Существа за незримой стеной роились в воздухе, скалились и рычали. Это было похоже на пчелиный рой, если бы не ужасные размеры этих мохнатых «пчёлок». Размерами и внешностью они, как уже говорилось, больше походили на медведей. Когда-то был такой человек — то ли литератор, то ли журналист, — Рой Медведев. Я не знаю, чем он занимался, запомнилось только имя или псевдоним. Так вот: то, что мы сейчас здесь наблюдали, и было оно самое — рой медведев. Звучит это отчасти забавно, а вот увидеть такое воочию я бы не пожелал никому.
Но нам с киношными людьми приходилось теперь этих зверюг наблюдать как раз воочию. Чудовищных, летающих, потусторонних. Они глухо рычали и раз за разом отгрызали от стены что-то невидимое.
В дальнем углу комнаты громко икнули, а может, всхлипнули.
— Это что, демоны? — спросил кто-то.
Вопрос этот заставил меня прийти, наконец, в себя.
Глава 18. Бластеры – только воевавшим
Итак, за прозрачной стеной бесновались мохнатые летающие чудища. Их видели все здесь, вся съёмочная группа в полном составе.
Кто-то спросил меня: «Это что, демоны?»
— Не совсем, — ответил я и посмотрел на датчики.
Запаса прочности у Куба теперь уже вовсе не абсолютной изоляции оставалось на считанные минуты. Монстры, видимо, чувствовали это и принялись стену яростно атаковать.
Под аккомпанемент грохота и испуганных криков я замахал руками, привлекая, насколько это было в таких условиях возможно, к себе внимание.
— Слушайте сюда! — прокричал я. — Послушайте мои слова, товарищи!
Многие обернулись в мою сторону, другие продолжали глазеть на летающих медведеподобных чудищ. Такая реакция была понятна, и я не обижался — небывалые монстры явление куда более зрелищное, чем какой-то толкающий речь мужик, хоть и, может быть, смутно гипнотически знакомый. Тем более чего-чего, а произносимых с разной высоты трибун всевозможных пламенных речей в жизни этих людей более чем хватало
— Товарищи, — повторил я. — Вы сами видите, что происходит нечто странное и жуткое. Я не буду вам объяснять, откуда за стеной появилось вот это вот зло, на это нет времени. Сейчас от нас требуется этих существ сюда не пустить.
Засунув руку в складку времени, я стал нашаривать там один большой и нужный мне ящик, а сам продолжал говорить. И теперь в глазах вокруг было много разных чувств и эмоций, а вот скептицизма там не наблюдалось.
— Вы сами знаете, в нашей стране такое время от времени случается, — продолжал я. — Кто-то влезает сюда и хочет забрать себе наше, то, чего мы отдавать не собираемся. И тогда нам приходится брать в руки оружие и этого кого-то выгонять.
Я оглядел свою аудиторию. Все внушительно молчали, и это было правильно.
— Оружие я раздам, — закончил я свою речь и дёрнул на себя ящик.
Ящик за что-то зацепился и вылезать не хотел. Это было неправильно.
Стена всё так же грохотала. А между тем люди обступили меня, с надеждой глядя мне в глаза. Залезать в эту минуту в складку времени за ящиком, оставляя видимой только нижнюю свою часть, показалось мне неуместным. Я отпустил ящик, выпрямился и в свою очередь осмотрел режиссёра Гайдая, актёров и остальных, внимательно заглядывая в лица. И применяя некоторое гипнотическое антишоковое воздействие. По выражению лиц я понял, что моя речь и это самое воздействие произвели нужный эффект: глаза киношных людей сверкали решимостью.
И только несколько позже я обнаружил, что никакого гипноза над ними не совершил: на это у меня уже не хватало запаса энергии, и я просто как будто поводил перед ними не включённым в розетку прибором. Эти люди оказались способны на подвиги и без всяких гипнозов.
Тут в стене что-то треснуло — так, как до этого ещё не трещало. Все повернулись туда, а я глянул на датчик. Куб пребывал на грани отключения, но всё ещё работал. И чудища, соответственно, хоть и толклись, налетая на стену, выбраться наружу по-прежнему не могли. Тогда, не теряя даром времени, я поскорее нырнул во временную складку и выволок наконец оттуда ящик с бластерами.
Толстая рифлёная пластмасса ящика со скрежетом проехала по шершавой поверхности топчанов. Ящик распахнулся.
Увидев его содержимое, актёр Никулин хмыкнул, потёр руки и тут же встал на раздачу. Уложенное в ящике оружие было, конечно, никаким не огнестрельным, стреляло оно ионной шрапнелью, но как раз для таких случаев умело приобретать привычный для местных вид отечественных автоматов ППШ. Сейчас оно именно таким и выглядело.
Всего замаскированных под автоматы ППШ бластеров в ящике было пять штук. Никулин раздал их режиссёру Гайдаю, актёру Этушу, оператору Окулярову и седоватому кряжистому дядьке из осветителей, один взял себе. Потом вопросительно взглянул на меня: может, мол, тебе надо было оставить? Я показал, что не надо, у меня есть чем заняться.
И у меня действительно было дело, срочное и крайне важное. Я кое-что спешно мастерил из отысканных на полках трейлера запчастей, а ещё пытался кое с кем связаться. Нет, я не собирался вызывать подмогу. Во-первых, подмога бы всё равно уже не успела. А во-вторых, у нас так не принято. Потому что — никогда до последнего не известно, где настоящая активность противника, а где просто отвлекающие манёвры. Вот так однажды оголили тылы, а там, в другом месте, инопланетяне чуть космонавта Григория Гречко не утащили. Так что никакой спасительной кавалерии из будущего ждать здесь не приходилось.
