Аандред отвернулся, а Дроам раздраженно хмыкнул и стукнул по сенсорной панели.
– Ты был эффективен, Охотник, – сказал он. – Но сейчас меня интересует не это.
Дроам пробежался пальцами по сенсорам, узор замерцал, сдвинулся.
…теплый, сладкий аромат материнской груди. Обзор настолько золотисто-светел, настолько узок и расплывчат, что безошибочно принадлежит очень маленькому ребенку. Ласка материнской руки, мягкое бормотание, прикосновение солнечного света к новой коже. Гортанный смех…
Дроам попытался вновь.
…летняя ночь, насыщенная запахом моря. Темный берег, поодаль горят небольшие праздничные костры. Бег по белым дюнам, по пятам за ней гонится Мондо. Его руки, когда он поймал ее, такие твердые от работы с сетями, сейчас нежно прикасаются к ней. Его дыхание, пряное от вина и желания. Стук ее сердца, когда он уложил ее на свой изодранный плащ, жар, вспыхнувший, когда они соприкоснулись, кожа к коже, по всей длине тела…
У Аандреда не было сердца, которое могло бы встрепенуться, но он почувствовал натиск какого-то сильного непонятного чувства, рвущегося изнутри, отчаянно пытающегося освободиться. Он закрыл глаза, и сжав кулаки, дождался, пока неизвестное ощущение не ослабло. Дроам ничего не заметил. Прекрасный лик был искажен разочарованием.
– Бесполезно, безрезультатно… Я не захватываю ничего, кроме тангенциальной глубокой памяти. Ничего недавнего, кроме ее поимки; какая-то травма у нее мешает мне. Что с ней не так?
Аандред посмотрел на Дроама взглядом, полным усталого изумления.
– Что же это может быть? Вот загадка! Подождите, мне пришла в голову мысль – вероятно, глупая – а не может ли тут быть какая-нибудь связь с тем фактом, что я убил шестерых ее друзей час назад?
Дроам окинул его долгим, холодным взглядом.
– Ты опасно потакаешь своему чувству юмора, Охотник.
Недоумение испарилось, оставив лишь усталость: – Мои извинения.
– Но, в общем ты прав, – сказал Дроам. – Ей нужно время, чтобы восстановить свои способности. Я поручаю тебе приглядеть за ней. Очисти ее от паразитов, накорми, напои и проследи, чтобы ей не причинили вреда.
– Где мне содержать ее? Не лучше ли отдать ее на попечение одному из тех, кто опытен в гостевании? Гранат сама выражала такое желание. – Произнеся это, Аандред пожалел о своих словах, вспомнив лицо Гранат.
Но Дроам сам отверг его предложение:
– Держи ее на псарне; что, у тебя не найдется одного пустого загона? Что касается Гранат и других слуг – боюсь, они стали немного странными за эти годы бездействия. Когда мы снова откроемся, мне, по всей видимости, придется заменить их свежими воплощенными. Кроме того, Копательница – пленная, а не гость.
Тело Дроама застыло; свет погас в его восхитительных глазах. Аандред извлек потерявшую сознание женщину из кресла зонда. Голова у нее запрокинулась, руки безвольно повисли, а губы приобрели синеватый оттенок. Непонятно почему, но его охватил внезапный страх, что она мертва – иногда гости не выдерживали допроса Дроама. Он поднес ее поближе. Дыхание овевало его поврежденную щеку; он уловил пульс у основания ее горла. Успокоившись, Аандред вышел к ожидающим его собакам.
ПСАРНЯ ПРЕДСТАВЛЯЛА собой большой общий зал с индивидуальными загонами для собак вдоль одной длинной стены и входной дверью в маленькую, пустую квартирку Аандреда – с другой. Стены из необработанного гранита, без окон, но хорошо освещенные потолочными световыми трубками. В конце стоял вместительный ремонтный стол и комплект диагностического оборудования.
Он принес женщину в свое жилище и уложил в стенную нишу, в которой он лежал, бездействуя, в неактивное время, а затем запер собак в их загонах.
Аандред размышлял. Как ее искупать? В помещениях для персонала замка не было никаких удобств для людей; Аандред смыл пыль своей поездки под струей обогащенного смазкой растворителя. Он уже почти решил оставить ее такой, какая она есть, но инструкции Дроама были однозначными.
В конце концов он перенес ее на уровень, где когда-то содержались живые проститутки, предназначавшиеся для тех гостей, которым религия или предрассудки запрещали совокупляться с воплощенными замка. Шлюх уже четыреста лет как не было, а из кранов по-прежнему текли чистая вода и питательный бульон.
Он усадил ее на ложе из засаленного пластика и снял с нее кожаную одежду с бахромой. Аандред отметил, что кожа была мягкой, хорошо выделаной и делалась явно не примитивными людьми. Тем не менее, он брезгливо кинул ее в мусоропровод.
Когда она оказалась полностью обнаженной, он долго разглядывал ее, пока его любопытство не было удовлетворено. Как давно он не видел женщину из плоти и крови? Он не мог вспомнить. Она была высокой, с небольшой грудью и продолговатыми, мускулистыми бедрами. Конечно, ее тело было несовершенно; на одном боку виднелись старые белые шрамы, возможно, давно зажившие следы когтей какого-то дикого зверя. Ее бледная кожа была гладкой, и совсем не похожей на шелковистый блеск кожи воплощенных женщин, которые обслуживали замок. Синяки цвели тут и там, в тех местах, где Аандред хватал ее. Ее волосы… ее волосы, вероятно, были великолепны, хотя сейчас они представляли собой черную мешанину, скрывавшую черты ее лица. Он склонился над ней, раздвинул пряди волос в поисках паразитов и был несколько удивлен, не найдя ни одного.
