— Громов, чего стоишь? Собирай вещи, если они у тебя есть. Через десять минут улетаем, пока сюда никто не пожаловал. И, Громов, напомни, а что стало с теми, кто сопровождал Кикотя?
— Один мертвый, вон в том УАЗе, его с плато видно. Пытались уехать, но я не дал им этого сделать. А второй раненный, был в кишлаке. Но проверять времени не было. Возможно, он ещё там, прячется. Или сбежал.
— Хорошо… — задумчиво кивнул тот, быстро и часто кивая головой.
Следующие несколько минут прошли в экспресс режиме. Бойцы торопливо вынесли из дома ещё пару картонных коробок из последней поставки, затем какой-то мешок, достаточно большого размера. Все это закинули в Ми-8. А затем облили сам дом бензином как изнутри, так и снаружи и подожгли. Та же участь постигла и мою пристройку, где я жил последние дни. Ничего важного там не было. По крайней мере, для меня точно.
Любопытно получается, где бы я ни показывался, куда бы и в какое место ни попадал, там обязательно случается какая-то задница… Наверное и впрямь, попав в это время в молодого себя, я одновременно стал магнитом для разнообразных событий, в основном неблагоприятных. Не смешно, вот совсем не смешно, но именно такая тенденция и прослеживалась. И ведь воспринимать это можно по-разному — например, как расплату за возможность прожить вторую жизнь. Или как веяние судьбы, куда ветер подул, туда и понесло.
Неужели мне так и суждено постоянно во что-то встревать, пока не исполню какое-то предназначение? А есть ли оно вообще, это предназначение?
Дом оперативно подожгли и несмотря на то, что гореть там особо было и нечему, сейчас он весь был объят пламенем и черным дымом. Наверняка, дым будет видно отовсюду — из располагавшегося рядом кишлака непременно прибегут местные таджики, выяснять что произошло и кто виноват. В любом случае понятно, это место больше генералу не нужно… В скором времени это будут лишь обгоревшие обломки, без крыши, лишь с одними стенами. Я на такие строения в Ливии вдоволь насмотрелся.
Загрузившись в вертолет, мы немедленно взлетели. Сделали небольшой круг над каменным плато, затем легли на курс. Впереди был Ташкент.
Удивительно, но уже через полчаса вертолет пошел на посадку. Весь полет прошел хорошо — без приключений. На авиабазе, после того, как я привел себя в порядок и переоделся в уже порядком надоевшую мне «афганку», отправился в столовую, где вдоволь покушал горячей еды. Затем, вместе с подполковником Сизовым мы пересели на готовый к взлёту ИЛ-76, следующий в сторону Ростовской области. Вместе с нами летели ещё какие-то офицеры и прапорщики, но к нам никто с вопросами не приставал.
Честно говоря, я думал, что может быть удастся встретиться с Хоревым или Игнатьевым, но тщетно. У них сейчас другие дела. Интересно, что им про меня рассказали?
Пока мы были на базе, я успел насобирать уйму новостей и новой информации. Главнокомандующий ВС СССР заявил, что формально, война длившаяся с 1979 года, закончена. Это вовсе не означало, что советские войска будут немедленно выведены с территории республики. Работы еще хватало — духи хотя и были полностью разбиты и деморализованы, все еще представляли собой небольшую угрозу. Остатки оппозиции нужно было найти и додавить. Правительственные силы, ранее не проявлявшие высокой активности в боевых действиях, вдруг воспряли духом и рьяно принялись за дело.
Помимо этого было объявлено о том, что Пакистан, Китай и Иран хотя и признают победу Советского Союза в войне, но делают это вынужденно и относятся нейтрально. Это сложное политическое решение, которое будет меняться в ту или иную сторону еще очень долго. Компромисс будет вывернут наизнанку. Знания, что вытянули из Джона Вильямса оказались бесценными…
Также было объявлено, что тридцатого января 1987 года будут подписаны все необходимые соглашения, а к середине апреля большая часть советских войск будет выведена за пределы ДРА. Одновременно будут развиваться тесные связи в области экономики и добычи полезных ресурсов. Но меня это не сильно волновало.
Еще, уже от Сизова я неожиданно узнал, что в городе Ростов-на-Дону, встречи с генералом не будет. Вместо этого, я должен буду участвовать в каком-то торжественном параде, где меня собирались достойно поощрить. Как именно — вопрос интересный. Не стоит и гадать, ко всему этому приложил руку непосредственно сам генерал-майор Калугин.
Ну и пусть. Наверняка, делает это не просто так. Хочет усыпить бдительность? Хрен тебе, не получится. Я не зеленый молодой сопляк, я матерый старый воин, который умеет добиваться своего.
— Чего задумался, прапорщик?
Голос Сизова вернул меня к реальности. Он все это время сидел со мной рядом в соседнем кресле.
— Думаю, как бы еще несколько дней к отпуску выбить… — соврал я, задумчиво глядя куда-то в пустоту. — Дома уже больше года как не был, да и тогда, нормально отдохнуть не довелось. Выдернули для обучения в специальном центре ГРУ.
— Понимаю. Ничего, все мы отдохнем. Кто-то раньше, а кто-то позже. Всему свое время. Родных увидишь, женишься, а позже детей родите. Ты же еще не женат, так?
