У Леха очень выгодное географическое положение. С севера его защищает вздымающийся сразу за городом великий хребет Кайлас98 с величественными ледниками и снежными полями, ведущие через него перевалы находятся на высоте 18 000футов. А на юге за долиной Инда поднимаются большие красные горы, снежные вершины которых достигают 21 000футов в высоту. В центре Леха находится большой восточный базар, где по вечерам играют в поло. А вокруг дворца и расположенного рядом с ним огромного чод-тена примостились дома с плоскими крышами и множеством балконов. Гребень горы, на отроге которой стоит дворец, венчает фантастический древний гомпа. За окружающими город посевными полями и плантациями простирается выжженная каменистая пустыня. Помимо дворца в Лехе мало архитектурных достопримечательностей. Пожалуй, можно отметить лишь окрашенную в излишне кричащие цвета новую мечеть, здание казначейства и суда, бунгало вазира, мусульманское кладбище и буддийские площадки для кремации, где у каждой семьи есть собственная печь. В жутко грязных и узких переулках, хотя странно, что в столь засушливом климате грязь вообще смогла образоваться, проживает очень разношерстное население, причем количество мусульман неуклонно растет, что объясняется с одной стороны активным прозелитизмом99, который заметен по всей Азии, а с другой ― браками между мусульманскими торговцами и ладакхскими женщинами, которые принимают веру своих мужей и воспитывают в ней своих детей.
Когда я прибыла в город, на большой площади, или базаре, было открыто несколько лавок, но покупателей практически не было, зато через несколько недель население крошечной столицы увеличилось вдвое, и весь август торговля и увеселительные мероприятия не прекращались ни днем ни ночью, а яркие сцены из жизни менялись, словно узоры в калейдоскопе.
Ежедневно из Кашмира, Пенджаба и Афганистана прибывали длинные караваны, направлявшиеся в Хотан, Яркенд и даже китайский Тибет и наполняли здесь свои тюки товарами; лхасские торговцы открыли лавки и принялись торговать прессованным чаем и предметами культа; купцы из Амритсара100, Кабула101, Бухары102 и Яркенда, величаво расхаживающие в роскошных одеждах, заполнили базар и стали сладкоречиво рекламировать свои дорогие товары; мулы, ослы, лошади и яки брыкались, ревели и мычали; царило вавилонское столпотворение, поистине библейское смешение языков, здесь были монахи-аскеты, индийские факиры, дервиши, паломники из Мекки, странствующие музыканты и певцы буддийских баллад; женщины с плетеными корзинами за спиной носили люцерну; ладакхи, балти и лахули103 ухаживали за животными; а джемадар вазира и сипаи бродили среди толпы. Посреди этого живописного хаоса коренастые торговцы из Лхасы, стоявшие под палящими лучами солнца в тяжелой зимней одежде, обменивали свой дорогой чай на курагу из Нубры и Балтистана, кашмирский шафран и пряности из Индии; а купцы из Яркенда на больших туркестанских лошадях торговали под безоблачным небом коноплей, которую курят как опиум, а также разными русскими безделушками и тканями. Это место пересечения среднеазиатских торговых путей казалось поистине волшебным на фоне громадного хребта Кайлас, даже несмотря на то, что за внешним блеском таилось немало зла.
На второй день нашего пребывания в городе, как раз когда я рисовала портрет Усман Шаха, изображенный на фронтисписе, комиссар и начальник полиции признали моего телохранителя мятежником и убийцей, арестовали его и выслали из Леха. Мне посоветовали проверить, не пропало ли что-то из вещей, но я не стала. Я доверяла Усман Шаху, по-своему он всегда был мне верен, и позже выяснилось, что он действительно ничего у меня не украл. Он оказался жестоким головорезом из отряда нерегулярных войск, посланного махараджей Кашмира на службу в форте города Лех. Оттуда Усман и его подельники постоянно наведывались в город, грабили базар, оскорбляли женщин, без оплаты брали все, что вздумается, а когда одного из них вызвали в суд за какое-то преступление, вытащили судью на улицу и избили его! Некоторое время они держали в страхе весь Лех, но затем британский комиссар добился их высылки. Однако прежде чем они покинули Лех, Усман Шах убил офицера в форте у моста через Инд. И все же я была восхищена тем, как невозмутимо он, стоя перед бунгало, встретился лицом к лицу с британским комиссаром, в чьих руках была его жизнь, и начальником полиции. Он даже не шелохнулся, пока вазир не предоставил ему кули для переноски багажа. Усман Шах прямо заявил: «Да, я убил этого человека, но таковы обычаи моей страны ― он нанес мне оскорбление, которое можно искупить только кровью!» Стражник не посмел даже притронуться к Усману, он сразу отправился к вазиру, запросил кули и получил его!
