Оказалось — второе.
— Капрал Павир, — представился конкордианец. — Школьный учитель истории, город Севашта, планета Вэртрагна.
Но Растову, сжимающему в руках мерзкую глумливую листовку, все это было безынтересно. Его волновал один, лишь один вопрос.
— Кто такой Мастер Наг?
— Простите?
Растов сделал шаг и буквально ткнул носом Павира в листовку.
— Кто. Такой. Мастер. Наг, — повторил он.
— А! Знаю! Знаю! — Павир радостно закивал. Чувствовалось, что он больше всего боится чем-то не угодить страшному русскому танкисту. — Это танкист. Наш, благоверный… то есть, я хочу сказать, конкордианский. Большой геро… то есть знаток своего дела… Его полное имя — Нахогаран Льюис Тентакл.
— …Льюис Тентакл?
— Да-да, он откуда-то с Земли! Семь лет назад сам пришел к Благой Вере! Перебрался к нам! А имя Нахогаран взял в честь великого полководца Сасанидской Персии. Который в шестом веке по вашему летоисчислению нанес ряд тяжелых поражений ромейской армии…
— Он учитель истории, — словно бы извиняясь перед Растовым за эрудицию своего пленника, пояснил сержант Николаевский.
— Это я уже слышал, — отмахнулся Растов.
«Нахогаран… Родом с Земли… Какой-то, б…дь, Тентакл. Ну и бред!.. С другой стороны, нарочно такое не придумаешь. Так что придется поверить».
В любом случае продолжать допрос было некогда, срочно требовалось навести порядок в танковых войсках.
— Этого грузите вместе с нашими, — распорядился Растов, указав на Павира. — И, старлей, — он обернулся к Таничу, — не спускайте с него глаз.
— Можете на меня рассчитывать.
— Ну а что с листовками? — спросил Загорянин. — Их там полный кузов!
С этими словами комвзвода указал на маленький полутонный грузовичок, который столь разительно отличался от своих соседей по стоянке, огромных фургонов телевизионщиков.
— Сжечь, — отрезал Растов.
— Демаскируемся, однако.
— Разумно. Тогда… утопить.
— Где?
— Ну подыщи там чаны подходящие. В цехах. Должны же быть. Только быстро.
Тем временем из чанного цеха выходили самые сонные засони.
Последними показались две молодые девушки: высокая брюнетка с длинными, ниже ягодиц, распущенными волосами и коренастая пышечка с толстыми, как канаты, рыжими косами, которые она, по-видимому, не расплетала даже на ночь.
Одеты девушки были с простительной для времени суток небрежностью. На ногах у обеих болталась просторная обувь работниц горячего цеха, что-то вроде валенок.
— А где третья ваша подружка, красотка… кудрявая такая… Нина? — Приосанившись, спросил Танич у девушек, которые с трогательной подслеповатостью недоспавших жались друг к дружке.
— Так увез же ее ирод этот… как его… — брюнетка замялась.
— Кави-усан, — подсказала вторая, рыжая.
— Какой еще «усан»? — не понял Танич.
— Да заотар этот… блаженный… Кави-усан его зовут… Вначале два дня тут на фабрике за Нинкой нашей шпионил, проходу бедняжке не давал. Служебным своим, заотарским положением вовсю злоупотреблял! А потом предложение ей сделал. Замуж, значит, выходить. На третий-то день, это нормальный человек или что? — По уничижительной гримаске на лице рыжей было ясно, что она лично такого человека нормальным не считает. — А вечером, прямо перед отбоем, вообще учудил. Пришел в нашу каморку, силой уволок Нину и сказал, мол, нравится ей или нет, но она его женой станет, потому как они предназначены друг другу самим небом. Небом! Так и сказал! И что он повезет ее к священному огню, который в Молибденовых горах, и там, в передвижном храме, с нею… так сказать, обвенчается, или что у них там по религии.
— Прямо ночью обвенчается? — уточнил Танич не без цинизма.
— А кто их разберет? Может, ночью. А может, и на заре. Я по визору видела, они любят утром всякие церемонии затевать… По холодку.
Все это Растов слушал безучастно. Но все же слушал. Словно бы какая-то таинственная сила внутри него заставляла эти вещи в сознании складировать.
И вероятно, именно эта сила подтолкнула капитана задать девушкам вопрос.
— Погодите, барышни… А как фамилия этой вашей Нины?
— Фамилия? — Рыженькая поглядела на брюнетку, словно та обязана была знать точный ответ.
Брюнетка приложила два пальца к виску, в задумчивости опустила взгляд и наконец выдала:
— Чудная такая фамилия… Беленькая? Или Белочкина?
В душе Растова оборвалась струна.
— Белкина? Нина Белкина? — еле слышно спросил он, с трудом сохраняя самообладание.
— Ой, а вы ее знаете даже? — Рыженькая просияла с видом счастливой сплетницы, надолго обеспеченной «материалом». — Надо же, какие совпадения интересные!
Растов едва совладал с собой.
«Совпадения интересные… Да они не интересные, они жуткие! Ну почему из трех привлекательных незамужних девиц этот фигляр выбрал Нину?! Почему не эту егозу с рыжими косами и кошачьим носиком?! Почему не ее подругу? На что вообще ему сдалась замкнутая, холодная и злоязыкая военюрист Белкина?! Ведь она вряд ли стала бы с ним кокетничать и делать ему знаки! От Нины такого не дождешься… Уж мне-то известно!»
