Движущиеся картинки всё мелькали и мелькали.
— А что, разве Тутанхамон был… хм… без волос и полноватый? — не поверил кто-то.
— Как видите, теперь мы знаем это наверняка, — ответил этому недоверчивому режиссёр Гайдай.
Дальше люди с раскрашенными лицами и с птичьими перьями в волосах протащили, прогибаясь от тяжести, сидячие носилки со строгой и крупной фигурой на них. Да, на просторах исторических процессов известному советскому актёру Моргунову было где разгуляться, куда применить и неизрасходованные амбиции, и молодецкую свою упитанную удаль.
Показ между тем продолжался.
— А кто вот этот, в смешной шапочке? — хихикнули в толпе.
— Какой-нибудь Папа, — предположил эрудированный Владимир Этуш.
— Чей ещё папа? — снова вылез вперёд парторг Оглоблин. — Вот же ж, ещё и аморалку там развёл, шельмец, детей наплодил. Ох и всыплю я ему на партсобрании!
Он фыркнул себе в усы и взмахнул сжатыми волосатыми кулачками.
— Разберёмся, Пал Палыч, — урезонил его режиссёр Гайдай. — Лишь бы вернулся.
Тем временем там, куда все мы смотрели, показались мраморные статуи и высокие колонны. И грузная фигура скакала по белой лестнице, и все испуганно улепётывали у неё с пути.
— А это ещё кто? — спросили сзади.
— Это Нерон, — ответил я без подсказки, его я, так уж вышло, знал по работе.
Хм, Нерон. Надо же. Я всё гадал, кого же напоминает мне этот древнеримский дядя, а оно вот как. Это многое объясняло.
— Ого, — поражённо заморгал Шурик-Демьяненко. — Но погодите, это что, получается, Рим тогда наш Евгений Александрович сжёг?
Он покачал головой, почёсывая свою блондинистую шевелюру.
— Когда мы были там, в Риме, на гастролях, — рассказал актёр Юрий Никулин, — у него на площади кошелёк из кармана спёрли, с инвалютой.
— Ты гляди, какой злопамятный, — прошептал кто-то.
Глава 20. Прощальная
В портале горел древний город Рим, и все благоговейно наблюдали за этим чрезвычайным историческим происшествием.
А потом в поле зрения наблюдателей появился широченный тёмный стол. Из-за стола, раскуривая сигару, неприветливо зыркал безволосый джентльмен с бульдожьими щеками. В окно его кабинета заглядывало низкое туманное небо.
— Что же это, — засуетился парторг Оглоблин, — как же это… Выходит, он там что, руководил капстраной?
— Только время от времени, — попытался я объяснить. — В мерцающем режиме.
— Притом совершенно без санкции компетентных органов, — не обращая на меня внимания, бормотал похожий на бобра человечек.
— Слышь, ты, орган… — К парторгу шагнул седоватый осветитель. Мне показалось, что он ткнул тому в бок автоматом-бластером ППШ, но нет, он просто сдавил ему своими костлявыми и сильными пальцами плечо в районе ключицы. — Вот про это только попробуй где-то заикнуться: задушу вот этими самыми руками…
Режиссёр Гайдай, в свою очередь, приблизил к парторгу лицо и сверкнул на него очками, как будто выстрелил.
Парторг поджал уши и дёрнул кадыком. Усы его враз обвисли, а по физиономии стало понятно, что заикаться он, вполне может такое статься, какое-то время теперь и будет, но вот именно об этом случае — ни в жизни. Но я на всякий случай подстраховался и сделал так, чтобы в парторговской голове на тему актёра Моргунова и премьер-министра Черчилля точно ничего не сохранилось.
Тут актёр Георгий Вицин неожиданно устремился к кругу пространственно-временного окна. Я едва не решил, что он сейчас и себе в него запрыгнет,. Но актёр Вицин только набрал в грудь воздуха и прокричал, слегка туда перегнувшись:
— Женя! Женя, возвращайся к нам, а?
Актёр Моргунов, что теперь уже скакал куда-то на уставшем и явно проклинающем свою участь мосластом коне, умудрился каким-то невероятным способом актёра Вицина услышать.
— Вернусь, вернусь! — прокричал он сквозь топот копыт. — Только позже, здесь ещё много дел.
Всадники ускакали вдаль, опустевшую дорогу заволокло туманами, а потом окошко в иные, былые миры постепенно истаяло, растворилось в воздухе.
— Он правда вернётся? — повернул ко мне актёр Вицин своё печальное лицо.
Другие, многие лица тоже смотрели на меня.
— Вернётся, вернётся, — заверил я их всех, и то были не просто слова, то была правда, основанная на показаниях техники. — Где-то через полгода, к зиме.
Все собравшиеся в комнате вздохнули с облегчением. Даже парторг Оглоблин.
Режиссёр Гайдай тоже вздохнул, потом блеснул очками:
— Полгода? Что ж, придётся доснимать без него. — Он нетерпеливо забарабанил пальцами по кинокамере и завертел головой. — А где там был дублёр? Найдите Моргуновского дублёра!
Великий фильм «Кавказская пленница» остался существовать и теперь продолжал сниматься дальше.