Мы покинули Лех налегке ранним утром, меня сопровождали мистер Редслоб, очень мудрый монах по имени Герган из Лхасы, слуга мистера Редслоба и три моих, а также четыре вьючные лошади и два погонщика, нанятые на время путешествия. Нам предстояло пересечь большой хребет Кайлас. В конце первого дневного перехода по бесконечным каменистым долинам мы дошли до небольшого ровного участка на высоте вершины Монблан с полуподземным убежищем, где едва хватило места для двух палаток. За два часа до того, как мы добрались до этого места, люди и животные начали ощущать сильное недомогание. Гьялпо останавливался через каждые несколько ярдов104, он с трудом дышал, а из его ноздрей лилась кровь, бедняга смотрел на меня, будто спрашивая: «Что происходит?». Хасан Хан шатался от головокружения, но не сдавался. Сейса, жалкого слабака, несли на импровизированных носилках из одеяла и шестов от моей палатки, и даже тибетцы страдали. Я, как ни странно, не ощущала никакого дискомфорта, но, спешившись, была рада немного отдохнуть. По мнению местных жителей, эту горную болезнь, здесь ее называют ладуг, или «яд перевала», вызывает аромат или пыльца некоторых растущих на перевалах растений. Лошади и мулы не могут нести свой груз, а люди страдают от головокружения, рвоты, сильной головной боли и кровотечений из носа, рта и ушей, а также от сильного упадка сил, который порой приводит к смертельному исходу105.
Ночью было жутко холодно, а на рассвете я проснулась от странного хрюканья и утробного рева. В серой утренней дымке я разглядела несколько яков (Bos grunniens106, тибетский бык), которые являются гордостью Тибетского нагорья. Хотя это великолепное животное на самом деле не выше английской коровы шортгорнской породы107, оно кажется просто гигантским из-за массивных изогнутых рогов и свирепого взгляда, сверкающего из гущи кудрей, длинной косматой шерсти, свисающей почти до земли, и хвоста, похожего на конский. Яки обычно черные или рыжевато-коричневые, а их такой же длинный, как и остальная шерсть хвост нередко бывает белым. Широкий нос выдает не только силу, но и благородство животного. Яков можно встретить только на высоте 12 000футов. Даже спустя несколько поколений искусственного отбора яки плохо поддаются одомашниванию, и управлять ими можно лишь при помощи веревки, прикрепленной к кольцу в носу. Они презирают плуг, но снисходят до того, чтобы нести груз, и многие жители Ладакха и Нубры зарабатывают себе на жизнь, перегоняя навьюченных товарами яков через перевалы. Ноги у яков весьма короткие, но они прекрасно оценивают расстояние и могут пронести груз там, куда, казалось бы, могут взобраться только горные козлы. К тому же, они очень выносливые, и в этом отношении похожи на верблюдов. Однако характер у яков непредсказуемый, и они не любят, когда на них ездят верхом, я не раз была свидетелем того, как они начинали бодаться при любой попытке оседлать их. Среди тех яков, на которых приходилось ездить мне, были пугливые, безрассудные, любители побрыкаться и ловкачи, совершающие фантастические трюки на самом краю пропасти, мятежники, сбрасывающие в пропасть своих вожаков, и отчаянные смельчаки, которые с бешеным ревом неслись вниз по склонам гор, перепрыгивая с валуна на валун, пока мы не оказывались среди их сородичей. Мчащееся стадо ревущих яков, размахивающих длинными хвостами ― грандиозное зрелище.
Мой первый як был довольно спокойным и выглядел весьма достойно с моим мексиканским седлом и яркой попоной поверх его густой черной шерсти. Его спина была широкой, как у слона. Он шел неспешным, уверенным и решительным шагом, словно движущаяся гора. Переход через перевал Дигар108 занял у нас пять часов. Вещи и некоторых из нас везли яки, а сзади плелись те, кто был не в состоянии ехать верхом ― наиболее пострадавшие от горной болезни. По дороге к нам присоединилось несколько тибетцев. Многие впервые видели европейскую женщину, путешествующую по Нубре, и всячески заботились о моем благополучии. Пейзаж был довольно однообразным, поначалу мы поднимались по склону, поросшему белым эдельвейсом, из которого местные жители заготавливают трут, затем на нашем пути все чаще стали встречаться короткие зигзаги из гравия. Небо заволокло тучами, пошел мокрый снег и задул пронизывающий ледяной ветер. Лошади тяжело дышали, а люди падали лицом вниз от усталости, но мы все же благополучно добрались до вершины высотой 17 930 футов, где ликующие проводники развесили молитвенные флаги на пирамиде из камней, вознося хвалу своим богам. Мы перенесли груз с яков на лошадей и по ледяным пустошам, снежным полям, окаймленным розово-красными примулами, пустынным долинам и орошаемым склонам холмо