Но Растов сам знал ответы на свои риторические вопросы. Заотар выбрал Нину, потому что она лучшая из трех. А может, и не из трех. А из трех миллионов. Такую удобно любить. Легко.
Несмотря на ошеломляющую новость, приходилось признать, что помочь Нине он ничем не может…
Или все же может? Сможет «во благовремении», как писали в старинных романах?.. Ведь надежда умирает последней!
— Хотелось бы знать, — осторожно спросил Растов, еще сам не веря собственной дерзости, — где тот священный огонь, куда заотар Нину повез?
Старлей Танич, как оказалось, знал:
— Я, конечно, не Копенгаген насчет всяких огней. Но рядом с тем объектом, который мы охраняли, место одно было туристическое. Называлось оно Пещера Дракона… Там на поверхность выходит газ силан. Газ этот самовозгорается от контакта с атмосферным воздухом. Нашим на такие дива традиционно с прибором положить, разве что детей из средних школ туда возили, дескать, люби и знай родной край… А клоны вне зависимости от возраста балдеют. Как увидели — впали в пафос. Дескать, священный огонь! Земля порождает пламя! Прекрасный и величественный символ! Я думаю, туда-то заотар на своем храмовом тарантасе с Ниной и поперся…
— На каком еще тарантасе?
— Ну, он же заотар, — Танич зачем-то понизил голос, будто планировал сообщить нечто интимное. — У него есть персональный передвижной храм. Чтобы удобнее было окормлять духовно удаленные гарнизоны.
Растов кивнул. Дескать, «суду все ясно». Хотя ясно как раз ему было только одно: пора с шелковой фабрики уезжать. Быстро-быстро.
— Па-а-а машинам! — что было легких выкрикнул он.
Когда Растов оказался на своем командирском месте под успокоительными сводами брони, ледяные тиски, которые сжали его сердце при известии о похищении Нины этим душевнобольным заотаром, чуточку отпустили. И отчаяние уступило место жажде деятельности, жажде боя, жажде высшей справедливости.
— Внимание, здесь «сотый», — сказал капитан в рацию. — Николаевский! Ты с обоими грузовиками уходишь обратно. По шоссе больше не двигайтесь. Пересечете его — и дальше по грунтовкам. Полная светомаскировка, ИК-фары тоже не включайте, идите только по пассивным ноктовизорам. Уверен, рассвет встретите уже в лесу… И — ни пуха тебе ни пера!
— Здесь Николаевский, вас понял, выполняю, — немедленно отозвался сержант. — И к черту, товарищ капитан.
— Остальные вместе со мной атакуют «Инженерный замок». Атакуют немедленно.
Глава 7«ИНЖЕНЕРНЫЙ ЗАМОК» И ЕГО ИНЖЕНЕРЫ
Январь, 2622 г.
«Инженерный замок»
Планета Грозный, система Секунда
— Кстати, а почему эта хрень называется «Инженерный замок»? — полюбопытствовал обычно молчаливый Фомин. — У меня в детстве календарь был, голографический. «Виды Северной столицы» назывался. Там на месяце, кажется, апреле как раз Инженерный замок был. Ответственно заявляю: этот железный лес на него не похож. Вообще ничем!
— Его не за сходство назвали, — отмахнулся Растов. — Я у начштаба спрашивал, почему «Инженерный замок». Тот сказал: разведка назвала. Мол, инженеров как мух на говне. С перебором.
Теперь предстояло сделать то, ради чего полковник Святцев послал их сюда.
Как и было оговорено, они передали условный сигнал на КП дивизии тремя независимыми способами.
Во-первых, командир каждого танка отправил в эфир кодовую фразу: «ПРИСТУПАЕМ К ОБРЕЗКЕ САДА!»
Во-вторых, Растов, который для лучшего владения ситуацией сидел в командирской башенке, старомодно высунувшись из люка по пояс, как его далекий пращур на улицах освобожденной Праги, вскинул сигнальную ракетницу. В небе повисла гроздь несъедобных малиновых виноградин.
И наконец, «двести первый» — танк комзвода-2 — запустил из правого башенного контейнера зонд-ретранслятор, через который тоже ушло кодированное сообщение полковнику Святцеву.
Тотчас русские танки вышвырнули из-под гусениц комья земли и ринулись вперед, к быстросборной решетчатой ограде с колючей проволокой-концертино поверху.
В ослепительном свете боевых фар было видно, что там, за оградой, трава выгорела в ноль. Именно в ноль, а не так, как при случайном степном пожаре, когда остаются нетронутые островки. Точно все окрестности радара ПКО проутюжили раскаленным добела исполинским утюгом.
Чтобы не попасть под дружественный огонь, танки рывком остановились перед оградой, как и было предусмотрено планом.
Растов огляделся.
Глухую черноту над головой одна за другой прочертили лихие ракетные траектории.
Шесть оперативно-тактических ракет Р-30 были выпущены прямо из джунглей в специально подготовленные просветы между кронами. (Серьезной операции в районе высоты 74 было решено не проводить и гаубичные дивизионы не задействовать, но на ракеты Святцев все-таки расщедрился.)
Конечно, никто не рассчитывал всерьез, что удастся уничтожить шестеркой устаревших Р-30 превосходно прикрытый средствами ПКО «Инженерный замок». Но пока зенитные самоходки «Рату» и прочая машинерия будут работать по ста двадцати боевым блокам индивидуального наведения, сыплющимся из ночного неба злым звездопадом, танки Растова получат трехминутную и, хотелось верить, решающую фору.