***
Собственно говоря, на этом история спасения любимого миллионами кинофильма подошла к концу. Взорвавшийся пространственно-временной портал удачно расшвырял тёмных вредоносных сущностей неизвестно куда, и больше они не вернулись. А вот актёр Моргунов, наоборот, вернулся, как и было обещано, через полгода, даже немного раньше, и как раз успел к озвучиванию фильма. После своих похождений по историческим эпохам стал он немного другим: ответственным, серьёзным. Серьёзным, конечно же, до определённой степени, потому что относиться к себе слишком серьёзно — вряд ли правильно.
У целой кучи народа мне пришлось поработать с воспоминаниями. Массовке и участникам, так сказать, второго плана, я тёр память без всяких раздумий — мне просто не оставалось ничего другого, да и для них самих так было лучше. К тем, кого события коснулись более плотно, я — нарушая, само собой, все существующие правила и инструкции — стал подходить индивидуально.
Молодёжи Наталье Варлей и Александру Демьяненко я решил ничего не говорить и в памяти тоже ничего не оставлять, у них и так ещё будет в жизни масса событий и впечатлений.
Как поступить с режиссёром Гайдаем, я спросил у самого режиссёра Гайдая, и он над моим вопросом раздумывал долго. И, решив, что для него тоже будет лучше ничего из этой сумасшедшей свистопляски не помнить, скомандовал:
— Стирай!
Наверное, опасался, что лишние знания помешают ему в творческой его и так непростой работе. А может, не хотел, зная о будущем величии своих фильмов, впасть в менторство и «звёздную болезнь».
Актёр Георгий Вицин посомневался и тоже попросил от ненужных воспоминаний его избавить.
Получилось так, что полная память о событиях на съёмках «Кавказской пленницы» остались из их, событий, участников всего у двоих человек.
Первый это Юрий Никулин. Великий актёр так и жил, храня в памяти пространственно-временной портал, летающих медведей и лопающихся как воздушные шары големных псевдо-Шуриков. Кстати, дожив отпущенный ему срок, актёр Юрий Никулин не умер, а просто перебрался на Магистраль Времён. И мне однажды даже довелось его там увидеть: он нёсся на своём «Адлере Триумфе» с такой скоростью, что я не успел и бибикнуть, только проводил его взглядом. Толстяка на переднем сиденье и человека в пиджаке и шляпе позади разглядеть я тоже не успел, но кто это такие, сомнений у меня не было.
Второй сохранивший воспоминания это актёр Евгений Моргунов. Ну, тут у меня просто не поднялась рука. К тому же, к его воспоминаниям об исторических странствиях я имел отношение довольно опосредованное, так что решил ничего и не трогать. Евгений Александрович потом писал под псевдонимами авантюрные книги в антураже давнего прошлого, а ещё, так же себя не афишируя, принёс много пользы исторической науке.
В истории кино, правда, останется то, как нехороший человек актёр Моргунов со всеми поссорился, был отстранён от съёмок и едва полностью не угробил фильм. И я не стал ничего от него скрывать. На это он потрепал меня по плечу и грустно усмехнулся:
— Тут ничего не поделаешь, братец. Просто за всё надо платить.
Я подумал и согласился. То, что оно вот так получилось, было платой за спасение фильма, одной из издержек нашей большой удачи.
Были и другие издержки. И с этим ничего не поделать. Случилось это, цитирую выводы специальной служебной комиссии, «по причине вызванной коллапсом пространственно-временного портала ноосферной турбулентности, непродолжительной, но достаточно интенсивной». Другими словами, что-то всё-таки утянуло в портал, а чего-то ненужного оттуда, наоборот, сюда к нам наляпало.
Да, какие-то вещи и моменты слегка поменялись, где-то пропало, в других местах намешалось такое, чего раньше не было. Например, я не стал рассказывать Наталье Варлей, что в окончательном варианте фильма её героиня Нина станет разговаривать не её, а чужим голосом. Зато открыл секрет, что ей предстоит сняться в настоящем фильме ужасов, причём совсем скоро.
— Да что ты такое говоришь! Ну какой может быть фильм ужасов — здесь у нас, в Советском Союзе? — не поверила мне актриса. — Ну ты, Никита, всё-таки и выдумщик!
Я и не стал её убеждать — зачем? Не стал описывать, как дети, да и вожатые в пионерлагерях будут пробираться после киносеанса по своим палатам и шарахаться от каждого шороха, а потом, укрывшись с головой простынями, вспоминать, как летала на гробе та, кого называли панночкой, жуткая и прекрасная, и как после окрика: «Поднимите мне веки!» зловеще загорался глаз чудовища, точь-в-точь похожий на мотоциклетную фару.
Были изменения и курьёзные. Вот, скажем, вдоволь насмотревшись на крылатый и мохнатый «рой медведев», актёры, даже после проведенной мной процедуры над их воспоминаниями, при съёмках погони и убегания Нины в лес наотрез и вплоть до угрозы забастовки отказывались сниматься с настоящим и большим медведем. Пришлось привезти из цирка мелкого и весёлого гималайского медвежонка, тогда сцену с горем пополам удалось доснимать.
***
Итак, мне пора было собираться в дорогу. И я в эту дорогу не мешкая собрался.
Тогда я ещё не знал, что довольно скоро мне предстоит вернуться. Нет, не сюда и не к этим людям, но очередное задание предполагало работу по той же самой теме, о следующем спасении многострадального фильма «Кавказская пленница».