Сводки с фронта приходили одна тревожнее другой, а приказа о выступлении все не было. В штаб корпуса стали приходить командиры рот, батальонов и даже полков, клали на стол рапорты с единственной просьбой — направить немедленно на Западный фронт. За плечами у многих — опыт боев на Хасане и Халхин-Голе. Что он мог сказать своим товарищам по оружию? Только одно: будет приказ — мы здесь не задержимся.
Чего скрывать, если и сам начальник штаба просился на фронт. Впоследствии А. Л. Гетман признавался: «Мы рвались на запад, туда, где шли бои. Мы верили, что советские войска остановят и разобьют врага. Однако враг по-прежнему продвигался вперед, хотя темпы его наступления значительно замедлились»[37].
Наступил август. Фронт с трудом сдерживал танковые группы Клейста, Гудериана, Гота и Гвинера, мощными клиньями они врезались в нашу наспех организованную оборону. Шли кровопролитные бои под Смоленском и Рославлем, у Ярцево и Вязьмы. Не лучшим образом складывалось положение на Украине. На северо-западном направлении войска генерал-фельдмаршала фон Лееба, разбив Лужскую оборонительную линию, устремились к Ленинграду.
Гитлер спешил закончить войну до «осеннего листопада». Собственно, он уже считал, что дело сделано, 4 июля 1941 года заявил: «Я все время стараюсь поставить себя в положение противника. Практически войну он уже проиграл»[38].
Ему вторил Франц Гальдер, начальник штаба сухопутных войск гитлеровской Германии: «…не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней, конечно, она еще не закончена. Огромная протяженность территории и упорное сопротивление противника, использующего все средства, будут сковывать наши силы в течение многих недель»[39].
Советские войска не только сковывали движение противника на Восток, но и давали ему достойный отпор. 5 сентября войска Резервного фронта нанесли удар по Ельне и освободили ее. Ельнинская группировка немцев потерпела серьезное поражение, и к 8 сентября ельнинский выступ был ликвидирован.
Но положение на фронте оставалось еще тревожным. Враг рвался к Москве. Чем ближе он подходил к столице, тем ожесточеннее росло сопротивление наших войск. На защиту Москвы с Дальнего Востока, из Западной Сибири и с Урала спешили на фронт новые соединения Красной Армии, которые потом с ходу вступали в бой.
10 августа 1941 года в городе Ворошилов-Уссурийский начала формироваться 112-я танковая дивизия. Формирование ее было поручено полковнику А. Л. Гетману. Командование Дальневосточного военного округа исходило из того, что Андрей Лаврентьевич уже имел боевой опыт, проявил себя на штабной и оперативной работе. В его послужном списке не раз отмечались эти его качества как военного человека.
Всего двенадцать дней понадобилось Гетману и его помощникам — начальнику штаба подполковнику М. Т. Леонову и начальнику политотдела батальонному комиссару В. М. Шалунову, чтобы сколотить крупное соединение — дивизию, которая имела в своем составе 212 танков типа Т-26, 618 автомашин, 22 орудия калибром 76 мм, 16 «сорокапяток» и 8 орудий калибром 30 мм. Личный состав — 6214 человек[40].
Переброска частей началась 21 октября 1941 года. Отправив семью в Барнаул, 23 октября Андрей Лаврентьевич вместе с последним эшелоном покинул Ворошилов-Уссурийский.
4 ноября эшелоны уже двигались по участку железной дороги Сызрань — Рязань. До Москвы оставалось 80 километров. По пути следования полковник Гетман получил предписание Автобронетанкового управления о разгрузке войск на станции Подольск. Познакомившись с ним, он заметил начальнику штаба М. Т. Леонову:
— Все у нас, Михаил Трофимович, идет вроде бы по плану. Через денек-другой будем на месте.
Никто тогда не гадал и не думал, что бой придется принимать прямо на колесах, не добравшись до места назначения. На исходе дня налетела фашистская авиация и подвергла бомбардировке эшелоны. Сразу же захлопали зенитки, десятки пулеметных очередей разрезали морозный ноябрьский воздух. Удару подверглись вагоны, в которых размещалось управление дивизии. К счастью, все обошлось благополучно, если не считать четырех раненых.
На следующий день последовала новая бомбардировка. На этот раз пострадал 112-й автотранспортный батальон. Это случилось на станции Подлипки. В результате вражеского налета были убиты два и ранены восемь человек. Убитых похоронили, раненых пришлось направить в военный госпиталь Рязани и Злобинскую больницу[41].
Наконец эшелоны прибыли на станцию Подольск. Разгрузившись, дивизия рассредоточилась на северной и западной окраинах города. На станцию прибыл офицер связи штаба Западного фронта и передал комдиву пакет. Вскрыв его, Гетман быстро пробежал глазами по листу. Это было предписание командования фронта. 6 ноября дивизия должна была совершить марш по Малоярославецкому шоссе и сосредоточиться в районе населенных пунктов Курилово, Киселево, Окулово, Остафьево, Песье, Иваново и оседлать таким образом Варшавское шоссе.
