Когда бронированные машины были устроены, старик от души накормил ночных гостей — то ли поздним ужином, то ли ранним завтраком.
Меню оказалось не лишенным изысканности — копченые угри, суп из лисичек с вермишелью и съедобными желудями, а еще были гренки с адыгейским сыром, жареные свиные колбаски и бражка из местных съедобных орхидей.
Вся снедь была умята в мгновение ока, а тарелки досуха вылизаны. Даже всякое видавший Растов подивился аппетиту своих орлов.
Бражка же произвела на танкистов воистину неизгладимое впечатление («Из цветов, прикинь?»). Хотя, на утонченный вкус Растова, непростительно отдавала гидролеумом.
— Я даже как заснул не помню! Просто взял и вырубился! — сообщил мехвод Вологдин своему командиру экипажа сержанту Крестову, энергично растирая отекшее со сна лицо ладонями.
— А я помню. Ипполитыч как раз про растения-людоеды рассказывал. Что, мол, одурманивающей слизью спящего обволакивают — и все, суши весла… На этом месте я и отрубился…
Растов с наслаждением обрушил на голову водопад ледяной воды из деревянного ведра — душ в лесхозе, конечно, не работал, ведь генератор было решено не включать в целях маскировки. Затем он обстоятельно вытерся полотенцем с эмблемой древней какой-то олимпиады (он тогда еще в младшую школу ходил и звался Косенькой).
Натягивая штаны, Растов слушал доклад комвзвода Соснина.
— …Без происшествий. Также было получено кодированное сообщение от комбата. Он со штабом и разведротой прибудет в точку сбора — три километра северо-западнее лесхоза — к десяти ноль-ноль текущих суток.
Растов поглядел на часы. Семь тридцать, однако! Времени — вагон.
— Что-нибудь о противнике? — спросил он у Соснина.
— Выполняя ваше приказание, мы активные средства, включая беспилотники, не применяли. Радиоперехват позволяет судить, что клонский танковый батальон остался на позициях у высоты 74. Но сами понимаете, товарищ капитан, если они двинули в лес на разведку пешком, то мы их никак выявить не могли…
— Разумно, — вздохнул Растов.
Капитан отпустил Соснина и уже собирался попросить у Ипполитыча (за ночь прозвище пристало к хозяину намертво) чаю и завтрак, когда к нему подошел взволнованный Субота.
— Разрешите обратиться!
— Что у тебя, Серега? — спросил Растов.
— Голубь! Почтовый! Сейчас его Фомин сторожит!
— Не морочь мне голову, честное слово, — отмахнулся Растов, шагая к летней кухне, где маячили татуировки Ипполитыча. — Юннаты нашлись… Вы еще ежика подберите, чтоб кормить его молоком из мисочки! Тогда голубю будет нескучно в компании…
— Так не просто голубь! Почтовый, я же говорю!
— И что «почтовый»?
— Принес почту! Донесение! Доставил!
— От кого? — Растов поглядел на Суботу своим самым усталым взглядом.
— Не знаю… Там столбцы цифр… Шифр.
— Где вы его вообще взяли, этого голубя?
— А тут у него голубятня… У Ипполитыча! Вы не заметили разве?
До Растова наконец начало доходить, что дело, которое не стоило выеденного голубиного яйца еще минуту назад, стремительно приобретает высшую ценность.
— Ипполитыч, тут Серега говорит, тебе письмо, — опершись о дверной косяк с самым хулиганским видом, сказал Растов. В обществе Ипполитыча он сразу молодел на десять лет и бремя ответственности, навалившееся на его командирские плечи с началом войны, казалось, легчало.
— От кого еще? — удивился егерь.
— А шут знает… Оно шифрованное. Может, от твоей подружки.
— Моих подружек, сынок, уже черви на погосте доедают, — не оценил комплимента Ипполитыч.
— Поглядите вот. — Субота протянул старику замусоленную бумажку.
Она была покрыта неровными столбцами цифр, написанными от руки всепогодным офицерским карандашом. Такой карандаш способен оставлять след даже под водой высокой солености. Даже на льду.
— «Два по сто и еще двести», — вслух прочел Ипполитыч. — Я, пожалуй, столько не выпью… Возраст уже.
— То есть вы не знаете ключа к этому шифру? — уточнил Растов.
— Да ни боже мой! — Ипполитыч зачем-то перекрестился. — Мы тут, когда с Усачевым голубиной перепиской баловались, так нормальным русским языком общались. Скажем, я ему: «Юрчик, востри лыжи ко мне! Ланка пошла и настойка созрела!» А он мне: «Не могу, у меня инспекция из Новогеоргиевска» или «Благоверная мозги проедает, чтоб к дочке съездил, разводом грозит». Зачем тут шифр? Кому я вообще нужен? Клоны вон — и те мной, таким хорошим, побрезговали.
Растов зачем-то кивнул, непонятно с чем соглашаясь.
С утра он традиционно соображал неважно. Но даже и в таком заторможенном режиме его мозги через минуту все-таки выдали правильное решение.
— Сережа, сбегай-ка за моим планшетом, — попросил он Суботу.
Через несколько минут, сидя с чашкой горького травяного чая в кресле, скрученном руками мастеровитого Ипполитыча из толстых местных лиан, он уже прикладывал к сканеру шифрованную записку.
К его великому удивлению, сканер распознал, а дешифровщик «расколол» содержимое голубиного письма. Притом в два счета.
