Крепость была окружена, никто не мог из нее выскользнуть незаметно. А они, находящиеся там, вовсе не собирались таиться. Просто в один миг у одних ворот была замечена какая-то суета, впрочем, быстро прекратившаяся. Ее не пропустили, начав стягивать к этим воротам силы, но времени не хватило. Ну кто, кто мог предположить, что эти буйные варяги сумеют сговориться с болгарами, прорываясь двумя пусть и разделенными, но совместно действующими отрядами?
Во всем надо искать выгоду, ведь Творец всегда подаст знак склонившимся пред его волей, как говорили святые отцы, поэтому Петр и не пал духом. Более того, сумел разглядеть выгоду. Ведь одна из целей, император Византии Василий остался один против собранных сил. Именно поэтому три отряда из шести, включая и его собственный, наиболее большой и боеспособный, были брошены именно на византийцев. И еще малая толика заняла уже открытые ворота Переяславца, а заодно и стену близ оных.
Император, не будь глупцом, тоже решил покинуть крепость, понимая, что там его задавят, пусть и чуть погодя. Надеялся проскользнуть, само собой покидая крепость через вторые, еще не занятые противником ворота. Но… На выходе его уже ждали. Дали выйти, после чего и ударили двумя клиньями. Очень уж местность к этому располагала, да и возникшая сумятица в рядах византийцев тоже. Не дело вмешивать в одном отряде приворных и воинов, первые всегда будут мешать последним. Но обычаи, куда без них!
Вот из-за этих обычаев византийцев и вырубили под корень даже быстрее, чем сам Петр рассчитывал. И вроде бы сразу надо было торопиться, чтобы соединиться с другими отрядами, но нет… Наемники, коих было немало, первым делом торопились взять богатую, очень богатую добычу с тел. Что с боя взято – свято! Это Петр понимал, но время уходило, как вода сквозь пальцы. Единственное, что он мог – ускорить грабеж тел.
Помогло, но не так чтобы сильно. Уже потом, почти догнав прорывающиеся к реке отряды Хальфдана и Самуила, он ощутил первый укол беспокойства. Болгары были сильно потрепаны, их осталось чуть более половины. А вот варяжский строй, ими хирдом именуемый, выглядел так, словно и вовсе не страдал от ведущегося обстрела. Более того, оттуда летели болты, выпущенные из самострелов. Летели часто, не вразнобой, стрельбой явно управляли, причем умело. Но не в том дело… Хальфдана и не было приказа трогать. Так, попугать для порядку, чтобы не подумал, что он не входит в число целей.
Тревогу вызвало другое. Небольшая часть болгар переместилась из рядов соплеменников в сторону варяжского хирда. И без какого-либо противодействия, так что на случайность это никак не походило. А это значило… Царь Самуил! Ну да, о договоренности русичей с болгарами стало ясно и раньше. Просто Петр не ожидал, что дойдет до такого. Сейчас ведь болгарский царь осмелился доверить свою жизнь князю Киевскому. Тогда…
У него есть приказ – уничтожить базилевса Василия и царя Самуила. Его он и будет исполнять. А Бог, триединый и неделимый в ипостасях своих, сам решит, нужен ли ему живой князь Хальфдан. Специально за ним охотиться не будут, а случай… Бог рассудит, только Бог. А клинок воина, сражающегося во славу его, пусть о том и не ведающего, можно и направить. На все воля Божья, на все!
Но и тут удача не оказалась на его стороне. Удар конницы пробил болгарское построение, наемники и венеды выбили преградивших путь к искомой цели почти поголовно, но… Варяги уже добрались до берега. Под прикрытие своих кораблей. Теперь с тех летели камни, стрелы, да и сами русичи, остановившись у берега, принялись опустошать колчаны с новой силой.
Пришлось отдать приказ спешиваться, строиться для атаки. Другого ему не оставалось, ведь нарушить приказ своих истинных хозяев Петр не мог. Но внезапно…
– Они хотят говорить с нами, вождь, – вымолвил подбежавший к Петру-Бранивою Велимир. Запыхавшийся, в помятой броне и с перетянутой рукой, но все такой же воодушевленный. – Не желают напрасно лить кровь тех, в ком течет родственная кровь, кто верит в тех же богов.
– Нам нужен Самуил!
– Вот и поговорим с ними!
Ловушка. Петр-Бранивой ощутил его обострившимся за годы верности Святому Престолу чутьем. Он не мог отказаться от переговоров, его бы не поняли венеды, вождем которых он как бы являлся. Ведь вся его власть над ними держалась на идее возвращения завоеванных Священной Римской империей земель. А для этого Венедскому союзу, как силе, объединяющей славянские племена поморья, важен был союз с Русью.
Приказать атаковать? Не пойдут венеды на того, в ком видят союзника. Наемники иных кровей – те да, но хватит ли их. Да и кто знает, что сделают славяне-язычники? Могут и ударить в спину недавним союзникам, понимая, что наемники верны лишь приказу, а не идеалам.
Разве что… Во время разговора тем или иным способом разъярить предводителей варягов, выставить их зачинщиками. Надежда слаба. Но она все же есть. Но сначала надо поговорить с остальными предводителями отрядов. Они свои. Они понимают суть происходящего. И побыстрее!
