но вот те, кто рангом ниже или равны даже при прямом сканировании вскрыть обман не могли, на что врач районной поликлиники и попалась. И всё бы ничего, но именно Сикорская посоветовала мне постоянно, даже во сне поддерживать эту технику, якобы для тренировки. И через некоторое время ко мне вламывается майор с каким-то бредовым требованием. Подозрительно? Да ещё как.
Варианта у меня было всего два. Или это операция прикрытия от Сикорского и меня эвакуируют, избавляя от чужого внимания или это новая вводная от его прабабушки. Зима-Мама была решительно настроена сделать из меня если не Архонта, то уж Магистра с гарантией. И не только по приказу товарища Сталина. Тут у неё и свой шкурный интерес тоже имелся, девочки от нашего плотного общения организмами росли как на дрожжах, стремительно прогрессируя и к тому же уже во всю осваивали начальные глубины сатори. При всём своём хладнокровии семью свою Татьяна Игоревна любила и берегла, а я в какой-то мере уже мог ей считаться, особенно после того, что у нас с ней было. Далеко не каждый мог похвастаться что вместе с Матушкой Зимой убивал Архонта, да ещё нацистского преступника такого масштаба.
В любом случае дёргаться мне смысла не имело. Майор человек подчинённый. Вряд ли у него самого возникла идея пойти собирать призывников-уклонистов. Начальство приказало, сунуло список и дало направляющего пинка. Дескать, план горит, не выполним, будет нам клизма из патефонных иголок и прочие радости жизни. Короче всё как обычно. А вот в самом военном комиссариате уже можно будет прояснить ситуацию. Даже если сами Сикорские там не появятся, всё равно можно обратиться к особисту, уж его точно обязаны были поставить в известность о проводимой операции. Там и узнаю, что происходит.
— Саныч ну чего там, ещё заседают? Отлично! Давайте быстрее! — я и сам не заметил, как мы доехали до военкомата, но напомнил майор, и раньше не сидевший на месте, а сейчас и вовсе превратившийся в электровеник. — Давай, давай, выпрыгивай! Успели! — И подорвавшись, унёсся куда-то.
— Что за кипишь? — я вылез из «собачника», разминаясь после неудобной лавочки. — Пожар что ли?
— Не, — лениво протянул Дранкель, то бишь Непейвода. — Призывная комиссия заседает, вот Муха и возбудился.
— А разве с нами не должен особист там пообщаться? — вот тут уже я удивился, потому что рассчитывал на другое.
— На хрен вы ему? — в ответ удивился Жранкель, то бишь Мясоедов. — В части там да, а тут вы кому нужны?
— На «холодильнике» ещё должен, — поправил товарища Непейвода. — А тебе на кой особист? Думаешь в стукачи податься?
— Базар фильтруй! — я набычился, шагнув к военному, — ты кого крысой назвал⁈ Просто пацаны на районе говорили, что их таскали, предлагали барабанить. А мне оно не сдалось на своих стучать!
— Ты не быкуй! — ничуть не впечатлились ефрейторы, считавшие себя самыми крупными лягушками на этой кочке. — Тебе же говорят, в части. Там да, всех будут склонять к сотрудничеству. Делай вид что намёков не понимаешь, молчи-молчи побьётся, да и рукой махнёт. Всё, хорош трепаться, погнали, а то Муха орать будет.
На удивление в коридоре перед кабинетом, где заседала комиссия, оказалось не так уж много народу. Человек пять не больше призывников с кислыми лицами, поэтому наша троица органично влилась в их общество. На разговоры никого не тянуло, как я понял, сегодня собрали всех, кто пытался откосить. Странно, до конца года ещё было время, но я слабо разбирался в нюансах призыва, точнее вообще не разбирался. Всё, связанное с армией в прошлой жизни прошло мимо меня, да и в этой если бы не дед я предпочёл бы держать дистанцию. О чём неоднократно говорил и Тихомирову, и Сикорскому. Так что выбор отвлекающего маневра меня откровенно удивлял, но пока я решил довериться старшим товарищам.
Процесс прохождения комиссии был не то, чтобы очень быстрым, но и на месте не стоял. В дверях появлялась довольно миловидная секретарша, или кто там у военных, лет тридцати в чине прапорщика, называла фамилию, очередной призывник скрывался в недрах кабинета, чтобы минут через пять отправиться на прежнее место. Судя по грустным лицам их всех признавали годными и впереди было два года в сапогах. Хотя были и те, кто искренне хотел служить, но именно сегодня они были в меньшинстве, или скорее стоило сказать он. Крепкий парнишка, явно из деревни, вышел из кабинета сверкая белозубой улыбкой и с такой довольной мордой лица, что сразу захотелось ему врезать.
— В десант возьмут, представляете⁈ — радость из парня так и пёрла. — Я уж думал в этом году не попаду, а тут повестку прислали, ну я сразу академ брать и сюда!
— Счастливый человек, — тяжело вздохнул Каширский. — Никаких забот, никаких тревог, ни тени сомнения в глазах.
— А чего сомневаться⁈ — удивился парняга, — Я сразу после школы хотел пойти отслужить, но как раз от колхоза направление дали на механизатора ну и пришлось поступать. Зато сейчас и права на трактор есть, да и в механике волоку! Если повезёт, мехводом буду или в ремцехе, где останусь. А там не служба, а лафа!
