Проговорив с полчаса, мальчишки всё-таки начали готовиться к экзамену, проверяя друг друга на знание билетов по геометрии. Ответ предстояло держать перед комиссией во главе с директрисой — депутатом Верховного Совета Ольгой Федоровной Леоновой («партийная» кличка — «Холмогорская корова»), и преподавателем математики Юлием Осиповичем Гурвицем, прозванным за глаза: «Пару запищю».
Около четырёх часов мальчишки выдохлись и решили размяться на балконе. Там мгновенно забыли про теорему Пифагора с биссектрисой и начали плевать вниз, соревнуясь на дальность. Выиграл Лёня, едва не попав на спину татарина-дворника — тот сидел на лавочке метрах в двадцати от подъезда и курил козью ногу с едким самосадом.
— Везёт тебе с гайморитом — всегда найдётся, чем похаркать, — позавидовал проигравший Тёмка.
Закончив турнир, ребята перешли к обсуждению планов на лето. Оно манило купанием, велосипедными прогулками и походами в лес, но особенно радовала возможность вволю повозиться с немецкой военной техникой в «Парке Горького» на выставке образцов трофейного вооружения, где начальником служил отец Артёма, генерал-лейтенант Хмельницкий, после тяжёлого ранения получивший это назначение из рук самого Сталина. Нечего и говорить, что такое положение дел вызывало у парня законную гордость.
— …Ребята, любопытно, чем всё закончится у Шаха с Ниной? — вдруг изменил тему разговора Лёня Реденс.
— Как чем?… Нинка уплывёт себе в Мексику, а Володька останется страдать и вымещать переживания на нас, — ответил Артём.
— Не страдать, а злиться, что она не подчинилась, — не согласился Феликс.
— Правильно… злиться. Только знаете, что он мне недавно заявил? — снова привлёк к себе внимание Лёня.
— ?…
— Сказал: если Нинка отчалит — он убьёт…
— Кого?!
— Хмель, ты хоть раз в жизни в состоянии дослушать?
— Ну не тяни! Кого убьёт?
— …Грозился — или себя, или её.
— Чепуха. Откуда Вовке взять настоящее оружие?… Недели три назад он где-то раздобыл «смит-вессон» и отдал мне на хранение. Я заховал его под диван, но мать, как назло, чуть не на следующий день затеяла генеральную уборку. Вечером встретила меня уже с револьвером в руке, устроила истерику и наябедничала отцу. Тот взял «смит», а я стою и жду: «Ща, как треснет»… Уже к оплеухе приготовился, а он повертел его в руках и говорит: «Этим ржавым хламом только гвозди заколачивать». В общем — пронесло. Батя его в сейф швырнул и приказал забыть об оружии вне музея.
За домом, со стороны моста, раздался сильный хлопок.
— Глядите, как выхлопная пальнула, прямо как из пистолета, — прокомментировал Хмельницкий.
В этот момент звук повторился.
— Ребята — выстрелы! — возбужденно предположил Лёнька.
— Да ладно пургу мести. Глушитель жахнул, — усомнился Тёмка.
— А я говорю — стреляли!
— Тём, по-моему, выстрелы — Лёнька прав, — поддержал Реденса Феликс.
— Айда, посмотрим!
Однако в прихожей их остановила мама Артёма, Вера Ивановна, собравшаяся было пойти к подруге — свояченице Сталина — Евгении Александровне Аллилуевой:
— Куда это вы намылились?
— Мам, на мосту пальба! Надо посмотреть, что произошло.
— А ну, марш назад! Без вас разберутся!
— Вера Ивановна! А если что-то серьёзное?! — взмолился Феликс.
— Тем более — нечего там делать! Я кому говорю? Идите в комнату и занимайтесь. И не вздумайте уйти — проверю! — Хмельницкая захлопнула за собой дверь.
Минуты через три, стараясь не шуметь, Тёмка выглянул на лестничную клетку. Там стояла тишина. Не помня себя от волнения, мальчишки выскочили из квартиры и загрохотали по ступенькам вниз. Остановить их не смог бы уже никто. Вскоре они что есть мочи, неслись по мосту в сторону Кремля. Метров через сто друзья, запыхавшись, подбежали к лестнице. У тротуара, напротив первых ступенек, стояли гэбэшная «эмка», поношенный милицейский «фордик» и карета скорой помощи. На площадке между первым и вторым пролётом находились медики и люди в форме. С обеих сторон входы на лестницу перекрывали милиционеры. Около машин застыли, вытягивая шеи, пятеро любопытных прохожих, как всегда успевших появиться на месте происшествия. От группы на площадке отделились трое: врач и два санитара, державшие в руках носилки с пострадавшим. Они стали осторожно подниматься на мост. Шофёр скорой помощи, ожидавший наверху, засуетился и занял место перед открытой задней дверью. Когда носилки ставили в салон, ребята увидели на них окровавленного одноклассника Володю Шахурина. Со стороны Якиманки показалась другая санитарная машина. Поравнявшись с лестницей, она круто развернулась и остановилась позади «эмки».
— …Можете не спешить. Там девушка. Отвезёте её в морг, — сказал врач подъехавшему коллеге.
— А как ваш? — спросил тот.
— Пока жив, но долго не протянет… от силы часов пять-шесть.
— Та нi… ше день протяне… вiн хлопец дюжий, — вступил в разговор сержант с голубыми погонами чекиста.