Верные, как и сам Петр-Бранивой, слуги Святого Престола появились незамедлительно. Тоже понимали, что события пошли совсем не так, как они надеялись. Вот они, те пятеро. Прячущие под масками венедских вождей куда менее приглядные лица. Что ни говори, а предатели своего народа, веры… Петр отогнал от себя столь греховную мысль. Раньше она стучалась в его разум часто, но теперь значительно реже. Последнее время и вовсе было сгинула. Но вот опять вернулась. Нет, гнать ее, гнать! Ведь вдруг окажется, что…
– Надо добраться до Самуила, – тихо вымолвил Владислав, один из таких же, как и Петр, проводников воли Рима. – Нам не простят, если упустим.
– Может, все же хватит и головы византийского императора? – Мало, Добронрав! – сорвавшись, повысил голос Петр-Бранивой. – И переговоры вести нельзя, и не вести не получится. Куда ни кинь – везде клин. Даже бежать некуда. Руки наших хозяев везде, где их храмы. А если к тем, кого… Еще быстрее прикончат, узнав, кто мы есть.
– Тогда остается использовать переговоры как щит. И ударить резко, неожиданно, – процедил мрачный, словно грозовая туча, Ладимир, в крещении Федор. – Среди моих славян-язычников мало, больше простые наемники. Они все сделают, ожидая хорошую добычу. Сказать, что на телах Самуила со свитой и Хальфдана возьмут много золота. Больше, чем на ромеях…
– Не на теле Хальфдана, – поморщился Владислав. – Только не на его, он нужен им!
– Безразлично, – отмахнулся Федор-Ладимир. – Главное, что у меня, Владислава и Добронрава больше наемников, чем венедов. У Радко примерно поровну, и лишь у тебя, Бранивой, да у Яросвета наймитов меньше. Думайте сами, как это решить, я уже свое сказал.
Предложение «думайте сами» было довольно лукавым по сути своей. Выбора-то особо и не было – Рим не любит, когда его поручения не выполняются в полной мере. А если уж придется оправдываться, напирать на то, что для выполнения приказанного было сделано все и даже более. Так что… славянами-язычниками предстояло пожертвовать. Но сделать все это так, чтобы те до последнего момента не догадались о планах своих мнимых вождей. Благо что на всякий случай имелись договоренности с наемниками иных племен. Нужно было только дать тем знак.
Время ждать не любит. Особенно когда враг, вывесив знак призыва к переговорам, одновременно готовится к тому, чтобы сесть на корабли. Да и отплыть восвояси. Вон, два драккара уже подошли к берегу, с них даже спущены мостки для более быстрой посадки воинов на борт. Правда сама посадка еще не началась. Все понимают, что начало станет концом недолгого затишья, сорвет саму возможность разговора.
Петр, уже отдавший нужные распоряжения, зная, что остальные пятеро сделали то же самое, смотрел, в сторону переговорщиков, которые самую малость выдвинулись из плотного построения варягов. Точнее сказать, переговорщик был всего один, остальные так, охрана при нем. Но этот самый «один» был узнаваем. Не в лицо, но по доспеху и еще одной примете. Уши у него не сказать что полностью отсутствовали, но были изрядно… укорочены. Одни говорили, что отрезали, другие – отморозил во время особо лютого холода в набеге. В любом случае, именно они дали тогда еще вольному варяжскому князю прозвище Карнаухий. Ратмир Карнаухий, один из ближников князя Хальфдана Киевского, вот кто вышел говорить от имени своего князя. Он даже не смотрел в сторону Радко, которого Петр-Бранивой с остальными избрали в качестве принимающего на себя самый большой риск. Под прикрытием наемников, но все равно.
Но Ратмир Карнаухий обратил на Радко внимания не более чем на стоящий в лесу дуб. Ну стоит, ну так и что с того? Самое место ему там, вот и нечего на него взор переводить. Поважнее виды есть. А еще были слова, которые он сразу обрушил не только в сторону Радко, но и на всех, до кого могла дотянуться сила его пусть хриплого, но звучного голоса:
– Может, я брежу, но почему-то кажется, что меж Русью и венедскими племенами нет вражды! Союз есть, а вражды нет. И вдруг мой князь Хальфдан Мрачный видит, что на нас нападают те, кто с нами одной крови, одного языка, одной веры. Венеды, дети тех же богов, что и мы… Вы что, ума-разума лишились или вам его кто-то помутил?
Радко пытался было что-то говорить, но голосина Карнаухого не давал вставить ни одного слышимого слова. Вот этого Петр-Бранивой никак не мог учесть. И подать прямо сейчас знак наемникам ударить как по варягам, так и раньше всего в спину венедам, было… рано. Еще не все было готово для этого. Но совсем скоро… Наемники ударят, как только поймут, что готовы. Лучше их не торопить. Впрочем…
– Самуила, царя болгарского, хотите получить, да? – хоть Карнаухий и орал во всю глотку, напрочь заглушая Радко, но вот сам не упускал сказанное им. – Понимаю, что хотите его голову, да без остального тела. Но вам ли это нужно, венеды? Или тем, кто использует вас, вашими руками пытается горячие угли загребать. Мертвый Самуил вреден Руси, да и вам никакой пользы не принесет. Это не мои слова, я сейчас голос своего князя. Хальфдан Мрачный честен с теми, кого считает своими друзьями. Или то в