Всех — от командира до бойца — беспокоило положение на фронте. Сводки Совинформбюро сообщали, что враг подошел совсем близко к Москве и уже с 30 сентября ведет развернутое наступление на столицу. Геббельсовская пропаганда кричала на весь мир о том, что война на Востоке будет победоносно завершена еще до начала зимы. Гитлер по-прежнему хвастался: «Если не возьму к 7 ноября Москву — берите даром Берлин!»
Первые успехи военной кампании вскружили головы гитлеровским генералам. Они бросали в огненную мясорубку сотни тысяч своих солдат и офицеров. В конце сентября 2-я танковая армия, прорвав фронт, заняла Брянск, Орел, вышла на подступы Тулы. 2 октября немцы крупными силами развернули наступление севернее и южнее Смоленска. Вскоре они заняли Калинин, Можайск и ряд других городов Подмосковья. Началась величайшая битва, от результатов которой зависела не только судьба Москвы, но и дальнейший ход Великой Отечественной войны.
Защитники Москвы были полны решимости отстоять свой город. Теперь за него предстояло драться и 112-й танковой дивизии Гетмана. Как только штаб дивизии разместился в поселке Манушкино, на Москву были настроены все приемники. Весть о том, что 6 ноября на станции метро «Маяковская» состоялось торжественное заседание, посвященное 24-й годовщине Октябрьской революции, а 7 ноября прошел традиционный парад войск на Красной площади, облетела все части и подразделения. Возникали митинги, на которых танкисты заявляли, что будут сражаться с врагом, не щадя своей жизни.
Для комдива Гетмана было ясно, что дивизию бросят в бой в ближайшие дни, а может быть, и часы. Точной обстановки на фронте он не знал, не знал, что делается у соседей справа и слева. Генерал И. Г. Захаркин, командующий 49-й армией, в состав которой вошла 112-я танковая дивизия, пока никаких распоряжений не отдавал. Тоже, видимо, выжидал, пока прояснится обстановка.
Каждый день в район Тулы, Серпухова и Подольска прибывали новые воинские соединения. Здесь уже находилась 413-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора А. Д. Терешкова, также сформированная на Дальнем Востоке, 32-я танковая бригада, две кавалерийские дивизии. 5-я гвардейская и 60-я стрелковые дивизии уже приняли боевое крещение. Все говорило о том, что силы Западного фронта готовятся не только к обороне, но и к наступлению.
Мало-мальски прояснилась обстановка на фронте. Стало известно, что оборону дивизия будет держать в районе Серпухова и Подольска. Надо было устанавливать контакты со своими соседями, чтобы выяснить прочность обороны участка. Гетман признавал только личное знакомство с командирами, поэтому в первые же дни нанес «визиты» к пехотинцам и кавалеристам.
Дивизия втягивалась в бои постепенно, причем втягивалась не всем составом, а частями. Так, 11 ноября по приказу Военного совета Западного фронта комдив вынужден был направить в район села Богородское, что в 50 километрах от Серпухова, сначала один взвод танков, затем еще два. Им предстояло совместно с 848-м стрелковым полком отбросить противника из района Суходолы. 13 ноября уже три танковые роты поддерживали наступление 5-й гвардейской и 60-й стрелковых дивизий. Такую «стратегию» трудно было объяснить.
Ворчал и начальник штаба М. Т. Леонов, готовя очередной приказ об откомандировании новых подразделений в распоряжение командования стрелковых частей.
Андрей Лаврентьевич хорошо знал своего начальника штаба, учился с ним в академии механизации и моторизации. Вместе служили на Дальнем Востоке, вместе воевали с самураями. Михаилу Трофимовичу не терпелось ввязаться в серьезную драку, чтобы нанести фашистам значительный урон на участке фронта, который обороняла 112-я танковая дивизия.
Однако вскоре ситуация изменилась: дивизия была передана в состав конно-механизированной группы генерал-майора П. А. Белова. Сразу же почувствовалось, что затевается крупная наступательная операция. Об этом можно было судить хотя бы по тому, что в группу вошли 2-й кавалерийский корпус, 112-я танковая и 415-я стрелковая дивизии, две танковые бригады, полк гвардейских минометов и другие части[42].
С генералом Беловым Гетман никогда не встречался, услышал о нем лишь здесь, под Москвой: Павел Алексеевич — участник Гражданской войны, окончил Военную академию, был инспектором кавалерии Красной Армии. С самого начала войны командовал 2-м кавалерийским корпусом. С ним предстояло встретиться и обсудить планы участия дивизии в боевых действиях конно-механизированной группы.
Начинались тяжелые бои. Гитлеровское командование готовилось взять реванш за неудачи с первой попытки овладеть советской столицей. Объявив о втором «генеральном» наступлении, оно стянуло на московское направление крупные силы — 51 дивизию, в том числе 13 танковых и 8 моторизованных. Это все же меньше, чем в период сентябрьского и октябрьского наступления (75 дивизий). Вермахт к этому времени понес чувс