— Вот видишь? — я толкнул в бок студента. — Люди умеют устраиваться. Так что меняй мышление. Даже в армии можно вдов на кладбище это самое.
— Чего это я на кладбище буду? — не понял прикола и обиделся Каширский. — Сам на кладбище всех это самое!
— Мне нельзя, — я грустно вздохнул. — У меня и с кладбищами особые отношения, да и подруги не поймут. Они и так меня кобелём считают, а если гулять начну и вовсе кастрируют. На всякий случай.
— А у тебя их сколько? — на меня уставились все, кто сидел в коридоре.
— Двое. — я гордо ухмыльнулся. — Умницы и красавицы. И сразу предвосхищая вопрос, друг о друге они знают и даже дружат.
— Да гонишь, — подал голос Пестемеев, до этого тихо шептавший какие-то мантры, фактически отрешившись от окружающего мира. — Так не бывает.
— Есть многое на свете друг Горацио, — протянул студент с толикой зависти. — Нет, я всё понимаю, сам бывало… но две сразу⁈
— Калинин! — от дальнейшего обсуждения личной жизни меня спас голос секретарши. — Пестемеев готовится!
Кабинет, где заседала комиссия не поражал воображение. Обычный, даже сказать типичный советский, с хреновой мебелью, больше годной на дрова, окнами с хреновыми тряпичными жалюзи и стандартными лампами дневного света, которые, впрочем, сейчас были выключены. Единственно, что отличалось от сотен таких же кабинетов в сотнях разных контор это то, как они были расставлены. Столы образовывали букву «П», где во главе сидел сам военком, а призывники останавливались в центре на отмеченном на полу месте, словно бараны на выставке, которых оглядывали со всех сторон, решая, стричь его или сразу делать шашлык.
— Калинин, Калинин, — военком в звании полковника принялся перебирать бумажки. — А вот, Калинин! Злостный уклонист! Двенадцать повесток мы тебе отправил! Думаешь, что, фамилию сменил, так мы тебя не найдём⁈
— Ничего я не получал, — я пожал плечами. — У вас ошибка какая-то. Уклоняться я не собирался, у меня бронь от предприятия.
— Ты мне сказки не рассказывай! — полковник рявкнул и ткнул пальцем в бумаги. — У нас всё записано! Тунеядец и бездельник! Ничего, армия ещё и не из таких человека делала! Что скажите, товарищи?
— Судя по результатам медкомиссии молодой человек полностью здоров, — первой отозвалась медик, листавшая справки, полученные в поликлинике. — Так что с нашей стороны нет причин на отсрочку.
— А где характеристика из школы? — закрутил головой милицейский капитан. — Да и от ЖЭКа я ничего не вижу, только от участкового.
— Да, да, и по нашей линии ничего нет, — поддержал его довольно молодой гражданин со значком комсомола на лацкане пиджака. — Товарищ Калинин, вы комсомолец?
— Конечно. — я кивнул, — в паспорте членский билет.
— Позвольте! — представитель ВЛКСМ схватил протянутые корочки. — Взносы уплачены, это несомненный плюс. А почему значок не носите?
— Так меня с постели подняли, только пару минут дали собраться, — я пожал плечами. — Я ещё раз повторяю, никаких повесток не получал.
— Да, да, мы поняли уже, — отмахнулся капитан. — Ну, что будем делать, товарищи?
— А что с ним делать? — удивился военком. — Судимости нет? Нет. Здоров. Комсомолец. Отсрочки нет. Пусть идёт служит, а необходимые характеристики из части уже запросят. Кто за, товарищи? Единогласно. Поздравляю, призывник Калинин! Вы призваны на срочную военную службу в Вооружённые Силы Советского Союза!
— Ну ура, чё, — честно говоря, я уже устал от этого фарса и начал сомневаться в своих выводах.
Сикорские, что матриарх, что правнук так грубо бы не работали. Но тогда у меня не было ответа что происходит, а значит нужно было звонить тем, кто мог в этом разобраться. И по-хорошему, это стоило сделать сразу, как только ко мне вломились военные с крайне мутными заявлениями. Нет же, я же решил, что самый умный. Вот теперь выгребаю.
— Свободен! — военкома мой сарказм ни капли не тронул, и он отпустил меня барским взмахом руки. — Жанночка давай следующего.
— Ну хоть не стюардесса. — я снова пожал плечами и двинул на выход, рассчитывая разжиться телефоном и набрать деда, но меня ждал облом. — А где все?
— Забрали. — пожал плечами Пестемеев, и с таким же равнодушным выражением лица зашёл в дверь.
— Облом. — я плюхнулся на стул, почесав затылок. — Слышь, студент, может у тебя мобила есть? Мне карай позвонить надо.
— Не, я её даже брать не стал, всё равно отнимут, — похоже Каширский уже смирился со своей участью. — А куда, говоришь, лучше в армии пристраиваться? Я в механике неплохо понимаю, но сам ничего никогда не собирал.
— Тогда пробуй на кухню пробиться. — паниковать я пока причин не видел, но происходящее мне сильно не нравилось. — Хотя это будет сложно сделать. С другой стороны, там должны быть поварихи. Понятное дело, что вряд ли они обделённые мужским вниманием, но ты у нас мастер, обаяешь кого, вот тебя на тёплое место и возьмут.
— Ну до тебя мне далеко, — огрызнулся Владислав, но задумался. — На кухню говоришь… о! Толян! А чего так быстро?