— Не женат. Но я с этим торопиться пока и не хочу. Какая женщина, особенно молодая, захочет, чтобы мужа постоянно не было дома?! Мало какая… Я же знаю, что лейтенантов обычно суют в самые уголки страны, где нормально и жить-то нельзя. Такие браки быстро разваливаются. Поэтому со свадьбой точно не хочу торопиться.
— Хм, дело твое… — подполковник мои слова оценил, было видно по лицу. — Но когда-нибудь же женишься, детей заведешь. Будет, как у всех нормальных офицеров…
Я лишь задумчиво кивнул. Да, тут стоит все хорошо обсудить с Леной. Дочь прапорщика Лось прекрасно знает, что такое быть дочерью военнослужащего… Однако такие семьи редко бывают счастливыми.
По прибытию на военный аэродром под Ростовом, я набрался смелости и попросился у Сизова навестить родных в Батайске. Он к этому отнесся неожиданно лояльно. К моему удивлению, не только разрешили, но еще и дали отпускной билет аж на целых три дня. Тут тоже все предельно ясно — меня "воспитывают" пряником, хотя могли бы и кнутом… Когда я покидал авиабазу, уже в купленной мной домашней одежде и синих кедах, Сизов отозвал меня в сторону.
— Так, Громов, по секрету скажу, на торжественном построении, что состоится в начале февраля, тебе будут вручать погоны лейтенанта! Смотри, не влезь еще во что-нибудь глупое и необдуманное. Ты меня понял?
— Так точно, товарищ подполковник!
— Вот и отлично. Все, свободен! — он достал из дорогого портсигара то ли папиросу, то ли сигарету, дунул на нее, понюхал и вернул обратно. — Кстати, а как девушку-то зовут?
Глава 6. Дом, милый дом
— Наташа! — ответил я, скрыв настоящее имя своей девушки.
Несложно догадаться, на кой-черт подполковник Сизов задал мне такой вопрос — эта информация чуть ли не единственное, чего нет в моем личном деле. Копают под меня, хотят все контролировать. Ну-ну… Пусть ищут Наташу, которая могла бы поддерживать со мной связь.
Мы с Леной практически никак не контактировали с тех пор, как я укатил на погранзаставу. Она меня тогда прекрасно поняла, хотя и восприняла новость без восторга. Тем не менее, она дочь военного, ей легче переварить все эти длительные расставания, потому что она с этим росла. В любом случае, мне не понравилось, что Сизов сует сюда свой нос. Действует по заданию генерала, это понятно. Но зачем это Калугину? Ищет возможные рычаги воздействия на меня?
Далее все полетело в бешеном темпе, оглянуться не успел, как уже сидел в междугороднем автобусе следующего в Батайск. Все документы были у меня на руках — их сделали в штабе, хватило одного звонка и через три часа все было готово. Удостоверение личности, которое хранилось у Хорева, каким-то образом вновь вернулось ко мне.
Конечно же я удивился тому факту, что мне навстречу шли с такой легкостью. Подозрительно даже.
Сколько же ртов нужно было заткнуть, чтобы выдернуть меня оттуда, где я должен был находиться? Неужели в ГРУ никто не пытался понять, куда меня забрали? Шут, Герц… Игнатьев. Хорев, в конце-концов. Что, все они просто сделали вид, что меня не существует?
Не верю. Тут чувствуется какое-то серьезное влияние сверху. С большими погонами.
Я уже не раз обращал внимание на тот факт, что где-то «наверху» у меня есть серьезный покровитель, который время от времени дергает за нужные ниточки. Осторожно, непринужденно. Вот как сейчас.
Калугин вполне мог меня убрать как лишнего свидетеля своих дел. Но нет. Ему не разрешили. По крайней мере, именно на этой мысли я и остановился, а как оно там на самом деле обстоит…
Родной Батайск был точно таким же, как и год назад, словно бы там вообще ничего не изменилось. И все же, мой глаз радовался тому, что видел город восьмидесятых годов, когда все ещё не было завалено мусором и завешано стендами с назойливой рекламой.
Правда, время года — январь — не самое подходящее для ностальгии. Все серое и унылое. Вот если бы зеленый и цветущий май…
— Билетики показываем! — вдруг раздался женский голос над моей головой. — И вы тоже молодой человек!
Резко обернулся и увидел женщину — кондуктора. Ничем не примечательная, возрастом за пятьдесят. Лицо в морщинах, но простое и доброе. Через шею перекинута потрёпанная сумка кондуктора, из которой торчала билетная лента из жёлтой бумаги. На поясе пуховой платок.
— Конечно! — я полез в один карман, затем во второй и вдруг осознал, что билета-то у меня и нет. — Блин, потерял.
Она посмотрела на меня приятным оценивающим взглядом, посмотрела по сторонам и коротко кивнув, ответила:
— Ну, ничего. Езжай себе, не переживай. Была бы моя воля, я бы вас солдатиков везде бесплатно бы пропускала. Вы такую работу тяжелую делаете, а никто и не понимает всей важности.
Я невольно поразился такой проницательности. Как она догадалась?
— Что, неужели так заметно, что я военный человек? Вроде на мне ничего из формы нет.
— По причёске. По поведению. Вот ты сидишь, а сам все равно наготове. Это с опытом приходит. У меня сын с Афгана летом вернулся, вот точно такой же, как и ты. Полтора года на сверхсрочной. А про билет не волнуйся, ну потерял и потерял. Государство не обеднеет.