«ГРУППУ ПЛЕННЫХ 30 ЧЕЛОВЕК ДЕРЖАТ ЧАННОМ ЦЕХУ ШЕЛКОФАБРИКИ. ЕСТЬ РАНЕНЫЕ: ЛЕЙТЕНАНТ ХЛЕБОВ, ДУГИН, БУЛЬБАШ.
ПОДПИСЬ: ИНЖЕНЕР-КАПИТАН ОБЕРУЧЕВ».
Растов нахмурил брови и поглядел вначале на Суботу, застывшего с улыбкой закоренелого двоечника, а затем на Ипполитыча, который остервенело нарезал лимоны к завтраку, словно те, брызгая во все стороны мутной своей кислотой, могли ответить на главный вопрос утра: в записке правда или нет?
То, что Хлебов во вчерашнем бою не погиб, а попал в плен, было вполне правдоподобно.
То, что шифровка составлена не кем-нибудь, а заместителем техслужбы космодрома «Новогеоргиевск-Военный» Оберучевым, тоже более-менее сходилось. Самый грамотный, память наверняка как у астропарсера, иначе до этой должности не дослужился бы…
Но что если все равно ловушка?
Клоны питают пристрастие к военным хитростям, Растов это помнил с первого курса академии. Клоны, знал он, могут потратить неоправданное, гигантские количество усилий на то, чтобы попытаться кого-нибудь обмануть. Заманить в капкан, в огневой мешок… Хотя куда эффективней те же усилия могли бы быть использованы для организации нормальной войсковой разведки и массированного поражения выявленных целей в местах сосредоточения.
Так ловушка или нет?
Ответить на этот вопрос Растов самостоятельно не мог. Не хватало данных.
Но, рассудил капитан, если данных не хватает у него, ими может располагать высшая командная инстанция. А потому он решил отправиться к своему непосредственному начальнику, комбату Уляничу — тот вместе со штабом должен был, согласно донесению Соснина, вскоре появиться поблизости.
— Правда это или неправда, насчет тридцати пленных на шелковой фабрике, разницы для нас нет, — отрезал майор Улянич.
— То есть как это?! — не понял Растов.
— А вот так, Костя. Допустим, на шелковой фабрике клоны действительно содержат наших пленных. Но что мы можем предпринять?
— Как это «что»?! — едва не задохнулся от возмущения Растов. — Глубокий разведпоиск! Силами, предположим, танкового взвода! Провести его в общем направлении на шоссе Новогеоргиевск — Шахты. Прикрываясь складками местности в районе Молибденового кряжа, взвод выйдет прямиком к фабрике и, истребив охрану, освободит пленных!
Улянич усмехнулся — одновременно тепло и снисходительно.
— Ну ты артист, Костя.
Растову показалось: майор с ним вот-вот согласится. Он горячо продолжил:
— Я сам поведу взвод! Мне никаких волшебств и чародейств не нужно! Дайте мне только от разведчиков ПТ-50 с экипажем сержанта Николаевского, а из тяжелой автороты — три колесных транспортера…
— Колесных транспортера? — Улянич заломил бровь цвета спелой ржи. — Ты что, собрался попутно двести тонн шелка с фабрики вывезти?
— К черту шелк! Я загоню свои танки на транспортеры. Поверху зашьем их маскировочными панелями. Подделаемся под пусковые установки клонских крылатых оперативно-тактических ракет «Фаджа». Я в этом деле разбираюсь, еще в академии на них специализировался. Сделаем все быстро, клоны ничего сообразить не успеют…
— Костя, — Улянич опустил взгляд и примолк. — Все это, конечно, очень привлекательно… И я в тебе не сомневаюсь… Но рисковать… Понимаешь, рисковать своим лучшим командиром и половиной наличного состава его роты я не имею права!
— Но ведь записка! Это же все не зря? — Растов положил на ладонь шифровку и развернул ее к Уляничу, словно та была чудотворной иконой, способной одним лишь своим иномирным видом переменить реальность к лучшему.
Но реальность в лице Улянича не переменилась.
— Костя, ты мне на жалость не дави и в авантюры меня не втягивай… Я и так на пределе. Не видишь, что ли, какая обстановка? У клонов — трехкратное преимущество по наземной технике… А в воздухе вообще — решающее превосходство. Единственное, что мы можем, — партизанить здесь, по джунглям. Это позволяет хоть на что-то надеяться. И именно таково решение комдива Святцева… А ты мне предлагаешь «Трех мушкетеров» каких-то с этой своей голубиной почтой! Атос, Портос и этот, как его…
— Арамис, — мрачно откликнулся Растов.
— Да, и Арамис.
Глава 3КОМДИВ СВЯТЦЕВ НАСТРОЕН СКЕПТИЧЕСКИ
Январь, 2622 г.
КП 4-й танковой дивизии
Планета Грозный, система Секунда
Однако Растов от своей идеи не отступился.
Через голову румяного и русого майора Улянича — хоть это было категорически не комильфо — он решил доложиться полковнику Святцеву.
Причем, поскольку местонахождение комдива было тайной за семью печатями, для того, чтобы разыскать его, он был вынужден совершить настоящий служебный проступок.
А именно — злоупотребить своими личными довоенными контактами с капитаном Сечиным.
Он был начальником связи их батальона. Он почти безвылазно обитал в командно-штабной машине К-20, заросшей гранеными сталагмитами антенн, и, несмотря на скромное звание, был в дивизионной иерархии Очень Важным Товарищем.