Замечательно.
Просто десять из десяти!
А еще мама должна была сегодня позвонить. Уже ровно две недели не общались – пора. Если я не буду брать трубку, она будет нервничать, состоится очередной скандал. Несправедливо. Будто бы я мало для нее и братьев делаю! Эх... мама никак не может простить мне уход из дома. Я сама не могу себе этого простить. Сама себе ведь жизнь испоганила, поверив в несуществующее.
И как мне теперь быть? При всех недостатках моей работы платили прилично. Попробуй еще устройся в короткие сроки на работу с такой хорошей зарплатой. А сроки действительно были коротки – скоро пора платить за учебу, а у меня не накоплено. И маме ежемесячно высылать надо. И кредит за холодильник выплачивать. Так некстати. И чем меня только старый не устраивал? Ну приходилось дверцу табуреткой подпирать, ну и что. Работал же!
Ладно, справлюсь. Не впервой.
И взгляд, которым мой зад пожирал какой-то престарелый мужик, тоже не впервой. Нужно ненароком отдавить ему ногу, когда буду выходить. Эффективней было бы отдавить кое-что другое, но не при такой же толпе свидетелей.
Но помечтать можно.
Только очень везучие женщины считают, что выражение «все мужики – козлы» – большое преувеличение. Если и преувеличение, то весьма незначительное. Единственный нормальный парень, что встречался мне за двадцать два года жизни – Кеша. Ах, да, и Фрай. Фрай у меня замечательный. Как бы не забыть купить ему вафельных шариков. Знаю, что вредно, но, он так их любит...
Вечер прошел совершенно обыденно. Пробежка, ужин, монотонное рисование этикеток на колбасу. Вот же бред, а не работа! Я с тоской поглядела на полки с альбомами. Потом на ящик, где хранились так и не использованные кисти и краски, на коробку со всяким мусором для хенд-мейда – давно уже заброшенного увлечения. О, так вот где, зарядка-то!
Кеша так и не пришел.
Отправив файл заказчику, я немного полистала сайты с вакансиями, и плюнув на все, пошла за вином. Буду страдать и напиваться в гордом одиночестве. Как сильная независимая женщина. С собакой.
Дурацкая жизнь. Эй, Вселенная, если слышишь меня – исправь все это дерьмо!
Глава 2. Абигейл
– Молодая госпожа, пора вставать.
Яркий свет резанул по глазам даже сквозь веки. Я знала – закрываться одеялом, прятаться под подушку, пытаться задернуть штору балдахина – бессмысленно. Старый дворецкий поднял бы меня утром, даже умри я ночью во сне. Потому я послушно села на кровать, потирая глаза и зевая.
– Молодая госпожа, ваша матушка просила вас зайти к ней перед началом занятий.
– Хорошо, – тоскливо отозвалась я. – Какое расписание на сегодня?
– Сразу после завтрака уроки пения, – начал дворецкий. – После обеда – чистописание, география и уроки этикета. Также прибудет новый учитель танцев, которого выписал ваш отец из-за границы. Занятия с ним пройдут после ужина.
– Хорошо, – я лишь равнодушно кивнула, хотя в этом не было совершенно ничего хорошего.
Вслед за дворецким в комнату вошли служанки и начался очередной день, как брат близнец похожий на все предыдущие.
Я умылась в прохладной воде с дурно пахнущим мылом, полезным для кожи. Увы, меня это не взбодрило, лишь в носу защекотало от неприятного запаха. Но леди не чихают, и я с терпела. Служанки помогли одеться. Белоснежное платье с пышной юбкой, страшно давящий на грудь корсет, неудобные туфли на невысоком каблуке.
На завтрак, как и всегда, подали безвкусную клейкую кашу, не вредящую фигуре, украсив ее парой долек кислого яблока.
И вот, наконец, небольшое разнообразие – поход в кабинет матушки. Впрочем, разнообразие неприятное. Матушка всегда просила меня зайти чтобы поругать, и никогда – чтобы похвалить. В ее белоснежном, роскошно обставленном кабинете я всегда чувствовала себя грязной. Казалось, стоит только дотронуться до чего-нибудь, то оно испортится, испачкается или порвется. Наверное то же самое ощущала и матушка. Она никогда ко мне не приближалась, отгораживалась столом, и уж тем более старалась меня не касаться.
– Абигейл, детка, присядь, – матушка - надменная, идеальная в своим светло-голубом платье - встретила меня фальшивой улыбкой. – Как твои дела, милая? – от ее притворного участия мне стало тошно.
– Хорошо, матушка, – я покорно дала единственно правильный ответ.
Я - послушная дочь.
– Отлично. У меня хорошая новость. Сегодня вечером к нам приедет на чашечку чая твой жених. Постарайся произвести на него хорошее впечатление.
– Я постараюсь.
И вновь – правильный ответ, пусть на самом деле мне вовсе не хотелось производить впечатление на жениха. И выходить за муж не хотелось, ведь я не видела этого мужчины никогда в жизни. Только имя и знала.
После этой короткой, далеко не теплой беседы с матушкой, день вернулся в привычное русло. Однако из-за “хорошей новости” настроение упало и спряталось под пыльным ковриком.
Урок пения уничтожил мое горло. Я всегда любила петь, но учитель был слишком придирчив. Он заставлял меня повторять раз за разом одни и те же куплеты, а когда я начинала запинаться – стегал указкой по пюпитру. С каждым его замечанием моя уверенность в себе таяла, я все больше запиналась и все больше хотела сбежать.