Аандред помыл ее губкой с дезинфицирующим раствором, затем тщательно вытер. Странно, но ему не претила роль домашней прислуги, которую его вынудил исполнять Дроам. В прикосновении к плоти живой женщины была своя прелесть.
Закончив, он прошелся по квартире. Большая часть одежды в шкафу от его прикосновения распалась в вонючую пыль, за исключением комбинезона, сотканного из более прочной синтетики. Он забрал его. Он подошел к туалетному столику, выдвинул ящик. Слабый древний аромат все еще чудесным образом сохранялся на расческах и щетках. Повинуясь внезапному порыву, он взял расческу и сунул ее в карман комбинезона. Он поднял глаза; зеркало показало ему безумное черное лицо, красные горящие глаза и оскаленные зубы. Я урод, с горечью признал он.
Он отнес женщину обратно на псарню. По дороге она шевельнулась в его объятиях, и он понял, что она проснулась, но держала глаза закрытыми, а тело расслабленым.
Он уложил ее в загоне погибшей Церулеан, на коврик из искусственной травы: рядом он положил комбинезон. Церулеан была одной из его любимиц, пока однажды ночью она не упала в колодец и не повредила жизненно важные элементы своей схемы. Ее пустой корпус все еще лежал на рабочем столе в углу.
Аандред закрыл решетку, щелкнул замком. Он взял из шкафчика две кастрюли из нержавеющей стали и зашел в квартиру. Одну кастрюлю он наполнил водой, другую – густым бульоном.
Вернувшись к загону, он просунул кастрюли через решетку.
– Вот, – сказал он. – Пей, ешь. Тебе понадобятся силы.
Она лежала неподвижно, спиной к нему.
Он пожал плечами.
– Тогда делай, что хочешь. Никто не будет приставать к тебе здесь; какое-то время ты будешь в безопасности.
Он раскрыл предплечье и усыпил псов, чтобы они ее не пугали. Они замерли, их яркие глаза потухли, и Аандред ушел к себе.
Внутренний таймер Аандреда вывел его из того неопределенного состояния без сновидений, которое заменяло ему сон. Он отсоединил кабель подзарядки и выпрыгнул из ниши; его ноги лязгнули об пол. За дверью раздался визг, полный ужаса, а затем металлический скрежет.
Аандред быстро вышел из квартиры. Мерм, Король троллей, скрючился на корточках у решетки пленницы, и тыкал в нее вилкой для мяса на длинной рукоятке. Она забилась в дальний угол, там, где Мерм не мог дотянуться. Ее глаза были белы от ужаса.
– Так, – сказал Аандред. – Что здесь происходит?
Мерм посмел вторгнуться в его дом? Он сделал шаг к троллю, сжимая руки в кулаки.
Бугристое лицо Мерма поначалу было полно злобного удовольствия, но эта эмоция быстро исчезла, сменившись наигранной бравадой.
– Привет, Охотник, просто развлекаюсь. О твоей пленнице говорят во всем замке. Я должен был посмотреть; дверь псарни была открыта, и я решил, что ты не будешь против, если я составлю тебе компанию.
Отвращение переполнило Аандреда.
– Я когда-нибудь бывал с тобой в компании? Убирайся, и в будущем впредь я буду оставлять одну собаку включенной. Ты извлечешь из ситуации должный урок, если еще раз вломишься сюда.
Мерм медленно отошел от решетки, держа вилку для мяса как оружие. Его маленькие глазки заблестели.
– Дроаму не понравятся твои слова. Я – ценная собственность, причинив мне вред, ты испытаешь на себе гнев Дроама.
Аандред подрагивающим от гнева пальцем указал на выход. Бравада Мерма тут же испарилась, и тролль поспешил прочь. У двери Мерм бросил через плечо пылающий, ядовитый взгляд, который охватил Аандреда, собак и пленницу.
Аандред подошел к решетке, заглянул внутрь и посмотрел на пленницу. Она одела комбинезон и воспользовалась расческой. Ее волосы были очень красивы, густая шелковистая грива обрамляла лицо нестандартной красоты. Ее глаза, немигающе смотревшие на него, были огромными от страха, но Аандред видел, что они будут большими, и в менее опасных обстоятельствах. Ее скулы были немного более, чем нужно, заострены, подбородок крепким, рот широким.
Аандред увидел, что еда и вода остались нетронутыми.
– Ты не хочешь пить? Не голодна?
Ее глаза затуманились, и она отвела взгляд.
– А-а, – сказал Аандред. – Понимаю. Ты боишься яда или наркотиков. Я прав? Не беспокойся. Зонд эффективнее любого препарата, а если Дроам захочет тебя убить, у него есть для этого миллион способов.
Он был удивлен, когда она ответила; он уже начал думать, что она немая.
– А как насчет тебя, железная тварь? Ты искусный убийца, что ты и доказал прошлой ночью. Ты хочешь моей смерти? Сколькими способами ты можешь сделать это?
Она произнесла это с горечью, но тихим и мягким голосом, почти шепотом. Акцент ее речи был незнаком Аандреду.