха, чтобы запечатлеть, если смогу, мрачную наготу окружающих гор и ужас, который они мне внушали. Позже выяснилось, что мой телохранитель в составе группы из шести солдат и одного офицера был несколько месяцев назад направлен из Леха охранять форт, где они вымогали деньги у всех, кто пересекал мост. Усман Шах поссорился с офицером из-за какого-то сомнительного дела и однажды ночью заколол его насмерть ножом, заставив шестерых своих товарищей, чтобы они не проболтались, тоже вонзить свои ножи в тело. Затем он завернул убитого в одеяло и сбросил в Инд. Однако тело вынесло на берег чуть ниже по течению, офицера опознали, а всех причастных к его смерти арестовали и отправили в Шринагар, где Усман признал свою вину.
Оставшуюся часть пути мы шли вдоль огромных гранитных скал, отделяющих Инд от его большого притока ― Шайока89. Исполинские масштабы ландшафта, бесплодная земля, чудовищная жара, крайне разреженный и невыносимо сухой воздух были нашими постоянными спутниками. На этих тибетских высотах, где протяженность долин превышает 11 000тысяч футов, солнце печет еще нещаднее, чем на «пылающих равнинах Индии». С девяти утра до заката дует сильный, горячий ветер. Температура в полдень достигает 120‒130 градусов по Фаренгейту, а ночью опускается ниже нуля. Я не сетовала на климат, но, как и у большинства европейцев, со временем мои дыхательные пути воспалились, кожа потрескалась и появились сбои в работе сердца. Волосы постоянно треплет ветер, изделия из кожи сморщиваются и трескаются, гребни из рога разламываются, провиант засыхает, из-за быстрого испарения невозможно рисовать акварелью, а чай, заваренный водой, не достигшей температуры кипения, совершенно безвкусен.
На двадцать пятый день путешествия мы разбили лагерь в Спитуке среди множества чод-тенов и мани у подножия высокой и одинокой скалы, на вершине которой раскинулся один из самых потрясающих монастырей Ладакха. Было ранее утро, но солнце уже палило нещадно, когда мы отправились вверх по усыпанному раскаленным гравием пятимильному склону к главной цели моего путешествия. Даже с близкого расстояния столицу Тибета невозможно было бы отличить от голых, зазубренных розово-красных скал, которые практически сомкнулись кольцом вокруг нее, если бы не дворец прежних царей, Гьялпо из Ладакха. Это огромное сооружение достигает десяти этажей в высоту, его массивные стены наклонены вовнутрь, а длинные балконы и галереи, резной орнамент из коричневого дерева и множество вырубленных в стенах окон придают ему неповторимую живописность. Дворец виден за многие мили и совершенно затмевает собой маленький среднеазиатский городок, примостившийся у подножия горы.
При подъезде к Леху нас встретили длинные ряды чод-тенов и мани, затем мы проследовали вдоль ячменных полей, плантаций ив и тополей, пересекли несколько искрящихся на солнце ручьев и прошли через ведущие в город маленькие ворота, за которыми толпились нищие балти. По всей видимости, стража моста Кхалси сообщила о моем приезде, поскольку у ворот меня ждал джемадар90 вазира91, то есть начальник полиции, в весьма необычном наряде, его сопровождали сипаи92 в тюрбанах абрикосового цвета, фиолетовых чогах93и зеленых гетрах, они копьями отгоняли людей с нашего пути. Гьялпо радостно гарцевал, стараясь укусить всех подряд, а афганец бодро шагал впереди, будто и не было двадцати пяти дней изматывающего путешествия по гималайским перевалам. Меня сопроводили к тенистому трехкомнатному бунгало94, расположенному на территории, принадлежащей Комиссару Его Британского Величества, который живет в Лехе в течение четырех месяцев «караванного сезона», чтобы оказывать содействие в регулировке движения и защищать интересы многочисленных британских подданных, проходящих через Лех со своими товарами. Ради их блага индийское правительство также помогает содержать небольшую больницу, которая, к слову, открыта для всех. Больница и бесплатная амбулатория находятся в ведении Моравской95 медицинской миссии.
Сразу за участком комиссара стояли два скромных побеленных дома с небольшими садами, утопающими в завезенных из Европы цветах. Там жили моравские миссионеры, единственные европейцы, проживавшие в городе Лех на постоянной основе ― мистер Редслоб и доктор Карл Маркс со своими супругами. Когда я проезжала мимо, Доктор Маркс, стоявший у ворот, тепло поприветствовал меня.
Этим двум людям, и особенно мистеру Редслобу, я многим обязана, но, к сожалению никогда не смогу в полной мере их отблагодарить, поскольку оба они умерли с разницей в несколько дней от эпидемии в прошлом году. Доктора Маркса похоронили в одной могиле с его новорожденным сыном. В течение двадцати пяти лет мистер Редслоб, человек прекрасно развитый физически и обладающий незаурядным интеллектом, ученый и лингвист, специалист по ботанике и замечательный художник, всеми силами заботился о благополучии тибетцев, и хотя его главной целью было обратить их в христианство, своим благородством, человеколюбием, глубокими знаниями и мужеством он покорил сердца местных жителей и завоевал их безграничное доверие, его любили и приветствовали повсюду, а теперь оплакивают как самого лучшего и верного друга.
Едва я закончила завтракать, как на пороге моего дома появился он ― чрезвычайно высокий человек со звучным голосом, веселым нравом, излучающим доброту лицом и превосходным английским. Целью моего путешествия был Лех, но мистер Редслоб предложил мне отправиться вместе с ним в трехнедельное путешествие через большие перевалы на севере в Нубру, регион, образованный слиянием долин рек Шайок и Нубра, притоков Инда. Конечно же, я сразу согласилась, разве я могла упустить такую замечательную возможность.
На подготовку ушло два дня, но затем я еще две недели жила в своей палатке в Лехе, который, несомненно, заслуживает внимания, ибо, хотя этот город и является столицей весьма отдаленного округа, это не мешает ему быть одним из главных центров торговли в Центральной Азии. Именно здесь пополняют запасы провизии и покупают животных все торговцы, следующие из Индии, Кашмира и Афганистана в Яркенд96 и Хотан97, а купцы из таинственного города Лхаса продают прессованный чай и лхасские товары, в основном предметы культа.