Автомобиль с раненым юношей рывком развернулся и, набирая скорость, покатил в сторону Кремля. Тем временем вторая бригада направилась к месту происшествия. Вскоре уже они несли назад носилки с телом, укрытым простыней. Погрузив их, бригада заняла свои места, и карета поехала в сторону Якиманки по направлению к 1-й Градской больнице.
На мост поднялись чекисты. Увидев ребят, лейтенант госбезопасности довольно лениво шуганул их:
— А ну, брысь отсюда!
Повернувшись затем в другую сторону — к зевакам — он строго продолжил:
— Граждане, вы, как я понимаю, здесь давно. Среди вас есть свидетели происшествия?
«Граждане» дружно замотали головами.
— Тогда проходите. Не задерживайтесь.
Случайно оказавшиеся поблизости пешеходы немедленно повиновались приказу и торопливо разошлись, от греха подальше. Мальчишки отступили на пару шагов, но уходить не спешили.
— Ребята… и вправду Володька Нину убил! — еле выдохнул Артём.
— Я кому сказал исчезнуть?! — Уже более грозно рыкнул чекист, не расслышавший реплики Хмельницкого.
Опустив головы, они побрели в сторону «Ударника», не сговариваясь, миновали кинотеатр и перед Малым Каменным мостом свернули на набережную. Метров через пятьдесят встали в рядок у перил, уставившись на неспешно текшую воду Стрелки. Затянувшуюся паузу нарушил Артём:
— Да, Лёнька, накаркал ты.
— Чего накаркал? Можно подумать, промолчи я, он бы не устроил здесь побоище.
— Вот дурак-то! — вступил в разговор Феликс. — Мне такого не понять. Она навсегда уезжала, что ли?
— Ребята, а вы видели, как мозги растеклись?
— Хорош, Хмель! И без тебя тошно, — оборвал его Реденс. — Лучше подумайте, что с нами теперь станет?
— Мы-то здесь причём, палёна мышь?
— А при том. У Володьки наверняка сделают обыск и найдут его дурацкие протоколы.
— Ну и что? В них нет ничего плохого. Вот только организация у нас — тайная…
— Зря ты. Шах наверняка программу «Четвёртой Империи» подготовил. Он ведь нас измучил этой галиматьёй — то так, то эдак подбирался ко всем по очереди.
— …Лёнька прав. Он действительно с этими «фюрерами» носился как с писаной торбой. И бумаги уже состряпал… каждому показывал. Только никто не соглашался их подписать. Мне кажется: когда его дружно послали, он сильно сбавил обороты.
— Если уж на то пошло, у нас не только организация Шаха. Бакулев ведь своё общество в противовес затеял — всем звёзды понавесил. Это, глядя на него, Володька решил «подчинённым» звания присвоить. Чушь всё это. Кому мы с нашими играми нужны?
— Да, может, никому вчера и не нужны… были… а вот теперь понадобимся!
— Лёнь, хватит гадать… Всё равно уже ничего не исправить. А как думаете, где он оружие взял?
— Кирпич, напрасно ты так спокойно насчёт протоколов. Я точно знаю, что Шах ещё и дневники вёл. А что он в них со своим больным воображением «будущего властелина мира» накорябал — кто знает? Если начнут обыскивать, нам может очень не поздоровиться. Насчет Бакуля Артём прав, но только мы уже забыли, когда его общество собиралось по оргвопросам — Петьке эта дребедень давно осточертела, — возразил Реденс. — А с пистолетом — тут и думать нечего — наверняка это Ванькин.
— Да ты что, с ума сошёл?! Он и Серго своих пистолетов никогда из рук не выпускают. Как детям Анастаса Ивановича, оружие им положено только для самозащиты. Мне Серго рассказывал — их чекисты инструктировали по технике безопасности. И сколько я ни просил, он только ненадолго подержать давал, — засомневался Артём.
— Ну… — то Серго… а то — Вано. Они с Шахом — не разлей вода, — поддержал полемику Феликс. — Да, ребята, если будет обыск — хорошего не жди. Послушайте, надо срочно Барабанову сообщить… и Бакулю с Хаммером… а девчонки узнают — вот визгу-то будет!
— Хочешь сказать, Микоянам говорить не надо?
— Не-е… им в Кремль по такому поводу лучше не звонить.
— Ладно… пошли во двор. Барабана найдём, а там — поглядим.
Друзья отделились от перил и направились к дому. Двор уже напоминал разворошённый улей. Первое, что увидели мальчишки, была стайка их одноклассниц: Галя Лозовская, Ира Бусалова, Галя Куйбышева, Эра Кузнецова и Лара Смирнова. Возле них стоял и Лёнька Барабанов. Заметив ребят, он бросился навстречу:
— Ребята, Шах только что укокошил Нину Уманскую, а потом и сам застрелился!
— Не трезвонь. Глашатай выискался. Мы оттуда как раз и идём, — остудил Лёньку Хмельницкий.
— И всё видели?
— Видели-не-видели, а когда их увозили, мы там стояли.
— Ну и что?!
— У Вовки полчерепушки снесло. Смотреть страшно. Но он пока, вроде, жив.
Вокруг них уже собрались девчонки и слушали, затаив дыхание.
— …А как это произошло?
— Как-как?… Мы к экзамену готовились. Вдруг бабах!… Выстрел! Потом ещё один. Мы — ноги в руки — и на мост. А там уже санитары носилки с лестницы прут. На них Шах — без сознания. Вместо макушки — сплошная каша. Потом уже Нину под простыней — мёртвую — подняли. А дальше — нас погнали.