Потом обед. Пресный бульон и безвкусный салат. Боги, как же мне хотелось сладкого! Я бы душу продала за одну единственную конфетку!
Чистописание – только бы не поставить на испачкать чернилами руки. В последний раз, когда это случилось, мне пришлось оттирать пятнышко спиртом до тех пор, пока я не содрала себе кожу. Хуже этого только поставить кляксу на платье. Почему-то матушка всегда любила наряжать меня в светлую одежду, мол, это дисциплинирует. Потому одно единственное чернильное пятнышко могло привести к целому скандалу.
География – легкая отдушина. Мне всегда нравилось слушать о диковинных странах, других народах, странных традициях. Однако от мыслей о путешествиях становилось еще тоскливее и я все чаще посматривала в окно. За окном я видела далекий забор, а за забором кипела жизнь. Прохаживались пары, проезжали кареты... а я томилась здесь, в душном особняке, будто птица в золотой клетке.
Этикет – самый скучный предмет на свете. Сотни раз отрабатывать книксены и реверансы, репетировать улыбки. Все это со временем доводится до автоматизма и превращается в театральную постановку под названием “я –леди”.
Еще один прием пищи, который вовсе не прибавил сил.
А потом несколько часов настоящей пытки под названием танцы. Новый учитель стар и страшен – у него совершенно лысая голова, покрытая бурыми пигментными пятнами. Папенька всегда пристально следил за тем, чтобы в доме не появилось ненароком красивого, молодого парня. Наверное, боялся, что я сбегу. Тогда-то меня уже нельзя будет продать за долги...
И все же, в новом учителе есть одна тайная прелесть. Глядя на его безволосую голову я вспоминаю о своей подруге, весело называющей своего начальника “Лысым”.
Вот бы Яна существовала на самом деле.
Иногда от мыслях о подруге мне становилось тошно. У всех была какая-то своя жизнь, а я сидела здесь взаперти, совершенно одна. Учителя бесконечно шлифовали мои умения и поведение, пытаясь сделать из меня товар подороже. У меня не имелось ни друзей, ни подруг, единственным же живым существом, с которым я могла поговорить по душам, была девушка из снов.
Танцы подошли к концу, и меня увели в комнату – обтирать вспотевшее тело влажными полотенцами. День подошел к концу, точно такой же как сотни предыдущих.
На самом деле я люблю учиться. Однако все хорошо в меру. Из-за постоянных занятий у меня никогда не было и секундочки на себя саму. Я всегда вставала утром, делала что положено, возвращалась в комнату и ложилась спать. И все это – в одиночестве. Я – кукла, от которой ничего не зависит.
Но сегодня я согласилась бы провести еще сотню таких одинаковых, изнуряющих дней вместо того, чтобы встречаться со своим женихом.
***
– Добрый вечер, госпожа. Добрый вечер, леди.
Элегантный мужчина в черном фраке поклонился нам с матушкой, опершись на свою трость. Уильям Хоук, самая известная личность от западного Сапфирового моря до восточных ледников Итстоуна. Безродный, имеющий денег больше, чем иной граф. Король торговли, так его прозвали в народе. Исподтишка рассматривая его, я подумала, что в Уильяме Хоуке больше аристократизма, чем во всей моей семье вместе взятой.
– Рады видеть вас, Уильям, – матушка лучилась довольством. Она делась в лучшее свое кремовое платье, уложила волосы в сложную прическу, даже косметику наложила по такому случаю. – Как хорошо, что вы почтили нас своим визитом. Знакомьтесь, это наша дочь Абигейл.
Я присела в реверансе с отработанной улыбкой. Хоук поклонился, прижав ладонь к груди. Что ж, хорошо хоть обошлось целования рук. Не думаю, что я справилась бы со смущением, ведь король торговли оказался потрясающе красив, я даже не ожидала. Однако в нем сквозило какая-то неприятная самоуверенность.
– Вижу, слухи о красоте вашей дочери – чистая правда, – похвалил меня Уильям, повернувшись к матушке. – Почему вы прячете ото всех такую прелесть?
Матушка хихикнула, как юная девица. Меня это удивило – кокетничает? Неужели этот Хоук ей так нравится? Вот сама бы лучше замуж за него и шла. А то единственное, что сделал отец - это вогнал семью в долги.
Хоук пристально, совершенно не скрываясь, принялся меня разглядывать. Казалось, что этот взгляд забирался под одежду, изучал каждый изгиб тела. Не остались без внимания ни грудь, ни бедра. На последнем Хоук чуть нахмурился, и я смутилась. Мог бы и не рассматривать меня так пристально, как как-нибудь товар. И без него знаю, что фигура у меня не идеальная, детей рожать из-за узких бедер точно будет тяжело.
– Что ж, – сказала матушка, когда мужчина наконец отвел взгляд. - Пойдемте? Стол уже накрыт.
Мы перешли в светлую от десятков свеч на хрустальной люсре гостиную, и расселись за столом. Передо мной поставили чашечку несладкого чая. Стол просто ломился от лакомств. Сладкие кремовые пирожные, крошечные печенья с маком, бублики в блестящей шоколадной глазури. И все это – не для меня. Я знала, что если хотя бы попробую протянуть руку, то мне потом сильно попадет. Настоящая пытка.