— Нам тоже дайте! — потребовала тем временем актриса Наталья Варлей, протолкавшись к опустевшему ящику.
— Да, хотя бы один на двоих, — поддержал её актёр Александр Демьяненко.
Юрий Никулин серьёзно покачал головой:
— Нет, ребятки, пусть автоматы будут у тех, кто воевал. Так оно будет вернее.
Молодёжь чуток пороптала, но с логикой этих слов, пусть и неохотно, согласилась.
Тем временем чудища за прозрачной стеной перестали шуметь и теперь зловеще роились в центре своей комнаты. Видимо, готовились идти на прорыв.
Я заметил, как молодой помощник оператора Вася Ресницын тихонько крутится у кинокамеры и что-то там трогает. Видимо, решил втихаря запечатлеть эти небывалые события. Я строго погрозил ему пальцем: не надо, Вася, не надо! Тот виновато опустил голову и от камеры отошёл.
Тем временем первая линия обороны занимала свои позиции.
— С войны не держал в руках боевого оружия, — тихо проговорил дядька-осветитель, проводя ладонью по тусклому металлу автомата.
Актёр Владимир Этуш нахмурился, соглашаясь. Сейчас он совсем не был похож на своего персонажа товарища Саахова.
— Так что, Никита, демонов живьём будем брать? — подмигнул мне Юрий Никулин.
Режиссёр Гайдай посмотрел, послушал, отложил на время автоматный бластер и стал что-то спешно записывать себе в блокнот.
Никулин, я это знал, в войну одно время служил в разведке. Актёр Этуш и режиссёр Гайдай тоже воевали и были ранены. Непростой человек Окуляров, хоть я и позволял себе на его счёт иронизировать, был достоин остальных и в войну служил военным оператором. Седой осветительский дядька, судя по всему, тоже был заслуженный фронтовик.
Мне подумалось, что плечом к плечу с такими людьми можно выходить не то что против каких-то там летающих медвежат-переростков. Да хоть против тираннозавров! Для меня было честью стоять с этими мужиками в одном строю. Я едва сдержался, чтобы не начать им всё это рассказывать.
Но и недооценивать противника тоже было не нужно, и я по-быстрому проинструктировал пятёрку обладателей автоматов. А потом повернулся к остальным товарищам киношникам.
— Друзья, — сказал я им. — Здесь оставаться не обязательно. Мы справимся сами. (Ну, или не справимся, подумал я про себя). Уходите отсюда подальше. Мужчины, уводите женщин.
Никто даже не шелохнулся. Актриса Наталья Варлей бросила на меня такой испепеляющий взгляд, что у меня чуть не воспламенились волосы и одежда. Никто не шелохнулся, только один толстенький реквизитор, посмотрев по сторонам, нахмурился, что-то пробормотал и потопал к двери. Он почти тут же вернулся, гружённый лопатами, вилами и тяпками — видать, опустошил здешний сарай. Люди стали молча и веско разбирать это какое-никакое, а оружие.
И вот тут началось, теперь уже по-настоящему. Не дожидаясь полной разрядки Куба, его летающие и зубастые узники рванулись, наконец, на штурм.
Первые три или четыре удара мохнатых голов в невидимую поверхность вышли гулкими и мощными, но безрезультатными. А потом случилось то, что рано или поздно должно было случиться. Крупная шерстистая голова проломила невидимый барьер и вылезла наружу. Место вокруг пробоины тут же пошло ветвящимися трещинами, зверюга, развивая успех, задёргался, пытаясь вслед за головой просунуть наружу и остальное туловище.
Тогда в комнате раздалось:
— Огонь!
Стрелки, что уже держали клыкастую голову на прицеле, дали короткий залп. Чудище с визгом и воем отлетело назад и завертелось на месте, задевая и сшибая сородичей. А дыра от его проникновения мгновенно затянулась мутноватой и с виду прочной субстанцией. Куб оказался ещё способен латать пробоины, и это было очень хорошо.
Но стена между нами и носящимися в соседнем помещении аэромедведями продолжала истончаться. Из мельтешащего крыльями, когтями и клыками шерстяного роя вылетели, подобно снарядам, сразу две мохнатые туши. Поверхность содрогнулась от удара, две головы прободали стену — и тут же получили свои порции бодрящих колючих ионов из бластеров. Монстры завизжали и отступили.
В помещении повисла непривычная тишина. Только гоняли воздух перепончатые крылья за прозрачной стенкой да в толпе людей кто-то громко и нервно дышал. Заскрипел топчан, это актёр Моргунов заёрзал там своим недавно уколотым местом.
— Это из-за меня всё, — проговорил здоровяк, потирая обеими руками лысую голову. — Простите. Надо было с ними бороться… А я вёл себя как полный ишак.
Некоторая доля истины в его словах присутствовала, чего уж там. Вон, какие на его тайных амбициях взросли шерстяные красавчики. «Тщеславие это мой любимый грех», — недаром так говорил примечательный персонаж другой, не нашей кинокартины, от которой мои заокеанские коллеги, чьи бластеры обычно стилизованы под традиционные семизарядные кольты, тоже то и дело отгоняют желающих её утащить.